Сергей Снегов - Тридцать два обличья профессора Крена Страница 4

– Поглядите на посетителя, Роуб, – приказал Мак-Клой. – Что вы открываете в его лице?

Роуб так жадно впился в меня, словно хотел сожрать живьём.

– Ничего сногсшибательного! Десять процентов невразумительного, сорок процентов инфантильности, остальное – нормальная тупость пополам с пижонством, понимаете, такая… Стандартное лицо. В последнее время за такие лица уже не арестовывают.

Мак-Клой шумно ликовал:

– Нет, каково, док? С одного взгляда понял, что вы гениальны. Слушайте, Роуб, вас нужно четвертовать.

– Стараюсь, шеф! – Роуб поклонился. – Вы преувеличиваете мои скромные способности, такая штука.

– Роуб, – запищал О’Брайен, – заготовьте проект соглашения о вступлении профессора Крена в совет директоров компании «Эдельвейс и братья». Он будет одним из братьев.

– Оговорить долю участия, джентльмены?

Мак-Клой и О’Брайен поспешно сказали одинаковыми голосами:

– Долю участия пока не оговаривайте!

Появившийся в дверях Гопкинс знаком приказал Роубу убираться. На сером лице Гопкинса подрагивало что-то отдалённо напоминающее улыбку, глаза посветлели. Он торжественно положил ноги на стол.

– Всё в порядке, ребята! Парни из Военного министерства страшно заинтересовались нашими живыми игрушками. В расходах рекомендуется не жаться и времени зря не терять. Теперь о сути. Ваши претензии, профессор, больше чем неисполнимы – они недопустимы. Наши окончательные условия: вы входите в компанию на правах некоторой части старика Эдельвейса и получаете…

…совершенной автоматики. Тысяча двести сорок чанов, каждый размером с трёхэтажный дом, обслуживаются одной кибернетической машиной. В чанах первичная зародышевая клеточка, произведённая Электронным Создателем, проходит все стадии эмбрионального роста, пока в конце химического конвейера белковое образование из нескольких молекул не превратится во взрослого живого человека. В последнем чане новосотворённый человек очищается от технологической грязи, посторонних белковых включений и заусениц, затем неторопливо двигается к выходу, бреется или завивается в парикмахерской и получает одежду, соответствующую классу технологической обработки. В одной из серий питательных чанов человекоподобное новообразование подвергается действию психических стимуляторов. Именно здесь наши искусственные люди приобретают все навыки, знания и стремления, необходимые для функционирования в обществе.

При полностью освоенном производственном процессе от записи генетической формулы до выхода из ворот завода искусственного парня с сигаретой во рту или кокетливой девушки с модной сумкой пройдёт не более пятнадцати часов. Завод спроектирован из расчёта, что в каждом чане находится не более одного изготавливаемого существа, то есть на производство одновременно тысячи двухсот сорока людей. Грубо говоря, мы рассчитываем вырабатывать около полумиллиона людей в год. Возможно, однако, запустить в чан сразу двух существ. Природа показывает нам пример, временами радуя родителей близнецами и тройняшками. Если чаны перевести на выработку близнецов, то производительность завода поднимется до миллиона человекоголов в год. Впрочем, я увлёкся. Это уже дело инженеров с политиками, а не учёного.

На Электронном Создателе я должен остановиться подробней. Он составляет суть изобретения. Сказать о нём, что это искусственный мозг неслыханной мощности – значит ничего о нём не сказать. Он, конечно, мозг, ибо может молниеносно разрешать задачи любой трудности. В этом свойстве он ещё не отличается от любой другой логической машины. Создатель – творец зародышевых клеток. На вводе он перерабатывает полученную информацию в генетическую формулу заданного существа, подбирает нужную комбинацию нуклеиновых кислот и спаивает их в микроскопическую живую клеточку, готовую для развития в чанах. Природа для создания новой жизни не придумала ничего лучшего, чем непосредственное воздействие одной родительской клетки на другую. Мой Электронный Создатель не нуждается в телесном слиянии с партнёром, не требует ласковых слов, страстных объяснений, нежных взглядов. Он ограничивается связью по радио. Всё совершается в полном молчании: пакет электромагнитных волн – готово, ваша генетическая формула воспроизведена, начинается копирование родителей. Да, копирование, а не делёжка свойств – от отца серые глаза, от матери остренький носик… Как часто отец, не находя ничего своего в ребёнке, гневно обвиняет жену в измене. От детей, произведённый Электронным Создателем, не отречётся ни один из отцов. Зеркало, самооживляющее появившееся в нём изображение, – вот что такое мой аппарат. И он будет копировать только лучшее: умниц и красавцев, гениев разума и доброты – вот его назначение! Люди, великолепные, как боги, – на меньшем я не помирюсь, нет!

Он возвышается надо мною. Он огромен, как небоскрёб. В его недрах клокочут миллионы киловатт – он в три раза мощнее всех остальных цехов завода, вместе взятых. Моя лаборатория лишь щёлка ввода в его электронное нутро. Высокая решётка справа от стола – замаскированный фильтр приёма. И когда посетитель садится в кресло, я незаметно нажимаю кнопку…

– …заболеете! Вам нужно перекусить перед сном. Вы вторые сутки почти не едите.

Я оттолкнул поднос с едой.

– Убирайтесь к дьяволу, Мартин! Я сегодня вкусно пообедал. Салат, кровавый бифштекс, сосиски… Великолепный обед! Вы мне мешаете, Мартин.

– Сосиски были вчера, а бифштекс вы ели на прошлой неделе, профессор. Вся ваша сегодняшняя еда – чёрный кофе из термоса.

– Ваше счастье, Мартин, что я вам не жена. Без кочерги в руках с вами невозможно разговаривать. Поставьте поднос на стол и исчезните.

Он примостил поднос на свободное от бумаг местечко и отошёл в сторону. Я грозно посмотрел на него.

– Вы оглохли, Мартин? Я сказал – исчезните!

– Будет исполнено. Вам нужно раньше освободить поднос.

Я понял, что споры с ним займут больше времени, чем еда. Этот человек упрям, как столб. Из двух зол я всегда выбираю меньшее. Если мне не удаётся сразу прогнать Мартина, я делаю то, на чём он настаивает. Я мог бы уволить Мартина за непослушание, но новые слуги вряд ли будут лучше. Мне со слугами не везёт. Те, до Мартина, тоже ни во что меня не ставили. У него к тому же есть неоценимые достоинства – он немолод, одинок, искренне считает меня научным гением и видит своё счастье в обережении меня от всего, что может помешать моей работе. Правда, дальше хозяйственных дел его забота не идёт.

– Пирожки необыкновенно сочные, а бутерброды выше всех похвал, – сказал я, заканчивая еду. – Я, кажется, и вправду проголодался. Теперь вы исполните мою просьбу, дорогой Мартин, и удалитесь?