Журнал «Если» - «Если», 2006 № 12 Страница 40

Но это будет несложно, они всегда ходят парой, даже на карнавале всегда вместе, наверное, и с девками сейчас лежат на одной поляне.

Бонзе не до девок. Те подождут. Слишком много надо сделать за эту ночь и за следующий день. Ведь Бобр и Хрюша — это только начало. Список длинный, в нем еще Мартын и Суккур, Ирши, Змей, Джамба и Кукан.

Восемь человек, почти все взрослые мужчины племени.

Оставшиеся — не в счет, как молодые, так и старые. Хотя стариков в племени просто нет — те, кто пришел когда-то в холмы, уже умерли.

Что-то давно не показывался из леса Кирдык, а уже пора.

Как пора и начинать охоту.

Бонза берет ствол, запасается патронами и ныряет в темноту ночного леса. Хорошо, что светит луна. «Желтое лето» — странная пора, днем тепло и солнечно, ночами же темно, как зимой. Иное дело — в начале настоящего лета, когда над холмами нависают сумеречные ночи, это та пора, когда и сумерки, и ночь существуют одновременно, и полностью небо не темнеет. Тогда и без луны все видно.

За оружием они сходили еще днем, когда все готовились к карнавалу.

Перетащили, сколько могли, сложили под старой упавшей сосной, закидали ветками. А уже вечером, когда барабанщики выстроились по обе стороны незажженного костра, Бонза незаметно ускользнул в лес, чтобы начать готовиться к охоте.

Старшая Мать слишком занята, чтобы считать всех по головам.

Да и все остальные — тоже.

Карнавал — это те три дня в году, когда всем тут позволено все, а значит, и ему позволено.

Убивать.

Бонзе стало весело: за последние месяцы он полюбил держать в руках оружие, сдружился с ним — а когда у тебя появляется верный друг, то зачем грустить?

Неподалеку послышался шум, кто-то бежал по тропинке, ведущей вверх по склону, Бонза затаился, он уже был на охоте, а на ней всегда нужны вкрадчивость и осторожность.

Чем тише ты и незаметнее, тем меньше шансов у жертвы остаться в живых.

Шум становится все громче, голоса — веселее.

Кажется, женский голос ему знаком.

Странное имя — Пайта, он до сих пор не может понять логику Старшей Матери, ведь это она дает имена.

Почему, к примеру, его назвали Бонзой?

Да и Бобр стал Бобром по ее желанию.

Пайта…

В прошлом году ему очень хотелось, чтобы она выбрала его. Она тогда еще даже не была младшей матерью, еще только готовилась ею стать.

Уже прошла начальный обряд, но огнем ее не омывали.

Вообще-то про начальный обряд мужчинам знать не положено, но они все равно обо всем знают.

Только Пайта в прошлом году выбрала не его.

Может, потому он и хочет начать с Бобра, что тогда на нем остановился ее взгляд.

Бобр зачем-то рассказал ему об этом после карнавала, дурак.

А сейчас Пайта — уже младшая мать, она может сама зажигать пламя в бочках.

И ждать, когда ее сделают королевой карнавала, хотя этого может и не случиться — кто знает, что придет Старшей в голову?

В лесу становится все темнее, но ему не страшно.

Он примерно знает, где надо устроить засаду на Бобра.

Там, неподалеку от развилки тропинок, где еще установлена пышущая огнем бочка.

Где густой подлесок и много высоких деревьев.

Отчего-то ему кажется, что Бобр там обязательно пройдет.

Пробежит по тропинке, а за ним, как всегда, Хрюша.

Первым выстрелом он убьет Бобра. Лучше целиться в голову. Или в спину, хотя в голову честнее. Надо сделать это с одного выстрела, затем передернуть затвор и выстрелить снова. Бонза решил взять с собой ружье, а не автомат, из ружья у него получалось стрелять лучше, хотя из автомата палить было удобнее, но он так и не научился делать это метко. Автомат он тоже прихватил, но спрятал его неподалеку от жилища, с ним должно быть проще охотиться на Старшую Мать.

Девку, которая будет гнаться за Бобром с Хрюшей, тоже придется убить. Хотя он еще подумает, может, пожалеет.

Только вот куда запропастился Кирдык? Время идет, а его все нет.

Неужели тоже решил поиграть в догонялки?

Хотя что взять с придурка — смешной, вечно краснеющий и потеющий, почти всего боящийся Кирдык…

Вот она, развилка, а вон и бочка.

Возле нее, как и положено, охрана. Кто-то из молодых, не видно только, парень или девчонка.

Нужное дерево в стороне, надо идти тихо, так, чтобы ни одна веточка под ногами не хрустнула.

Но он это умеет, научился за годы.

Вдалеке раздаются голоса, кто-то приближается.

«На всякий случай! — думает Бонза. — На всякий случай!..»

Снимает ружье с предохранителя и взводит курок.

Голоса становятся все ближе и ближе, неясная тень возле бочки увеличивается и начинает превращаться в залитую лунным светом девичью фигуру.

Внезапно в голове у Бонзы что-то взрывается. Он никогда еще не испытывал такого внезапного приступа боли, будто кто-то вогнал острый нож под черепную коробку и начал вращать его там, разрезая мозг на части, отделяя один пласт от другого. Вот-вот от боли лопнут глаза, в которых вдруг засветились синие и зеленые искры. Бонза пытается сдержать крик, но у него это не получается, слишком сильна боль. Он падает на землю, не выпуская ружья из рук.

Разноцветные искры в глазах гаснут, наступает полная темнота.

Странный. Иначе не скажешь. Хотя не получится. Промявкать, проурчать, прошипеть, но не сказать.

Бонза открывает глаза, темнота не проходит. Зато он чувствует, как что-то стягивает его множеством тонких веревочек. Пытается пошевелиться — тщетно. Руки примотаны к телу, ноги связаны. Вдобавок ко всему веревочки эти — живые. У каждой свой голос, хорошо различимый в кромешной тьме.

Можно попытаться сосчитать. Один голос — одна веревочка. Четыре голоса — четыре веревочки. Тонких, но прочных, не порвать, разве что сами развяжутся.

Странный. Иначе не скажешь…

О ком это? Неужели о нем?

Тьма достает, он пялит в нее глаза, но все еще ни зги не видно… Хотя нет, что-то начинает просматриваться, тьма сереет, четыре сероватых тени окружили его. Отчего они кажутся такими большими, ведь обычно эти паршивцы маленькие, размером с обычную кошку. Всегда их не любил, ждал подвоха. Твари. Мерзкие, противные твари, наушники Старшей.

Они все странные…

Это не слова, обрывки чего-то, что нельзя даже назвать мыслями. Просто сгустки какой-то энергии, похожие на больших ночных бабочек или на маленьких летучих мышей. Голоса обвивают его веревками, а то ли бабочки, то ли мыши впиваются в кожу своими крепкими, острыми зубками.

Есть хорошие странные, а есть и плохие…

Этот — плохой…

Они обсуждают его. Оглушили, спеленали, положили на землю, а сейчас обсуждают. Обмениваются сгустками, решают, что делать дальше…