Дин Кунц - Ангелы-хранители Страница 41

— Нет, — признался Уолт.

— Ну как, по-твоему, убийцей Далберга мог оказаться научный сотрудник, у которого поражен мозг? Ты ведь сам сказал, что существо, расправившееся с Далбергом, было с когтями и острыми зубами.

— О'кей, о'кей, в моей версии есть недостатки. Но в главном она верна. Я убежден, что все завязано вокруг Банодайна. Я ведь прав в принципе, а, Лем?

— Нет, — отвечал Лем. — Ничего похожего.

— Правда?

— Правда. — Лем не привык лгать Уолту, но ничего другого не оставалось. — Я не имею права говорить тебе даже этого, но по старой дружбе признаюсь.

К жутковатым завываниям в зарослях присоединились другие голоса, и теперь стало ясно, что это всего-навсего койоты, но Лему все равно было не по себе.

Потирая бычью шею ладонью, Уолт сказал:

— И что, Банодайн здесь совсем ни при чем?

— Абсолютно. То, что Ярбеки и Вэтерби, а в прошлом и Хадстон, работали там, — чистое совпадение. Если хочешь, можешь дальше крутить свою версию, но предупреждаю: толку не будет.

Солнце скрылось, и в небе, казалось, внезапно отворилась какая-то дверь, откуда в ночной мир подуло холодом.

Все еще потирая шею, Уолт сказал:

— Значит, Банодайн ни при чем, да? — Он вздохнул. — Я слишком хорошо тебя знаю, парень. С твоим чувством долга ты бы соврал собственной матери, если бы этого требовали интересы государства.

Лем промолчал.

— Ладно, — сказал Уолт. — Брошу это дело. Занимайся им ты. При условии, что больше не будет убийств в моем районе. Если нечто случится… тогда мне, наверное, придется вмешаться. Не могу тебе обещать ничего другого. У меня тоже есть чувство долга, к твоему сведению.

— Знаю, — сказал Лем виновато, чувствуя себя полным негодяем.

Вместе они зашагали по направлению к хижине.

Небосвод — темный на востоке и испещренный полосками оранжевого, пурпурного и красного света на западе, — казалось, падал вниз, как крышка ящика.

Завывали койоты.

Их ход прерывал вой другого существа.

«Кугуар», — подумал Лем, но понял, что лжет самому себе.

4

В воскресенье, два дня спустя после их удачного свидания в кафе, Тревис и Нора поехали в Сольванг — деревню, выстроенную в датском стиле в долине Святой Инессы. Это было туристское местечко с сотнями магазинов и магазинчиков, где торговали всем — от изящного скандинавского хрусталя до пластиковых имитаций датских пивных кружек. Причудливая (не без умысла) архитектура и обсаженные деревьями улицы только усиливали удовольствие от рассматривания витрин.

Несколько раз во время прогулки Тревису хотелось взять Нору за руку. Это казалось ему совершенно естественным. Тем не менее он чувствовал, что она может оказаться не готовой даже к такому безобидному прикосновению. На Норе было надето очередное платье-мешок на этот раз блеклого синего цвета. Практичные туфли. Ее густые темные волосы спадали вниз неаккуратными прядями, как в первый день их знакомства.

Находиться рядом с ней было необычайно приятно. У нее был замечательный характер, отличавшийся тонкостью и доброжелательностью. Ее наивность производила освежающий эффект на Тревиса. Застенчивость и скромность, хотя и чрезмерные, нравились ему. Нора смотрела на все вокруг восторженными, широко раскрытыми глазами, и это было очаровательно. Тревис получал удовольствие от того, что удивлял ее простыми вещами, показывая ей магазинчик, торгующий часами с кукушкой, лавку, где продавались чучела животных, музыкальную шкатулку, в которой отворялась перламутровая дверца, открывая взору кукольную балерину, делающую пируэт.

Тревис купил ей футболку с короткими рукавами, на груди которой в его присутствии — пока Нора ждала в сторонке — сделали надпись: «Нора любит Эйнштейна». Хотя девушка предупредила, что никогда не наденет футболку, поскольку это не в ее стиле, Тревис знал: она будет ее носить — ведь Нора так сильно любила собаку.

Когда они вышли к псу из магазина и отвязали его от парковочного счетчика, Нора показала ему футболку, и Эйнштейн, внимательно осмотрев надпись, со счастливым видом полез к ней лизаться. Вряд ли Эйнштейн мог прочесть надпись, но, похоже, он все-таки понял ее смысл.

За весь этот день у них был только один неприятный момент. Когда они повернули за угол и подошли к очередной витрине, Нора внезапно остановилась и оглядела толпы на тротуарах: людей, едящих мороженое в больших вафельных рожках и яблочные пирожные в кульках из вощеной бумаги; парней в украшенных перьями ковбойских шляпах, купленных в одной из лавок; хорошеньких девушек в коротеньких шортах и бюстье; жирную тетку в просторном гавайском платье; туристов, говорящих на английском, испанском, вьетнамском и многих других языках, которые можно услышать в любом курортном месте Южной Калифорнии; затем она перевела взгляд вдоль оживленной улицы на магазинчик сувениров, выстроенный в форме ветряной мельницы, и вдруг оцепенела, покачнулась. Тревису пришлось усадить ее на скамейку в ближайшем скверике. Ей потребовалось несколько минут, чтобы унять дрожь, прежде чем она смогла говорить.

— Перебор, — произнесла она наконец нетвердым голосом. — Слишком много… впечатлений, звуков… всего сразу. Извини, пожалуйста.

— Я понимаю, — сказал он растроганно.

— Я привыкла к нескольким комнатам, к знакомым вещам. Люди смотрят на нас?

— Да нет, никто не обратил внимания. На что тут смотреть?

Нора сидела, вздернув плечи, опустив голову и сжав кулаки. И только когда Эйнштейн положил голову ей на колени, она постепенно начала приходить в себя.

— Мне было так хорошо, — сказала Нора Тревису, не поднимая головы, — правда, очень хорошо, и я думала о том, как далеко я нахожусь от дома и как это чудесно.

— Не так уж и далеко. Меньше часа на машине, — заметил Тревис.

— И когда я осознала, как далеко я забралась и какая незнакомая здесь идет жизнь… я испугалась, чисто по-детски.

— Хочешь, мы сейчас поедем назад, в Санта-Барбару?

— Нет, — ответила Нора, встречаясь с ним глазами и отрицательно мотая головой. Осмелев, она взглянула на людей, гуляющих в сквере, и на магазин в виде мельницы. — Нет, я хочу побыть здесь еще. До конца дня. Я хочу поужинать в ресторане — в настоящем ресторане, а не в уличном кафе — как это делают другие люди, а затем, когда стемнеет, ты отвезешь меня домой. — Нора моргнула и мечтательным голосом повторила: — Когда стемнеет.

— Хорошо.

— Конечно, если ты не собирался вернуться домой пораньше…

— Нет, нет, — сказал он. — Я так и планировал, что мы пробудем вместе целый день.