Фриц Лейбер - Клинки против смерти Страница 4

Так, нарушив свою клятву, Фафхрд и Серый Мышелов вернулись в город, который презирали, но куда страстно стремились. Забвения они там не обрели, призраки Ивриан и Вланы не нашли еще покоя, но, быть может, просто потому, что минуло уже немало времени, они меньше тревожили обоих героев. Ненависть тоже дремала в их душах, даже Гильдия Воров Ланхмара не так уж беспокоила их. Ланхмар казался им теперь не хуже любого другого мест Нихвона, и уж во всяком случае там было куда интереснее, чем в любых дальних краях. Так что они остались в городе, подыскав себе после долгих скитаний постоянное жилище.

II . Самоцветы в лесу

Был день Жабы месяца Ежа года Бегемота. Кончалось лето, жаркое солнце клонилось к закату над плодородной мрачной равниной Ланхмара. В бескрайних полях крестьяне, замерев на миг, поднимали к небу запыленные лица - наступала пора приниматься за иные, домашние хлопоты. Неторопливо щипавший стерню скот начинал поворачивать к дому. Потные купцы и лавочники медлили с закрытием, предвкушая прохладную ванну. Воры и астрологи дергались в беспокойном сне, смутно осознавая, что близится ночь -пора их трудов.

В самых южных пределах Ланхмара, в дне езды от деревни Сориив, там, где поля злаков уступали место ленивому колыханию кленовой и дубовой листвы, двое всадников не торопясь трусили по узкой пыльной дороге. Столь разную пару трудно было подобрать. На рослом была туника из небеленого полотна, туго перетянутая широченным кожаным поясом. Наброшенный на голову полотняный покров защищал его от солнечных лучей. На боку всадника висел длинный меч, рукоять которого увенчало золотое гранатовое яблоко. Над правым плечом из колчана торчали стрелы, а седельную сумку распирал видный до половины тисовый лук. Мощные удлиненные мускулы, белая кожа, бронза волос, лиственная зелень глаз - весь его располагающий, но неукротимый вид, все выдавало в нем уроженца краев более холодных, грубых и варварских, чем Ланхмар.

Если во внешности высокорослого всадника все выдавало варвара, облик меньшего из мужчин, а он был значительно ниже своего спутника, явно свидетельствовал, что это горожанин. У него была физиономия шута с ясными черными глазами, носом пуговкой и печальными бороздками у рта. Руки фокусника. Вся его кряжистая фигура являла крайнюю опытность в уличных поединках и кабацких ссорах. Он был облачен в серую шелковую одежду, мягко и свободно ниспадавшую ниже колен. Его тонкий меч, вложенный в крытые мышиными шкурками ножны, слегка изгибался к вершине. С пояса свисала праща и кисет с ядрами для нее.

Несмотря на внешнюю несхожесть, ясно было, что они друзья, что их связывают прочные узы тончайшего взаимопонимания, свитые из доброго юмора, меланхолии и не только из них. Низкорослый восседал на серой в яблоках кобыле, длинный - на гнедом мерине.

Они приблизились к концу узкого подъема; здесь, у спуска в следующую долину, дорога слегка поворачивала, сжатая с обеих сторон стенами зеленых ветвей. Было жарко, но не слишком. Жара наводила на мысль о сатирах и кентаврах, уютно посапывающих в укромных лесных уголках.

И тогда серая кобыла, оказавшаяся чуть впереди, заржала. Низкорослый натянул поводья, темные глаза его заметались - прежде вдоль одной стороны дороги, потом вдоль другой. Что-то скрипнуло, словно дерево терлось о дерево.

Не сговариваясь, оба всадника мигом пригнулись, прильнув к бокам своих коней. Под дрожащий звон тетивы, как бы легкое вступление к некоему лесному концерту, несколько стрел, сердито жужжа, пронзили воздух там, где только что были их головы. А потом кобыла и мерин развернулись и вихрем помчались по дороге, вздымая копытами громадные клубы пыли.

За спиной беглецов послышались крики, стало ясно, что следом отрядили погоню. В засаде их оказалось человек семь или восемь - приземистые, широкоплечие бандиты в кольчугах и стальных шлемах. Не успели кобыла и мерин удалиться на бросок камня, как из лесу вырвались конники: впереди оказался всадник на вороной лошади, а чуть поодаль за ним чернобородый воин.

Но и преследуемые не теряли времени даром. Рослый всадник приподнялся на стременах, вырвал из сумки тисовый лук, уперев в стремя, согнул его и правой рукой набросил на крюк петлю тетивы. Левая рука его скользнула вниз к рукояти лука, а правая привычно потянулась за плечо к стрелам. Направляя лошадь коленями, он приподнялся, повернулся в седле, и стрела с оперением их орлиных перьев сорвалась с тетивы. Тем временем его товарищ вложил медное ядро в пращу, дважды крутанул ее над головой, так что она загудела, и выпустил один конец.

Стрела и ядро одновременно достигли цели. Стрела пронзила плечо первого всадника, а ядро ударило в шлем второго - ездок покатился из седла. Кони вздыбились, погоня резко остановилась. Ну а вызвавшая этот переполох пара остановилась у поворота, внимательно наблюдая за дальнейшим.

- Клянусь Ежом, - злодейски ухмыльнулся невысокий, - теперь они дважды подумают, прежде чем снова приниматься за эту игру.

- Тупицы, - отозвался рослый, - суются, даже не научившись стрелять из седла. Говорю тебе, Серый Мышелов, только варвары умеют должным образом управляться с конем.

- Ну, добавь к ним еще и меня да пару-тройку общих знакомых, - ответил отзывавшийся на кошачью кличку Серый Мышелов, - Гляди-ка, Фафхрд, разбойники отступают, унося раненых, один поскакал впереди. Ха, я старался как раз для него: чернобородый мешком свисает с его седла. Знай он, за кем гонится, вряд ли так торопился бы в погоню.

Доля правды была в хвастовстве конника. Имена Серого Мышелова и северянина Фафхрда знали и в землях вокруг Ланхмара, да и в самом Ланхмаре. Склонность друзей к странным приключениям, таинственные появления и исчезновения, необычные шутки озадачивали многих.

Вдруг Фафхрд ослабил лук и посмотрел вперед.

- Это, должно быть, та самая долина, что мы ищем, - проговорил он. - Гляди, два холма, каждый с двуглавой вершиной, как и гласит документ. Давай-ка приглядимся получше, чтобы не ошибиться.

Серый Мышелов потянулся к объемистому кожаному кисету и извлек из него толстый лист пергамента, пятнами позеленевшего от древности. С трех сторон лист был истерт и порван, а с четвертой имел свежий срез. Пергамент был весь испещрен замысловатыми ланхмарскими иероглифами, нанесенными черными чернилами каракатицы. Но не темные письмена привлекали к себе внимание Мышелова, а красные строки скорописи на полях. Вот что он прочитал:

Пусть короли набивают свои сокровищницы до потолка, пусть трещат подвалы купцов от мешков с монетами, а глупцы пусть завидуют им. У меня сокровищ поболее. Алмаз величиной с человеческий череп. Дюжина рубинов размером с череп кошки. Семнадцать изумрудов величиной с череп крота. Кристаллы хрусталя и стержни орихалка. Пусть властелины копят самоцветы, пусть их королевы увешивают себя драгоценностями, пусть глупцы восхищаются подобной тщетою. Мое сокровище долговечнее. Для него я построил дом на дальнем юге, где в одном дне пути от деревни Сориив два лесистых сонных холма дремлют, как два верблюда.