Доказательство человека. Роман в новеллах - Арсений Михайлович Гончуков Страница 42

– Это война, Толя! Ты понимаешь? Настоящая война! Как мы дожили, как мы довели до такого… А? Майор! Скажи мне!

– Саня! Ты взрослый мужик! Угомонись! – крикнул я, и у меня мелькнула мысль, что капитан повредился умом.

– Мы его потеряем… Потеряем! Пожалуйста! – вдруг застонала Айрин, подняв на меня измученное лицо, показывая на руках ребенка…

Туц, туц, ту-ту-туц, туц, туц – пулемет Цифры крошил стену нашего укрытия.

– Саня! Саня! Капитан! Уходим! Уходим! – заорал я, поднимаясь и снимая с плеча винтовку.

– Майор, стоять! Приказа об отходе не было, – сказал громко, но как-то медленно капитан. Я смотрел на него с ужасом. Пулемет бил все ближе.

– Саня! Саня! Я не хочу здесь подыхать! Надо уходить! Бегом!

Срывая голос, перекрикивая усиливающийся звук, я вскочил на ноги. Но мой капитан стоял у окна как вкопанный.

– Да что ты творишь! Саня! Капитан!!! – я было рванул к нему, но не мог тащить к окну Айрин, вцепившуюся в мою руку, и тогда я пнул в капитана осколок, подвернувшийся под ногу, и тут же услышал, как захныкал потревоженный ребенок. Пулемет шил все ближе, пробивая почти насквозь стену, отрывая куски армированного бетона, неумолимо поднимая дуло, чтобы достать нас.

– Да, да. Я все вижу. Я иду, – вдруг спокойно сказал капитан и двинулся к нам. – Я прикрою! Пошли! Пошли! Пошли!

Кажется, он пришел в себя, и мы двинулись к выходу. Но вдруг где-то на уровне пола за окном грохнуло раз, второй раз ударило на уровне подоконника, и потом страшный шум с пылью, осколками и огнем ворвались в комнату, тут же заполнив ее жаром и ужасом, прижав нас с Айрин к полу…

Все стихло. Внизу загудел моторчиками и защелкал перезарядным устройством пулемет, стал слышен лязг гусениц на соседней улице, а рядом со мной – слабое болезненное хныканье ребенка…

Облако пыли рассеялось.

– Саня, от… – хотел крикнуть я, но тут же отвернулся от окна и закрыл ладонью глаза Айрин.

В метре от нас, в опаленной огнем луже крови и ошметках одежды, валялись фрагменты того, кто несколько секунд назад был моим командиром и другом.

– Уходим! Уходим! Уходим! – завопил я, подхватив Айрин, бросившись к двери, выпустив в проем густую очередь.

Широкая, засыпанная пылью, осколками, кусками стен с торчащими паучьими лапками арматуры улица напоминала полосу препятствий. Пулемет-паук размером с собаку с дымящимся дулом спокойно сидел метрах в ста у здания на противоположной стороне улицы, из-за крупного калибра он был неповоротлив и нас не заметил. Как и копошащаяся рядом с ним мобильная ракетница, похожая на детскую игрушку на колесиках, опоясанную лентой одиночных самонаводящихся ракет. С одной стороны улицы выход закрывал тяжелый автотанк Цифры, но его башня была повернута к нам задом, он тоже молчал, возможно, был без сети. Переступив на выходе искореженные обгоревшие турели, мы вышли из здания, Айрин прижималась ко мне, крепко обхватив руку, ребенок молчал. Я судорожно пытался сообразить, как нам отсюда выбраться, где можно нырнуть в переулок, чтобы двинуться к клинике.

Мысль о том, что свободная сторона улицы могла быть ловушкой, пришла мне в голову сразу. Но иного пути не было. На войне с оцифрованной частью человечества умереть можно по-разному. Пылевое облако умных управляемых частиц, способных проникнуть в тело и выточить его изнутри, как осиный улей. Мобильные лучевые пушки узконаправленного действия, которые могут мгновенно отрезать ногу или руку. Керамические молекулярные, диаметром тоньше волоса, пули. Игрушек, способных убивать «мясных человечков», у них достаточно. Это раньше вместо людей воевали дистанционно управляемые роботизированные системы. Теперь они поумнели.

Надеясь проскочить в переулок, не доходя до пулемета (я сверился по карте, проход там был), мы с Айрин спрятались за бетонной плитой, торчащей из земли посреди дороги. Выглянув из-за нее, я увидел у обочины малую машину пехоты. Это был небольшой бронированный автомобиль, один из четырех антигравитационных двигателей которого был вырван с корнем, но угловатый кузов хоть и был засыпан толстым слоем пыли, показался мне целым. Я мазнул по окошку рукой и увидел внутри кабины волшебный островок уюта и безопасности.

Осмотревшись, я посадил на заднее сиденье Айрин с сыном, а сам нырнул за штурвал, беззвучно прикрыв дверь. Не успел я посмотреть, цело ли управление, как ребенок подал голос, но это был слабый жалобный стон… Я обернулся, Айрин посмотрела на меня затравленным измученным взглядом, от которого у меня внутри все сжалось. Она была на пределе.

– Сколько у нас времени? – спросил я, нажав на панели кнопку герметизации кабины.

Айрин приоткрыла грязную тряпку, служившую пеленкой, и я увидел младенца. Крошечный, худой, с синеватой кожей… Я тут же хотел отвернуться, но Айрин держала меня взглядом, пристально глядя в глаза. Вдруг она убрала последний лоскут ткани, прикрывавший малыша, и я увидел, что по самую грудку он погружен в черный шестигранный блок, который был явно меньше, чем могли бы быть низ туловища и ножки несчастного… На блоке светились два дисплея с бегущими цифрами и индикаторами данных.

– У него не больше часа, Толя…

Айрин ни разу до этого не называла меня по имени.

– У него нет ни пищеварения, ни сердца… А теперь заканчивается заряд…

– Но, может быть…

– Нет, – она сморгнула, и выражение ее лица изменилось.

Мне стало не по себе, Айрин смотрела на меня злым, отчаянным взглядом, ее челюсть затряслась, глаза заблестели.

– У него воспаление… Он умирает… Подзарядка не поможет.

Я промолчал.

– У нас один шанс. И ты знаешь какой.

Я опустил глаза на ребенка. Ему действительно становилось хуже, он уже не кричал и почти не шевелился.

– Парадоксы войны. Чтобы спастись, нужно стать одним из них… – зачем-то сказал я, и моя фраза прозвучала искусственно и глупо. В следующее мгновение голова моя полетела вперед, и я чуть не расквасил нос о толстый гнутый штурвал – Айрин ударила ногами в спинку сиденья и закричала:

– Я не могу его потерять! Спаси нас! Я умоляю! Прошу тебя! Он умирает, Толя! Ты должен! Должен!

Я испугался и посмотрел через пыльную пелену на стекле, с улицы нас не слышно, но все же…

– Айрин! Тебе надо взять себя в руки… Мы сделаем копию. Все будет нормально. Мы доберемся, клянусь…

Я говорил скороговоркой, шепотом, даже не оборачиваясь к ней, и ей, наверное, казалось, что я сам не верю своим словам. Айрин плакала, что-то бормотала, я обернулся и посмотрел на ребенка, которого она не завернула…

– Айрин, возьми себя в руки!

Она