Говард Лавкрафт - Мифы Ктулху (сборник) Страница 41

Наутро я был на ногах, но провел целый день в лагере, стараясь не подходить к раскопкам. Потом объявил, что, опасаясь за собственное здоровье, решил немедленно возвратиться домой. И сын обещал доставить меня на самолете в Перт, за тысячу миль к юго-востоку, сразу как только завершит воздушное обследование той области, которую я предлагал оставить в покое.

Все-таки, думалось мне, если то, что я видел вчера, можно еще заметить, придется предупредить всех, даже рискуя показаться смешным. Можно было предполагать, что знакомые с местными сказаниями шахтеры поддержат меня. Чтобы подбодрить меня, сын тем же утром облетел все места, где я мог побывать ночью. Однако ему не удалось заметить ничего обнаруженного мною.

Случилось как и с тем непонятным базальтовым блоком – сыпучий песок укрыл все следы. На какой-то миг я даже пожалел, что потерял во время своего отчаянного бегства некий жуткий предмет, хотя уже тогда я понимал, сколь благодетельна эта потеря. Во всяком случае, я еще могу надеяться, что пережил все во сне… в особенности если адская пропасть останется необнаруженной.

20 июля Уингейт доставил меня в Перт, но отказался оставить экспедицию и возвратиться домой вместе со мной. Он пробыл со мной до 25-го числа, когда в Ливерпуль отправлялся очередной пароход. И теперь, в каюте «Императрицы», я думаю, как поступить… И все-таки хотя бы сын должен узнать все. Ему решать, что можно открыть человечеству.

Чтобы избежать любых случайностей, выше я изложил всю подоплеку, уже отчасти известную людям, и теперь приступаю собственно к истории – к сжатому изложению того, что произошло со мной в пустыне в эту жуткую ночь.

Напряженный, в каком-то извращенном рвении подгоняемый необъяснимым, смешанным с ужасом, глубинным стремлением на северо-восток, я шагал вперед под лучами зловещей луны. Во все стороны от меня из песка выступали первобытные циклопические блоки, оставшиеся от безымянных, позабытых эонов.

Неизмеримая их древность и ужас, повисший над чудовищной пустошью, угнетали меня в ту ночь как никогда прежде, и я не мог не вспоминать о своих безумных сновидениях, о жутких легендах, что связаны с ними, и о том страхе, с которым и теперь туземцы и шахтеры относятся к этой пустыне и тесаным камням ее.

Но я шагал вперед, словно стремясь навстречу с нечистой силой, все более и более поддаваясь фантазиям, устремлениям… псевдовоспоминаниям. Я размышлял о контурах, которые, как иногда казалось сыну, с воздуха образовывали лежащие камни, и удивлялся, почему они кажутся мне столь знакомыми и зловещими. Нечто копошилось возле задвижки, на которую заперты были мои воспоминания, уже ею гремело, но иная сила старалась удержать их под замком.

Ветра не было, и склоны наметанных им дюн морскими валами изгибались под бледными лучами луны. Я шел в никуда, но так, словно мне было назначено свидание. Сны мои вдруг хлынули в этот мир, и каждый утопавший в песке мегалит начинал казаться мне остатком стены дочеловеческих времен, со всеми символами и иероглифами, памятными мне с годов заключения в теле члена Великой Расы.

Временами мне даже казалось, что всеведущие конические чудовища деловито снуют рядом со мной по привычным делам, и я боялся опустить долу глаза, чтобы не увидеть себя таким же. И все это время передо мной проходили засыпанные песком блоки, я видел комнаты, коридоры… ослепительный свет луны и хрустальные лампы… бесконечную пустыню и колыхание гигантских папоротников над нею… Я не спал, но грезил наяву.

Не знаю, долго ли шел и далеко ли зашел… не знаю даже наверное, в каком направлении… когда вдруг заметил целое нагромождение блоков, открытых сегодня ветром. Более крупного скопления мне еще не попадалось, и оно оказало на меня столь сильное впечатление, что видения минувших эонов мгновенно поблекли.

И снова передо мной оказалась всего только пустыня, диск луны и части шарады из непонятного прошлого. Я подошел поближе и направил на камни лучи фонаря, помогая ими лунному свету. Унесенный песок открыл низкую, неправильной формы округлую массу мегалитов и камней поменьше, около сорока футов в поперечнике и от двух до восьми футов в вышину.

С самого начала я заметил в этих камнях нечто особенное. Дело было не только в числе их, превосходившем все известное мне, – источенная ветрами поверхность камней – узоры на ней – заставили разглядеть их повнимательнее, посвечивая фонариком.

По виду они ничем не отличались от попадавшихся прежде. Отличие… крылось в ином… Но полное впечатление сложилось, лишь когда взгляд мой сумел обежать разом несколько блоков.

Меня словно озарило. Криволинейные знаки на блоках образовывали единый рисунок. Впервые за все время пребывания среди этих вековечных песков мне удалось увидеть сохранившийся кусок кладки – неровной и покосившейся, но камни в ней оставались на своем законном месте.

Приподнявшись на какой-то бугорок, я принялся руками очищать от песка поверхность камней, одновременно стараясь следить за размером, формой, стилем и взаимосвязью узоров.

Тут я сумел получить некоторое представление о природе искусственного сооружения и о рисунках, некогда нанесенных на огромной поверхности первобытной кладки. И полное совпадение с тем, что было во снах, как никогда прежде тревожило и смущало.

Когда-то здесь пролегал циклопический коридор шириной и высотой футов в тридцать, вымощенный восьмигранными блоками, перекрытый прочными сводами. С правой стороны должны были размещаться комнаты, а в конце находился один из наклонных ходов поверхностей, что уводили в недра земные.

Я вздрогнул, представив все это, – одно расположение блоков не могло дать достаточных оснований для столь подробных выводов. Откуда мне знать, что этот уровень – из самых низких? Откуда мне знать, что уводящий вверх пандус остался позади? Какие у меня основания считать, что долгий подземный ход к Площади Колонн лежал слева в одном уровне надо мной?

Откуда мне знать, что зал с машинами и правый туннель в центральные архивы лежит ниже – на два уровня? Откуда же знать мне, что одна из этих жутких, заложенных железными полосами дверей находится в самом низу… через четыре уровня? Нечаянное вторжение снов бросило меня в озноб… и в холодный пот.

И тут случилось совсем уже нестерпимое: я ощутил легкое дуновение, струйку прохладного воздуха, сочащуюся вверх из углубления в центре огромной груды. И разом, как было недавно, видения отступили, оставив после себя только злой свет луны, задумчивую пустыню и неровную груду камней, оставшихся от дома, построенного в палеозое. Нечто реальное, ощутимое и насквозь пронизанное темными тайнами лежало передо мной. Струйка воздуха говорила: под россыпью камней таилась огромная полость.

Первым делом мне вспомнились мрачные легенды чернокожих об укрытых под мегалитами громадных подземных хижинах, где творятся ужасы и рождаются великие ветры. Потом мысль моя обратилась к собственным снам, и я ощутил, что псевдовоспоминания словно тянут меня за рукав. Что может крыться внизу? Какой первобытный и непостижимый кошмар, породивший мифы немыслимой древности, населяет жуткое подземелье, которое мне удалось открыть?

Колебался я лишь какой-то момент. Не одно лишь любопытство и исследовательский пыл подгоняли меня – нечто еще более сильное преодолевало мой крепнущий страх.

Я двинулся почти автоматически, словно покоряясь неизбежной участи. Спрятав фонарик в карман, с силой, на которую не мог и рассчитывать, я отвалил в сторону один колоссальный камень, следом за ним другой. И вот снизу дунул влажный ветер, так не похожий на сухой воздух пустыни. Под ногами показалась черная щель, и наконец, когда я отодвинул все обломки, какие были мне под силу, зловещий свет луны бледными лучами обрисовал отверстие достаточной величины, чтобы можно было проникнуть в него.

Достав фонарик, я посветил ярким лучом вниз. Подо мной хаотическая осыпь обработанных камней уходила к северу, спускаясь под углом сорок пять градусов, – осыпь явно была следствием давнего обвала.

Между поверхностью осыпи и сводом висела непроглядная тьма, поверху обнаруживавшая очертания колоссального напряженного свода, пески пустыни здесь, казалось, легли прямо на поверхность титанического сооружения, уцелевшего со времен юности нашей планеты… Хотя как оно сумело выдержать эоны геологических сотрясений, я не знаю и не пытаюсь даже догадываться.

Обращаясь мыслью назад, соглашусь: одно только желание спускаться в одиночку в столь сомнительную пропасть, да еще когда никто не знает, где ты находишься, окажется истинным знаком безумия. Наверное, так оно и было, только в ту ночь я не колебался.

Конечно, какой-то зов, рок или судьба вели меня этим путем. Включая фонарик лишь изредка, чтобы сэкономить батарейки, я пустился в безумный спуск по циклопическому склону, уводившему вниз от отверстия, – иногда лицом вперед, но по большей части обратившись к груде мегалитов, чтобы держаться понадежнее.