Андрей Богданов - В нужное время в нужном месте Страница 40

Последнее заявление вызвало определенный интерес у публики, она оживилась. И вскоре рядом с «бумером» Доброго Эльфа уже разгорелся обычный в таких случаях спор за право обладания вроде как ничейным имуществом. Доводы приводились разные. Перещеголял всех небритый амбал. Со словами: «А я свою жену давеча вообще топором зарубил!» – он сел в машину. Через мгновенье «бумер» удивленно заурчал и отбыл в неизвестном направлении. О'кей! Теперь займемся обмундированием.

– Слышь, пацан, имя у тебя есть? – спросил я рыжего паренька.

– Лева.

– Хочешь заработать?

– А как?

– Проводи меня в ближайший обувной магазин.

– И сколько дашь?

– Червонец.

– Мало.

– Два червонца.

– Правда?

– Честное благородное.

– Деньги вперед.

– На.

Рыжик взял денежку, засунул ее поглубже в карман, хитро зыркнул коричневыми миндалевидными глазками, ухмыльнулся и нарочито легонько тронул указательным пальцем дверь, рядом с которой мы стояли.

Вот! Об этом и говорил Маэстро – я теперь всегда буду в нужном месте с нужными людьми в нужное время! И ни в жисть они меня, такого везунчика не поймают! Я Фехтовальщик!

Я небрежно толканул босой ногою дверь и смело вошел в обувную лавку.

8

Здравствуй, дорогуша, снова солнечный привет. Извини, причиняется радость. Сооружаем оглушительный улыбо-о-он. Чи-и-ик!

О-о-ой! Ум-мы-ы… режет-то как…

Да. Режет. В этой связи – улыбочка оскалилась тоскливая. Бедолага ты истерзанный, но по-прежнему живой, неимоверно талантливый и уникальный. Факт непреложный: гримасничать – «бо-бо».

Оно конечно. Мордочка побита и губки недавно совсем в кровь. И нога, и голова, и ребрышки… Но, заметь – зашили, залатали, заштопали. Отремонтировали – скоро заживет. Болит все? А то.

Но – невзирая! Бон вояж, команданте! Продолжайте подвиги, гражданин Бонифаций, можно…

…Гляди-гляди: достаточно прелестная самочка. В беленьком халатике. Попкой, как хвостиком, мимо вильнула. Секси милосердия. Интересно, она великодушная?

– Мадам, вы секси милосердия!

– Не хами.

– А я где?

– В Караганде.

– А почему?

– По кочану.

– Спасибо за содержательный и полный ответ, но…

В палате уже никого не было. В голове рассеивался туман… Сквозь его серые лохмотья я чувствовал, как резвится внутренний голос.

– Еще чем блеснешь, грамотная ласточка? – спрашивает неугомонный голос.

– Я тебе не ласточка, я тебе герой.

– Герой, герой, глазки открой… А удостоверение-то есть? Нет у тебя никакого героического удостоверения, – ехидничает голос.

– Я Фехтовальщик, нам удостоверения не положены. У нас гробовая конспирация. Как у матрешек.

– Все равно – не герой. Герои не пристают к беззащитным девушкам, а ты… Ты ведь женат и прикован к больничной койке! А заладил: секси, секси… Будто в складочках наших извилин других слов уже не осталось…

Осталось. Но очень глубоко. Главное – немножко еще живу… Какое счастье! Больничная полужизнь все-таки дает определенные шансы. Не то, что морг. Или, допустим, допустим… что допустим?

– А мы все допустим! – жизнерадостно предположил внутренний голос.

– Заткнись, а? – попросил я его. – Ты нынче явно какой-то тупой и шалопутный. Мне и так хреново, а тут еще два голоса в одной голове…

Ну да черт с ним. Главное – в себя местами пришел. Это вселяет. Бодрит. Пусть криво, но улыбает. Сквозь боль и постепенно рассеивающийся туман. Чем же они меня тут лечат? Или это после сотрясения мозга в башке такая муть?

О-х-х… Живу-у!!! И с каждой секундой мне это дело нравится все больше.

Итак. Мы в больнице. Реинкарнация пока откладывается. Ну и пусть. Рано еще. Это для Маэстро придумана особая реинкарнация. У Фехтовальщиков она обычная. Что ж – на то он и Маэстро. Ему трудней. Особенно сейчас. Потому, что убили вчера Доброго Эльфа. Живьем сожгли, твари.

Впрочем, Маэстро обещал ожить. Будем ждать.

Так. Сожгли Эльфа вчера. Или не вчера? Сколько я здесь? Последнее, что помню. Это… это… Маэстровы поминки! Тоже мне поминки – один я и поминал. Сидел на пляже, в новеньких ботинках. Водяру жрал, яблочками закусывал…

Точно. Па-том.

Я.

Бреду. По пляжу. Ночью. Поддатый.

…Какие-то налетели… Повалили. Скрутили. Начали сумку вырывать. А она у меня лямками вокруг запястья примотана. Так просто не вырвешь. Но тут вдруг еще какая-то свора нарисовалась. И они друг с дружкой махаться принялись… И стрелять. То из одной, то из другой бригады ко мне пытались подбежать. Ага. В них стреляли. Они умирали. Странно. Выходит, на меня напали сразу две банды…

Я выхватил «глок», начал бить вокруг, по силуэтам и на звуки. А стрельба-то вокруг шла серьезная. И меня все-таки подстрелили. Ногу так и рвануло. Ё!.. (Интересно, кость цела?) И тут как раз еще один подбежал. А его подстрели. И он на меня упал. Потом у меня патроны закончились… И кто-то меня по башке звезданул. Я повалился.

Так. А дальше… Сирена. Фонари. Автоматные очереди. Это, наверное, были полицаи. И все. Потом тишина. Ко мне подходит полицейский… И – конец фильма.

Следующие кадры – неторопливо булькающая капельница и безжалостная сестра милосердия…

Нормально. Выходит, началась призовая игра. Ура, детишки, папа похмелился… Священный Поход продолжается. Фехтовальщики не сдаются, они – не бутылки! Держись, брат Бонифаций, и хвост чтоб непременно пистолетом! Пистолетом. Ля…

Ой.

А сам пистолет-то где, люди добрые? Эта смертоносная огнестрельная железяка сочинения Стечкина – чудная вещь!

Где?!!!

Плохо.

Скучать нам долго не пришлося – пожар на палубе фрегата… Этот милый пистолет, обляпанный неповторимыми узорами наших пальчиков – незнамо где. Нормально, Бонифаций. Разложим все по порядку… Нормально.

А, между прочим, ничего нормального! По-моему, дела – совершеннейшая дрянь. Но эмоции великолепны. Трезвеем на глазах.

Так. Что «так»? Че ты «растакался»? Все «НЕ ТАК»… Все. Довольно идиотично было шарить вокруг себя. Но. Человек – такая забавная обезьянка… Поэтому.

… суетливо и добросовестно пошарим под простынкой. В результате осознаем и поймём, что никакого мало-мальски достойного оружия там, естественно, нет. Под щедро надушенной гадким антисептиком простыней только родимое голое тельце, перевязанное кое-где бинтами.

Что ж, спросим у прохожих.

– Девушка, вы не находили тут… у меня… тут, извините, может, под простыней, длинного пистолета? – обратился я к знакомой медработнице.

Девушка молчала.

– Он твердый еще такой. И большой. Очень, – добавил я.

– Сударь, вы истерзали персонал сексуальными домогательствами…

– Спасибо, миледи, за душевные слова… Ежели хама-нул – не держите зла. Пардон. Сознание, сами понимаете, расторможено напрочь, болею… А кость в ноге цела?…