Теодор Старджон - Когда любишь Страница 4

Кеог отворил дверь:

- Он в спальне.

- Кто? - тут врач увидел девушку, ее судорожно сплетенные руки, искаженное лицо - и все понял.

Это был высокий человек, седой, порывистый в движениях. Быстрыми шагами через холл и комнаты он направился прямиком в спальню и притворил за собой дверь. Обошлось без споров, просьб и отказов - доктор Рэтберн просто решительно и спокойно выпроводил их.

- Пойди прими ванну, - настойчиво повторил Кеог.

- Нет.

- Ну пошли, - он обхватил ее запястья и увлек за собой в ванную. В нише для душа он повернул кран. Брызнули струи воды, запахло яблоневым цветом.

- Давай, - он пошел к выходу.

Она не пошевелилась, только потирала запястье.

- Ну давай же, - опять сказал он. - Совсем немножко. Тебе станет лучше. - Он подождал. - Или ты хочешь, чтобы я сам тебя окунул? Честное слово, я сейчас возьмусь за тебя.

В ее ответном взгляде уже не было негодования - она поняла, что он хотел отвлечь ее. Шаловливая искорка блеснула в ее глазах, и тоном фабричной девчонки она произнесла:

- Только попробуй, и все живо узнают, что я не твоя дочка.

Но это стоило ей слишком большого усилия, и она расплакалась. Он вышел, мягко прикрыв за собой дверь.

Он ждал у спальни, когда Рэтберн вышел оттуда, оставив за дверью стоны и хрипы.

- Что с ним? - спросил Кеог.

- Минутку, - Рэтберн направился к телефону.

Кеог сказал:

- Я уже послал за Вебером.

Рэтберн застыл на месте.

- Ну-ну, - сказал он, - для дилетанта вы не плохой диагност. Интересно, есть ли хоть что-нибудь, чего вы не умеете?

- Не пойму, о чем вы, - раздраженно ответил Кеог.

- О, я думал, вы все поняли. Боюсь что это и в самом деле пациент Вебера. Как вы догадались?

Кеог пожал плечами:

- Я видел когда-то рабочего с фабрики, которого ударили в низ живота. Я знаю, что сейчас дело не в ударе. Но что же это тогда?

Рэтберн быстро оглянулся:

- Где она?

Кеог указал на ванную:

- Я отправил ее принять душ.

- Правильно, - одобрил врач. Он понизил голос. - Понимаете, я не могу судить без обследования и лабораторных...

- Что с ним? - требовательно спросил Кеог, негромко, но с такой силой, что Рэтберн отступил на шаг.

- Похоже на хориокарциному.

Кеог устало мотнул головой:

- И вы всерьез думаете, что я разобрался? Я этого и не выговорю. Что это за штука? Впрочем, что означает вторая часть, я понимаю.

- Одна из... - Рэтберн поперхнулся и снова начал: - Одна из самых злокачественных форм рака, - и еще тише добавил:

- Но такое я вижу нечасто.

- Насколько это серьезно?

Рэтберн развел руками.

- Что, все так плохо? Доктор сколько ему...

- Возможно, когда-нибудь мы сумеем... - Он замолчал на полуслове. Оба, не отрываясь, глядели друг другу в глаза.

- Сколько? Сколько ему осталось?

- Наверное, месяца полтора.

- Полтора?..

- Тс-с, - нервно шепнул Рэтберн.

- А Вебер...

- Конечно, никто не знает внутренние болезни лучше Вебера. Но вряд ли и он поможет. Знаете, как бывает: скажем, в ваш дом ударила молния и все до основания выгорело. Можно проанализировать руины и сводки погоды, и вы точно будете знать, что произошло. Возможно, когда-нибудь мы сумеем... снова повторил он, но так безнадежно, что Кеог, у которого плыла голова от ужаса, даже пожалел врача и бессознательно дотронулся до его рукава:

- Что вы намерены делать?

Рэтберн взглянул на закрытую дверь спальни.

- То же, что и сделал. Морфий.

Он пальцами изобразил укол.

- И все?

- В конце концов, я всего лишь терапевт. Посмотрим, что скажет Вебер.

Кеог понял, что выжал из врача все, что мог, в поисках хоть проблеска надежды. Он спросил:

- Кто-нибудь занимается этой болезнью? Может быть, есть что-то новое? Вы можете выяснить?

- Ну конечно, конечно. Но Вебер с ходу скажет вам больше, чем я выясню за целый год.

Скрипнула дверь. Девушка вышла из ванной, в длинном белом махровом халате. Лицо ее порозовело, но во взгляде не было жизни.

- Доктор Рэтберн...

- Он спит.

- Слава Богу. Значит...

- Болей сейчас нет.

- Но что с ним? Что с ним стряслось?

- Видите ли, я не хотел бы наверняка утверждать... Давайте подождем доктора Вебера. Он определит.

- Но...

- Он будет спать сутки.

- Можно мне?.. - робость и осторожность, настолько необычные для нее, удивили Кеога. - Можно мне взглянуть на него?

- Он крепко спит.

- Мне все равно... Я тихонечко... Я не дотронусь до него.

- Ладно, - сказал Рэтберн.

Она приоткрыла дверь и тихо скользнула в спальню.

- Она словно хочет убедиться, что он там, - заметил доктор.

- Так оно и есть, - проронил Кеог, знавший ее лучше всех.

Но вот что касается биографии Гая Гиббона, то ее и впрямь не найти. Ведь он не был ни известным лицом, ни наследником бесчисленных миллионов, ни прямым потомком великих предков.

Он происходил, как и большинство из нас, из средних (или верхне-средних, или верхне-нижне-средних, или нижне-верхне-средних) или еще каких-нибудь неразличимых, сливающихся друг с другом тоненьких прослоек общества - чем больше их изучают, тем больше запутываются. И вообще, он соприкасался с миром Уайков чуть больше двух месяцев. Естественно, что кое-какие дела (дата рождения, школьная характеристика), а также некоторые существенные подробности (профессия отца, девичья фамилия матери), и, наверняка, такие яркие события, как разводы или смерти в семье, было бы несложно отыскать; но найти биографию, настоящую биографию, которая не просто описывает, но и объясняет человека - вот это была бы дьявольски сложная задача.

Наука, надо сказать справедливости ради, способна на то, чего не сделает вся королевская рать, а именно: восстановить разбитое яйцо; конечно, при наличие времени и условий. Но не скрывается ли за этим другой смысл: при наличии денег? Ведь деньги могут быть не только средством, но и движущей силой.

Без сомнения, самым важным событием в жизни Гая Гиббона было первое соприкосновение с миром Уайков. Случилось это в ранней юности, когда они с Сэмми Стайном повадились "нарушать право собственности".

Сэмми был неизменным спутником во всех проделках Гая. В тот самый день Сэмми вел себя очень загадочно. Он настойчиво уговаривал Гая отправиться в однодневную вылазку, но упорно не говорил, куда. Сэмми был широкоплечий, добродушный, в меру уступчивый мальчик, чья тесная дружба с Гаем объяснялась их полной противоположностью. А из всех проделок им больше всего нравилось забираться в чужие поместья, и в этот раз Сэмми задумал очередное приключение. Эта забава появилась у них, когда им было лет одиннадцать-двенадцать. Жили они в большом городе, окруженном не новыми (не то что нынче), а старыми окрестностями. Там были большие, и даже огромные, поместья и усадьбы, и их самым большим удовольствием было проникнуть сквозь забор или перелезть через, стену, и, в восторге от собственной смелости, пробраться через поле и лес, лужайку и подъездную аллею, как краснокожие лазутчики в стране белых поселенцев. За это время они попадались дважды: один раз на них натравили собак - трех боксеров и трех мастиффов, которые определенно разорвали бы их в клочья, если бы не везение. Второй раз их застукала симпатичная маленькая старушка, обкормившая их до тошноты вареньем и старческой болтовней. Но во всей их эпопее эти неудачи служили лишь острой приправой, потому что их было всего две на добрую сотню успешных экспедиций - неплохой счет.