Виктория Угрюмова - Путеводитель для гнома Страница 4

- Ты, Пфуффий, пропустил удивительное слышище, - сказал маленький мохнатый человечек в золотом пенсне и фетровой шляпке.

- Может, поздравствуемся, Парфеноний? - спросил гном, надуваясь торжественностью.

- Здравствовать тебе еще тыщу лет, - церемонно поклонилось существо, обозванное Парфенонием. - Представь даме, невежа.

- Знакомься, Лика, - широко повел Фуффи ручкой. - Это самый страшный зануда не только в вашем городе, но и на всей планете. Зато он же - самый надежный и верный друг, с которым мы пережили волнующие приключения, домовой Парфеноний!

- Имею честь увлекаться греческой стариной, - раскланялся домовичок.

- Почему именно греческой? - спросила я с огромным интересом.

- Случилось около двух сотен лет служить храмовым домовым в обиталище совоокой Афины, - пояснил мохнатик. - Меня тогда звали как-то иначе, но теперь я и сам не помню, как. С гордостью ношу новое имя Парфеноний...

- Пошел излагать, - сказал Аскольд. - Не остановишь. Но яичницу делает знатнейшую, особенно, если с ветчиной.

- Яичница - это дело, - радостно согласился китоврас. Пока мы беседовали с домовым, он целовался со своей ведьмой; она моментально подобрела и смотрела на него счастливыми, молодыми глазами.

- Онисимушка, поедем, я тебе завтрак приготовлю, - пропела, тая от нахлынувших чувств.

- Повременим, радость моя. Скоро рассвет, полюбуемся еще городом...

Я осмотрелась по сторонам.

- Но ведь этого все равно не может быть? - кажется голос мой звучал жалобно и даже просительно: рассудок отчаянно сопротивлялся органам чувств, пытаясь убедить их в том, что им грезится.

- Понедельник, - охотно разъяснил Пфуффий, - тринадцатое число. Мы находимся под тринадцатым созвездием загадочного Змееносца; к тому же повстречались на его территории. Отчего же не может?

Гном говорил абсолютную правду - Владимирская горка находится в знаке Змееносца, тринадцатом и исключительном. Вот и не верь после этого в чудеса...

Даже петуха они где-то умудрились раздобыть; для порядка - как пояснили мне педантичные варяги. Это было тем более удивительно, что их я всегда представляла волосатыми разгильдяями, но действительность оказалась иной. Какой-то из призраков смылся незаметно на время, и вернулся с ослепительно-белым петухом, замотанным в клочья предутреннего тумана, как в авоську. Птица вертела головой с любопытством, но без малейших признаков тревоги.

- Привычный он, - пояснил Аскольд, - мы его часто заимствуем на пирушки там, юбилеи всякие; чтобы не прозевать урочный час.

Петух поглядел мне прямо в глаза и кивнул утвердительно...

- Ну, - молвил Пфуффий, - хорошая вышла поездка. Я постараюсь еще наведаться, ты жди, Лика; только обязательно жди и не считай меня видением. И путеводитель пиши, очень тебя прошу.

Мы крепко обнялись, для чего мне пришлось поднять гнома на руки. Я чмокнула его в курносый нос, и Фуффи заалел щеками.

Аскольд приглашал на могилу - в гости. Я оставила адрес и телефон, понимая, что какие-то границы безумия уже перешагнула.

Варяги щедро одарили безделушками, лихо отрывая их от своих призрачных одеяний. Любопытно, что бронзовые и серебряные колечки и серьги становились осязаемыми, как только переходили в мои руки.

Китоврас преподнес подкову на счастье, а ведьма шепнула на ухо, что попозже сама меня сыщет. Я на всякий случай произнесла формулу приглашения.

Домовой о чем-то долго переговаривался с Пфуффием, затем быстро распрощался со всеми и, сославшись на безмерную занятость, исчез. На меня он почти не обратил внимания, откланявшись напоследок, и я вдруг отметила, что мне это не безразлично; и даже, напротив, обидно. Ничего никому говорить не стала. Однако в груди моментально образовалась крохотная такая пустота; даже не пустота - так себе, пустотка. Просто трудно в одну ночь обрести и снова потерять настоящего, взаправдашнего домового.

Неотвратимо приближался рассвет, отнимая у меня вымечтанную, выстраданную сказку, не успела я в нее поверить.

Печалиться было неприлично. Все целовались и обнимались до упаду; гном от меня более не отходил и на самом-самом последнем этапе прощания вручил мне бутыль из-под мальвазии. С окончанием волшебной ночи она утратила свои небывалые свойства и обратилась пустой бутылкой, но и так оставалась редкостью - темного, густого зеленого цвета, пропыленная, испещренная незнакомыми рунами (Господи! Будто руны бывают мне знакомы). Я бережно засунула ее во внутренний карман куртки.

Пфуффий запер свой чемоданчик, звонко защелкнув замочки; помахал мне рукой. Я стояла, опираясь на широкую спину китовраса, а позади нас, на помеле, висела в воздухе китоврасья возлюбленная.

И тут заорал петух.

Заорал, сказала бы я, немузыкально. Но зато по существу и конкретно. Так что все сразу закончилось - и гном, и призраки, и кентавр. Зато образовался рассеянный утренний свет, молодой милиционер, осуждающе на меня глядящий из-под козырька холодной не по сезону фуражки; да независимый петух, который бодро шагал вверх по улице.

Позади что-то зашаркало и заскребло асфальт. Я обернулась на звук. Китоврасья ведьма в сером зипунчике отчаянно подметала улицу своим заговоренным помелом. Лицо ее было свирепо, углы рта опущены, поза называлась "Не подходи - убью". Я разглядывала ее несколько секунд, и тут она подняла голову и озорно мне подмигнула:

- Ступай домой! Навещу на днях!

Я медленно закрыла оба глаза и так же медленно их открыла. Это обозначало полную солидарность, а заодно давало мне возможность убедиться, что я не грежу.

Город стал проявлять первые признаки жизни: зашумел транспорт, заголосили полусонные птицы, погасли фонари, и, как альтернатива, зажглись окна в домах. В моей квартире тоже было светло, и это привело меня в состояние усталого негодования: я с ног валюсь, хочу спать, а тут грабители шастают в моем собственном обиталище. Варягов на них нет... Взяв, как дубинку, увесистую бутылку из-под мальвазии, я решительно распахнула двери. Сейчас я им расскажу все, что знаю про Кузькину... Стоп! Из кухни ошеломительно потянуло аппетитными запахами - похоже, яичница с ветчиной. Ветчины в моем холодильнике месяца два как не водилось. И все эти детали наводили меня на одну невероятную догадку. Я не успела ее сформулировать, я не успела даже поверить сама себе.

Из кухни вышел мохнатый, круглоухий Парфеноний в голубом фартуке в мелкий цветочек, с большим ножом в одной лапке и пачкой масла - в другой. Золотое пенсне его внушительно поблескивало.

- Значит так, Гликерья, - сказал он весомо. - Садись завтракать; а за завтраком усваивай вместе с витаминами одну простую истину: это ты в последний раз без присмотра шаталась ночью в компании с гномом...