Михаил Водопьянов - Мечта пилота Страница 40

– Пройдите землю до конца. Непрестанно фотографируйте. Не прекращайте разговора.

Двадцать минут шла тяжёлая машина над неизвестным островом. И в эти двадцать минут были поставлены на голову все существовавшие до тех пор теории, касающиеся Арктики. Зато на незыблемый фундамент стала наиболее смелая гипотеза Беляйкина – Бесфамильного. "Остров дрейфов" из категории предположений перешёл в категорию неопровержимых фактов. Он твёрдо занял принадлежащее ему место на географической карте, – место, где до сих пор властвовало невыразительное белое пятно.

Под самолётом живые очертания земли сменились надоевшими нагромождениями мёртвых льдов. С чувством сожаления Бесфамильный изменил курс. Самолёт пошёл на юго-юго-восток, на базу Иванова.

"Какое счастье, какое неожиданное счастье! Как в сказке – все до одной мечты сбылись. Но почему же эту землю не видел Амундсен?" размышлял Бесфамильный, забывая, что исследователь Арктики летел значительно западнее.

Сбросив с себя лирическое настроение, навеянное открытием "Земли дрейфов", Бесфамильный вспомнил о Шевченко и приказал ему взять бензин. Операция заправки "ястребка" горючим в воздухе была тщательно разработана ещё на земле. И теперь, как и следовало ожидать, она кончилась блестяще и как раз своевременно: на горизонте показались чёрные клубы дыма.

– Приближаемся к базе Иванова, – сообщил Бесфамильный начальнику экспедиции.

– Если хватит бензина, то не делайте посадки.

– Бензин ещё останется.

Через два часа, подняв фонтаны брызг, самолёты Бесфамильного опустились в бухте Тихой. Снег таял. С ледников со звоном падали льдины. На льду стояли лужи. Голубое бездонное небо Арктики отражалось в них.

В бухте звено встретили весёлая весна и сумрачные люди. Всех мучила неизвестность, мучило беспокойство за группу Блинова.

НА РОДИНУ!

Проводив глазами самолёты Бесфамильного, Иванов облегчённо вздохнул.

– Наконец-то! – радостно сказал он Фунтову. – Дело налаживается. Что нового сообщает наш Робинзон?

– Молчит! Вероятно, потеря аэродрома его вконец расстроила.

Иванов и его товарищи были слишком уверены в благополучном исходе перехода "блиновцев", чтобы серьёзно волноваться за их судьбу. Проведённые на льдине почти полтора месяца настолько притупили остро ощущаемое каждым живым существом чувство опасности, что они приобрели редкую способность относиться слегка иронически к самому безвыходному положению. Тревога Блинова им всегда казалась несколько преувеличенной, и они с удовольствием иронизировали на его счёт. Но на этот раз слова радиста покоробили Иванова. Несколько часов подряд занятый обслуживанием перелёта Бесфамильного, он не отвечал на позывные Блинова, надеясь, что "маленькое расстояние не подведёт". И теперь сообщение Фунтова обескуражило его.

– Бросьте шутки, – заметил начальник базы. – Сделайте всё, чтобы немедленно восстановить связь.

Радиста удивил непривычный тон начальника, но он ничего не ответил, переключив всё внимание на работу. Его попытки были тщетны – Блинов не отвечал. Фунтов уже стал сомневаться, в порядке ли его рация, когда в рубку зашёл метеоролог Вишневский.

– С Блиновым связи нет? – спросил он. – Ну, я так и думал. По всей видимости, у него шторм.

– Вы думаете?

– Не думаю, а уверен. Я специально пришёл сюда, чтобы проверить свой прогноз.

Слышавший этот разговор Иванов забеспокоился ещё больше. Он знал, что Аня вместе с Викторовым направилась на поиски нового аэродрома и теперь, вероятно, находится в тяжёлом положении. При одной мысли об этом лётчика бросило в холодный пот.

– Сделайте всё, Фунтов, – ещё раз подтвердил он своё распоряжение, – но связь обеспечьте. Теперь это ваша единственная обязанность.

– Есть…

Тоскливо тянулись часы. Беспокойство начальника быстро передалось экипажу. Бросив свою работу, люди собрались в кабине "З-1". Сидели молча, с надеждой уставившись на заветную дверь радиорубки. Теперь, когда Бесфамильный благополучно сел в Тихой, их внимание целиком переключилось на группу Блинова, и как-то сразу почувствовалась вся серьёзность положения. Иронию как рукой сняло.

В иллюминаторы заглядывало весёлое солнце, но часы показывали, что время отдыха наступило уже давно. Однако о сне никто не думал. Тягостное молчание повисло в кабине. Порывистый ветер яростно свистел, разрезанный пополам острым ножом антенны. Его свист назойливо лез в уши, напоминая о несчастьи, которого люди ещё не знали.

Только через сутки, когда утихла бушевавшая в лагере Блинова пурга, Фунтов услышал слабые звуки его аварийной рации:

– База… база…

Этим звукам радист обрадовался, как голосу любимой:

– Я база! – громко кричал он в микрофон. – База слушает…

Включив на полную мощность свой усилитель, Фунтов разобрал:

– Нас мучила пурга. Штормовой ветер со снегом. Целые сутки. Порвало антенну. Хорошо, что вы слушали. У меня садятся аккумуляторы…

– Не было печали! – выругался Иванов, прослушав сообщение радиста. – Что можно предпринять?

– Сократить связь до минимума. Попробую перейти на ключ.

Уже сокращённым кодом по азбуке Морзе радист Блинова передал неутешительные новости:

– Аэродром разрушен. Викторов вернулся из разведки. Бирюковой нет до сих пор…

Это известие поразило Иванова в самое сердце.

– Пусть немедленно организуют поиски аэродрома и Бирюковой!

– Они передают, что трое уже готовятся к выходу.

– Хорошо. Дайте связь с Тихой.

Иванов непослушными руками пытался натянуть на голову шлем с наушниками. Несложная операция никак не удавалась. Заметив затруднительное положение начальника, Дудоров помог ему. И как раз своевременно. В телефоны слышался тревожный голос:

– …Беляйкин. В чём дело?

Ошеломлённый известием из лагеря, Иванов сбивчиво докладывал о происшедшем.

– Я вылетаю немедленно, – сам того не замечая, несколько раз повторил он.

– Стыдитесь, Иванов, возьмите себя в руки, – пробовал успокоить лётчика начальник экспедиции. У него промелькнула мысль: "Нервы… Видимо, льды делают своё дело…"

– Но речь идёт о человеческой жизни, – почти кричал в микрофон Иванов, мало обращая внимания на успокоительные слова начальника экспедиции.

– Всё это так, но не забывайте, что ради одной нельзя подвергать риску несколько жизней. Я уверен, что, пока мы разговариваем, Бирюкова уже вернулась в лагерь. Вылетайте сразу же после того, как у них будет готов аэродром.

Делать было нечего, и Иванову пришлось подчиниться разумному требованию.

Аня очнулась, когда пурга уже кончилась. Привычным движением передвинув полярные очки со лба на глаза, она высунулась из своего мешка. Но что это? Сердце сжалось ещё неосознанным страхом.