Владимир Губарев - Гея: Альманах научной фантастики Страница 40

— Пить надо меньше! — ревниво звучал над вересковыми пустошами голос Агафона Мальцева.

— Начальник! — в отчаянье взывал ко мне Верп. — Ты нас слышишь, начальник?

— А ему не надо слышать тебя, — ревниво бухтел Агафон. — Ему не надо слышать тебя. Он начальник.

Усилием воли я вновь замыкался на собственных мыслях, но голос Сказкина звенел, как механическая пила, голос Верпа Ивановича срывал меня с плоскогорий, бросая в мутные и душные будни.

— Я не козел! — ревел Верп Иванович. — Я на балкере «Азов» сто стран прошел. Я, Агафон, океан знаю с таких вот!

Немножко Верп привирал, но с океаном, точнее, с первым и не очень точным о нем представлением, а еще точнее, с самыми первыми и не очень внятными его представителями маленький Верп Сказкин впервые столкнулся сразу после окончания средней школы, когда из родного села Бубенчиково его вместе с другими корешами-призывниками доставили на грузовике прямо в районный центр.

Гигантский полотняный купол, парусом запрудивший площадь, поразил юного Верпа в самое сердце. И совсем доконал его белый транспарант с алыми буквами:

Цирк

Русалки

Это было как перст судьбы.

С младенческих лет, подогреваемый рассказами деда Евсея, прошедшего однажды под парусом через большое озеро Синюки, юный Верп Сказкин грезил о море.

Море, считал юный Верп, окружено дикими камышами, как Нюшкины болота, что начинаются сразу за их сугубо континентальным Бубенчиковым. В море, считал юный Верп, впадают разные реки, и каждая из них раз в десять шире и глубже родной речки Чушкиной, что режет на два отдельных луга знаменитые на все село Потаповы лужки. А в камышах вокруг моря, считал юный Верп, живут не кряквы и кулички, а несказанные в своей дикости и жестокости существа, как-то: русалки, морские змеи, киты и спруты. Вот почему, увидев цирк, юный Верп, не колеблясь, приобрел входной билет.

На арене, увидел он, стоял гигантский стеклянный аквариум. В аквариуме, хорошо различимые, призывно изгибаясь, ходили в приповерхностном танце самые настоящие русалки, с виду совсем как бубенчиковские девки, только с хвостами вместо ног и с яркими лентами вместо лифчиков. Последнее юного Верпа несколько смутило, но все смотрели, и он тоже стал смотреть.

А потом он поднял взор.

Там, вверху, тоже было интересно.

Веселый клоун в дурацких, как у Верпа, штанах уезжал под самый купол в железной клетке, прутья которой были толсто обмотаны паклей, обильно смоченной в бензине. Этот умник, конечно, решил там покурить, он вытащил из кармана расшитый кисет, кремень и стальное кресало. Верп, не раз бывавший в районной МТС, хорошо знал свойства горючих веществ, а потому робко оглянулся на соседа — дородного седого мужчину в светлом коверкотовом костюме. Сосед добродушно улыбнулся, дал Верпу конфету и даже полуобнял: дескать, не тушуйся, сморчок, здесь дело знают! И в этот момент клетка вспыхнула. Клоун с веселым криком бросился к дверце, а дородный сосед юного Верпа, задыхаясь от смеха, пояснил: «Ишь! Он к русалкам хочет!»

Юный Верп тоже смеялся, но почему-то ему было страшно. Там, наверху, дверцу, похоже, заело, и клоуну хотелось не к русалкам, а просто из клетки. Но все в зале смеялись, и Верп тоже смеялся. Он вовсе не хотел прослыть простачком из Бубенчиково.

Утверждая себя, юный Верп продолжал смеяться и тогда, когда все в зале умолкли. Заело не только дверцу, заело и трос, на котором поднимали клетку. Теперь смех юного Верпа звучал неуместно, и дородный его сосед, не оборачиваясь, пухлой ладонью зажал Верпу рот. Оказавшийся на арене пожарник с маху ударил топором по тросу. Объятая огнем клетка рухнула наконец в аквариум. Русалок вместе с водой выплеснуло в зал. Одна упала рядом с дородным соседом, и юный Верп успел разглядеть, что хвост у нее был пристегнут.

Убедившись, что отчаянный клоун не сгорел и не утонул, зал разразился восторженным ревом, но Верп больше не смеялся. Юный Верп Сказкин раз и навсегда понял, что море — его судьба. Настоящее море — без фальши, без русалок с пристяжными хвостами. Пусть горят корабли, пусть взрываются толстые, как колбасы, танкеры, он, Верп Сказкин, выйдет сухим из любой беды. Ему было хорошо мечтать. Ведь тогда он еще только мог быть будущим боцманом балкера «Азов», будущим матросом портового буксира типа «Жук», будущим плотником «Горремстроя», будущим конюхом и так далее, и так далее…

— Рыба! Большая рыба! — орал рядом Сказкин. — У меня, Агафон, глаза, как перископы, я в любом бассейне отыщу корчму.

Я эту рыбу, как тебя, видел. В гробу и в полукабельтове. Три горба и шея как гармошка.

— А фонтанчики? — хитро щурился Агафон.

— Никаких фонтанчиков! Это тебе не цирк. А вот горбы, они были.

— Это, Верп, гложет тебя болезнь.

— Вышла моя болезнь! — ревел Сказкин. — С потом трудовым вышла!

— Ну, тогда осложнения, — догадался Мальцев. — Болезнь, видишь, вышла, а осложнения налицо.

— Осложнения! — взорвался Верп. — А корову, мой Агафон, осложнения слопали?

Не желая участвовать в бессмысленном споре (мало ли что могло пригрезиться Сказкину), я уходил на берег залива.

Над темной громадой вулкана Атсонупури зависал серебряный хвост совсем небольшой Медведицы. В молчании, в легкой дымке, в курчавящихся валах впрямь мнилось что-то загадочное. Вдали, где туман почти касался воды, что-то тяжело всплескивало. Касатка? Дельфин? Вон вроде скользнул плавник. А вон другой, третий. При желании их можно было принять и за горбы рыбы.

«Поссорятся мужики, — подумал я. — Надо их развести на время».

Вдали возвышался неровный гребень кальдеры. Вот и свожу туда Сказкина, решил я. Так я и объявил:

— Хватит баклуши бить. Завтра, Сказкин, заглянем с тобой прямо в Львиную Пасть.

— О господи, начальник! — задохнулся Сказкин. — Где ж это ты льва отыщешь?

Я ткнул пальцем в дальний гребень кальдеры:

— Видишь? Туда и полезем.

— Это же в гору.

— Дело есть дело, — отрезал я. А завистливый Агафон вздохнул:

— Пруха тебе идет, Верп. Я вот, считай, полжизни прожил под этой горой, а ведь умру и не узнаю, что там за ней такое лежит.

— «Пруха»… — презрительно фыркнул Верп. И я ему посочувствовал.

В самом деле, будь у Верпа Ивановича характер помягче, он бы и сейчас топтал своим балкером все моря Мирового океана. Но случилось так: однажды после очень долгого, чуть ли не двухгодичного отсутствия явился Сказкин в родное Бубенчиково. Решительный явился, прямой. Все, сказал Елене Ивановне, причаливаю! Но Елена Ивановна, ставшая за это время Глушковой, ответствовала: «Да уж нет. Ты плыви дальше, Верпик. А я уж давно причалила к нашему участковому».