Гарри Гаррисон - Подвиньтесь! Подвиньтесь! Страница 41

— Знаю, — вздохнула Ширли.

— Пару часов за ночь, если удавалось. В общем, сегодня ночью я собираюсь наверстать упущенное. Мне нужно быть в участке в семь утра: еще один митинг протеста на Юнион-сквер — так что все равно слишком долго спать мне не придется. — Он остановился и отдал ей потухший фонарик. У Ширли в руках он вновь ярко загорелся. — Я тут ною, но мне некому пожаловаться, кроме тебя, Ширли. Пока ты меня не встретила, тебе жилось гораздо лучше.

— Этой осенью всем плохо. Ничего подобного еще не было. Сначала вода, теперь вот холодно. Я не понимаю…

— Я не это имел в виду, Ширли… свети, пожалуйста, на комод. — Он достал масленку и прочие принадлежности для чистки оружия и разложил все это на тряпке рядом с кроватью. — Я о нас с тобой. Я не могу дать тебе того, к чему ты привыкла.

Она старалась не вспоминать о своей жизни с Майком. Об этом они вообще не говорили.

— Мой отец живет почти в таком же районе, — сказала она. — Все не так уж сильно отличается.

— Я не об этом. — Он сел на корточки и начал разбирать револьвер. — После того как ты ушла из дома, все у тебя пошло намного лучше, я это знаю. Ты симпатичная девушка, даже более того; за тобой, должно быть, ухлестывало множество парней. — Он говорил запинаясь, и не отрывая глаз от револьвера.

— Я живу здесь, потому что так хочу, — твердо сказала она. Привлекательной девушке жить легче. Я это знаю, но не все так уж просто. Я хочу… Не знаю точно… счастья, по-моему. Ты мне помог, когда я действительно нуждалась в помощи, и мне было хорошо с тобой, как ни с кем. Я не говорила тебе раньше, но я надеялась, что ты позовешь меня сюда. Мы с тобой так подходили друг другу.

— Это единственная причина?

Они ни разу не говорили об этом с той самой ночи, когда он привел ее к себе, и сейчас ему хотелось узнать все о ее чувствах, не раскрывая свои.

— Почему ты привел меня сюда, Энди? Какая у тебя была причина? — Она не ответила на его вопрос.

Не глядя на нее, он вставил барабан в револьвер и крутанул его большим пальцем.

— Ты мне понравилась… очень понравилась. В сущности, если хочешь знать, — он понизил голос, будто говорил что-то постыдное, — я тебя люблю.

Ширли не знала, что ответить, и молчание затянулось. Жужжал фонарик; из-за перегородки раздался скрип пружин и приглушенное ворчание Сола, забирающегося в кровать.

— А ты, Ширли? — тихо, чтобы не услышал Сол, спросил Энди и наконец взглянул ей в лицо.

— Я… я здесь счастлива, Энди, и я хочу здесь жить. Я серьезно не думала об этом.

— Любовь, брак, дети? Об этом ты думала? — В его голосе опять послышалась резкость.

— Любая женщина думает о подобных вещах, но…

— Но не по отношению к неряхе, вроде меня, живущего в полуразвалившейся крысиной норе, вроде этой… Ты это имела в виду?

— Не говори за меня. Я этого не сказала и даже не думала об этом. Я не жалуюсь… разве что тебя ужасно долго не бывает дома.

— У меня работа.

— Знаю… просто я скучаю без тебя. По-моему, мы чаще были вместе в те первые недели, когда встретились. Было весело…

— Тратить деньги всегда весело, но нельзя веселиться все время.

— А почему? Я имею в виду не все время, а иногда вечером или в воскресенье. Кажется, что мы не говорили друг с другом много недель. Я не хочу сказать, что роман должен продолжаться вечно…

— У меня работа. Какой, по-твоему, получится роман, если я ее брошу?

Ширли чуть не расплакалась.

— Энди, пожалуйста… я не хочу с тобой ругаться. Неужели ты не понимаешь?..

— Я все прекрасно понимаю. Если бы я был большой шишкой в синдикате, занимался девочками, гашишем и ЛСД, все было бы по-другому. Но я просто паршивый полицейский, пытающийся как-то спасти все от развала, в то время как разные ублюдки делают наоборот.

Он вставил патроны в барабан, не глядя на нее и не видя слез, текущих у нее по лицу. За столом она не заплакала, но сейчас не могла сдержаться. Этот холод, мальчишка с ножом, нехватка воды, все подряд, — а теперь еще это. Она положила фонарик на пол, он помигал и погас. Энди поднял фонарик и включил его, а она отвернулась к стене и с головой накрылась одеялом.

Энди ей нравился, — но любила ли она его? Трудно сказать, ведь они так редко видятся. Почему он этого не понимает? Она не пыталась спрятаться от жизни. Но она, ее жизнь, проходила не рядом с ним, а в этой жуткой комнате, где он иногда появлялся, на улицах, рядом с этими людьми, с тем парнем с ножом… Она заплакала еще горше.

Энди молча лег в кровать, молчала и Ширли: они не знали, что сказать друг другу. Вдвоем под одеялом стало теплее. Пахло смазочным маслом: должно быть, он плохо вытер руки. Когда он был рядом, ей было хорошо.

Она коснулась его руки и прошептала: «Энди…», но он не ответил. Он крепко спал.

Глава 2

— Чую, начинается заварушка, — сказал детектив Стив Кулозик, застегивая ремешок на шлеме, и угрюмо посмотрел сквозь защитное стекло.

— Ты чуешь заваруху! — покачал головой Энди. — Какое у тебя чудесное чутье! Пригнали весь участок — и полицейских, и детективов, нечто вроде ударных войск. Выдали шлемы и гранаты со слезоточивым газом в семь утра, заперли здесь без всяких приказов, — а ты чуешь заваруху. Поделись секретом, Стив.

— Природный дар, — спокойно ответил тучный детектив.

— Всем внимание! — заорал капитан. Голоса и шарканье ног стихли, люди в шеренгах замерли, выжидающе поглядывая в дальний конец помещения, где стоял капитан. — Сегодня у нас спецзадание, и детектив Дуайер из штаба все вам объяснит.

В рядах возникло шевеление, стоявшие в задних рядах пытались рассмотреть гостя. Штабное отделение занималось подавлением массовых беспорядков с применением оружия, работали они на Центральной улице и получали приказы непосредственно от инспектора Росса.

— Там, в задних рядах, меня слышно? — крикнул Дуайер и влез на стул. Это был широкоплечий, коренастый человек, похожий на бульдога, голос у него был хриплый и низкий. — Двери заперты, капитан? — спросил он. — То, что я должен сказать, предназначается исключительно для этих людей.

Все оказалось в полном порядке, и он опять обернулся, осматривая ряды полицейских в форме и детективов в штатском.

— Вероятно, этим вечером в городе будет убито пара сотен — или, может, пара тысяч — человек, — сказал он. — Ваша задача — сделать эту цифру как можно более низкой. Когда вы выйдете отсюда, вы увидите, что начинаются бунты и беспорядки, и чем быстрее вы будете действовать, тем лучше. Пункты социальной помощи сегодня закрыты, и никакой еды не будут выдавать в течение по крайней мере трех дней.