Александр Бушков - Кошка в светлой комнате (сборник) Страница 40

Третьим приказом всему летному, научно-техническому и инженерному составу Поселка в целях, морального оздоровления предписывалось трижды в неделю посещать кинотеатр, четырежды в неделю – новооткрытый магазин «Молоко», а также прочитать брошюры профессора В.Б. Пастраго «О вреде пьянства» и «О вреде безалаберных половых отношений». Каковые брошюры каждый обязан получить у Балабашкина под расписку. Кроме того, сообщалось, что вечером в Поселок прибудет для прочтения лекции сам профессор В.Б. Пастраго. И в заключение строго запрещалось после употребления алкогольных напитков обижать поселковых животных, красть из лабораторий и террариумов подопытных животных, летать на самолетах за пивом на «материк» и пугать пистолетом предместкома Тютюнина. Нарушителям вышеизложенных запретов грозил широкий ассортимент кар – лишение месячной премии, временное лишение орденов, неделя с метелкой и назначение на полгода грузчиком в магазин «Молоко».

Повсюду толпились кучки аборигенов, обсуждавших за бутылкой третий приказ. Балабашкин уже выписывал по площади синусоиды и щедро раздавал брошюры профессора В.Б. Пастраго, которые возил за ним на тележке грузчик в драном и мятом смокинге. Прошел слух, что в новооткрытом магазине «Молоко» стоят за прилавком пятеро молоденьких продавщиц, только что прибывших с «материка», и все ринулись покупать простоквашу.

– Ну и как настроение?

Панарин обернулся – рядом возвышался Адамян Гамлет Багратионович, больше, чем когда-либо напоминавший сейчас унылого слона.

– Настроение – как всегда.

– Мальчик, и тем не менее у меня впечатление, будто ты в последнее время сдал…

– Это трудно объяснить, – сказал Панарин. – И началось это не вчера. Правда, вчера я говорил с Шалыганом…

– Понятно. И ты думаешь, что ты первый, кого он смутил рассуждениями о ложах и верблюдах? А ты способен бросить штурвал и пересесть на верблюда? Ну-ка, представь, ярко, объемно, в цвете!

Панарин отрицательно мотнул головой.

– То-то, – сказал Адамян, генерал-полковник аэрологии, славный альбатрос в прошлом. – Где-то сейчас сидят за партами те, кто, быть может, проплывет по Реке. Только к нам это не имеет никакого отношения. Узкая специализация – девиз наших гербов, бремя наших горбов… Мы навсегда прикованы к штурвалу, для нас всегда будут только самолеты.

Они помолчали. Динамики Главной Диспетчерской выплескивали рев пьяного дуэта:

Тихо лаяли собакив затухающую даль.Я явился к вам во фраке,элегантный, как рояль…

– Менестрели… – поморщился Тарантул. – Тим, все полеты на сегодня отменены. Пойдешь только ты. Звеном. По маршруту бонеровской «семерки». Нужно посмотреть, что там…

– Людей подбираю сам?

– А когда это я вмешивался в твои дела?

Адамян ткнул его кулаком в плечо, неуклюже повернулся и по шел к зданию дирекции, оплывший старый фанатик аэрологии, сумевший одиннадцать лет назад дотянуть до полосы то, что осталось от самолета да еще ухитрившийся эти лохмотья посадить. С тех пор – в воздух даже пассажиром нельзя…

К Панарину валила толпа пилотов. Они мимоходом распихивали по урнам бутылки со сметаной, галдели и чертили ладонями в воздухе нечто напоминающее то ли фигуры высшего пилотажа, то ли женские формы.

– Адмирал! – заорал Леня, истово салютуя Панарину молочной бутылкой. – Честь имею доложить: новоприбывшее женское пополнение путем визуально-дистанционного осмотра и психологического экспресс-анализа признано ласковым и сговорчивым. Несомненно слабы на передок-с!

– Вольно, – сказал Панарин. – Господа Альбатросы, диспозиция следующая: идем в Вундерланд по тропе «семерки». Веду я. Со мной Сенечка на своем драндулете и Леня со Стрижом на «Сапсане». Шагом марш!

Кто-то громко присвистнул, но ему тут же нахлобучили фуражку на нос.

– Может быть, когда-нибудь пойму, что заставляет вас идти на риск сломать свои элегантные шеи.

– Когда поймете, скажете нам. Для нас самих это тайна.

Видимость оказалась идеальная, какую и сулили метеосводки. Панарин тысячу раз проникал сюда, но всегда это было как первая сигарета, первая женщина, первый синяк под глазом, первый орден. Потому что Вундерланд – это Вундерланд, аминь, господа альбатросы…

А меж тем внизу не наблюдалось ровным счетом ничего чудесного. Внизу была Река, широкая и спокойная, были желтые песчаные отмели, кое-где пересеченные полосами гальки. И пышный березовый лесок. И буро-зеленые, не знавшие плуга поля.

– Между прочим, – сказал Сенечка Босый. – Я тут пролетал позавчера, и не было здесь никакой рощи. Солончак красовался самого паскудного облика.

– Ты когда перестанешь удивляться?

– Да сам знаю, и все равно…

– Разговорчики, – сказал Панарин.

– «Омутки» пошли, альмиранте.

– Ага. Фиксирую.

– Вниз, на третий коридор.

– Есть третий коридор.

Стайка небольших овальных водоворотиков плыла против течения навстречу самолетам. Их видели тысячу раз и давно знали, что никаких живых существ там нет. Просто водоворотики, плывущие против течения…

– «Сапсан», съемка.

– Есть.

– Болометр в дело.

– Есть. Расхождений с прежними данными не вижу.

– А вот кавитация какая-то странная. Я таких пузыриков никогда прежде не видел.

– Я тоже. Новенькое что-то. Альмиранте, ваши указания?

– Сенечка, пошел, – сказал Панарин. – Анализ всеми бортовыми средствами, на вертикалках зонды вниз.

– Есть.

Сенечкин «Мерлин», заваливаясь на крыло, скользнул влево и вниз, замер винт – Сенечка врубил сопла вертикальной тяги, завис над «омутком», и вниз брызнули тонкие струйки дыма – пошли зонды.

– Пишет, сучья лапа. Интересные кривульки.

– Точнее.

– Эффект Мейсена. Похоже, Кардовский со своим ирландцем были-таки правы…

– Довольно, – сказал Панарин. – Изменение цвета воды мне не нравится… Сеня, вверх!

Вода взвихрилась, и пяток смерчиков рванулись к самолету, но «Мерлин» метнулся вверх быстрее, и синие прозрачные щупальца опали, вновь стали спокойной водой.

– Назад, – сказал Панарин. – В прежнем ордере. Не расслабляться, быть предельно внимательными.

– Ну кого ты учишь, бугор? Не девочки ведь. «Знаю», – подумал Панарин, и тем не менее назойливо всплывают в памяти имена тех, кто позволил себе расслабиться, когда заворожила магия прекрасных слов «обратный путь». Все они – под пропеллерами, и большинство из них лежат там в виде символических урн, не содержащих и одной подлинной молекулы усопшего…

– Внимание, альмиранте, – сказал летевший слева Сенечка. – Заметил слева от меня что-то новое. Когда мы шли вглубь, этого не было.