Василий Головачёв - Предсказанное. Том 2 Страница 42

— А что значит — его интересовали космические феномены? — осведомился Джума Хан. — Какие именно?

— Точно не скажу, — смутилась Дарья. — Знаю, что папа специально изучал теорию черных дыр и дугообразные галактические выбросы с мощным звездообразованием, также связанные с черными дырами. Кроме того, его интересовали мазиллоиды, нелинейно-струнно-сотовые структуры и СТ-глюболлы с отрицательной плотностью энергии.

— Мощные проблемы, — задумчиво сказал Железовский. — Он и мне когда-то подбрасывал задачки по расчету нелинейных сотовых структур.

— С чем их едят, эти структуры? — хмыкнул Хан.

— Это проблема из области космологической социологии, — объяснил Аристарх. — Известно, что Вселенная когда-то претерпела ряд бифуркационных изменений, фазовых перебросов, связанных с конечным функционированием вложенных в нее законов. Фаза инфляционного расширения сменялась фазой экспоненциального расширения, затем линейного, затем были фазы перехода «чистой» энергии в материю и обратно, сейчас мы живем в эпоху нового инфляционного расширения…

— Короче, профессор.

— Короче, существует теория колебаний разумной жизни, в которой на полном серьезе исследуются претенденты на роль разумных существ и целых систем в отдаленном будущем, вплоть до сотен миллиардов лет после нас. Одной из таких систем являются ячеистые структуры космоса с нулевой плотностью материи и отрицательной плотностью энергии. Другой претендент — черные дыры и ансамбли из них.

— Ух ты! — скептически усмехнулся Джума. — Неужели у кого-то возникли сомнения насчет гегемонии человека?

— Во-первых, этот гегемон, судя по словам Клима, сам закрыл себе путь в будущее, — проворчал Ромашин. — Во-вторых, как говорил Цицерон, нет такого абсурдного мнения, которое не было бы высказано философами. Добавлю — и нашими физиками-теоретиками.

— Не согласен, — возразил Железовский. — Человек является частью Вселенной, обладающей полной информацией обо всем на свете. Он просто не в состоянии выдумать то, чего не существует в природе. Если кто-то утверждает, что могут существовать разумные системы на иных носителях — на черных дырах или «провалах» в пространстве, то это вполне возможно и где-то уже реализовано. Или будет реализовано в будущем.

Все замолчали, переваривая сказанное. Затем Ромашин хлопнул рукой по подлокотнику кресла.

— Ну, хорошо, Клима интересовали эти проблемы. Какой из этого можно сделать вывод?

— Папа еще занимался эйнсофом, — робко добавила Дарья. — Летал на Меркурий, беседовал с учеными из ИПФП, с безопасниками… Он считал, что эйнсоф способен уничтожить всю Солнечную систему и его надо нейтрализовать.

— Как? — усмехнулся Железовский. — Сфера Сабатини, или эйнсоф, — бесконечномерный объект…

— Клим прав, эйнсоф находится в пограничном состоянии и очень опасен, — сказал Ромашин. — Его свертка может породить черную дыру, а развертка вызовет мощнейший взрыв типа сверхновой.

— Что, в свою очередь, создаст волну давления в газовом облаке местного рукава Галактики, — буркнул Железовский, — которая вполне способна инициировать формирование массивных звезд.

— Ну и что? — поднял бровь Джума Хан.

— А то, что массивные звезды — зародыши черных дыр. Чем этот процесс не генезис живых структур? Не потому ли и Клим увлекся теорией черных дыр и их социодинамической организацией?

— Не знаю, для меня эти теории — темный лес. Хотя я тоже считаю, что эйнсоф жутко опасная вещь. Кто-нибудь из наших занимается им?

— Маттер занимается.

— Я тоже, — нехотя добавил Железовский. — Соломон занимается, Савва Баренц… из интрасенсов больше никто.

— Каково их мнение?

— Эйнсоф крайне неустойчив… да что говорить, давайте лучше посмотрим.

— Позже, — нахмурился Ромашин. — Мы собрались, чтобы обсудить проблему поиска Клима. Он нужен здесь, а не в будущем. Найдем его — он сам расскажет, что заставило его изучать черные дыры. Кстати, Даша, а как там, в будущем, ведет себя эйнсоф?

Девушка смутилась.

— Честно говоря, я не обратила внимания… Солнце там светит слабее, это совершенно точно, и на его диске видна черная отметина. Вероятно, это и есть эйнсоф. Но я об этом… не думала.

— Надо бы слетать туда еще раз, — произнес Железовский. — Понаблюдать, зафиксировать характеристики.

— Ясно, что в ту эпоху он уже не столь опасен, — сказал Хан, — но является ли это следствием каких-то воздействий на него или он сам успокоился — это вопрос.

— Сам он не успокоится, — скривил губы Аристарх. — Не тешьте себя иллюзиями.

— Его объем растет, — кивнул Ромашин, — в коре Меркурия образовалась воронка глубиной в сто километров! Что будет дальше — одному богу известно!

— И Вершителю.

— И, возможно, Климу, — пророкотал Железовский. — Все сводится к тому, что мы решим наши проблемы, только найдя его.

— У тебя есть конкретные предложения?

— У меня есть вопрос к Дашке.

— Задавайте, — храбро ответила девушка.

— Что это за черные люди, о которых ты говорила?

— Отеллоиды?

— Чем они отличаются от маатан?

— Они гораздо больше похожи на людей. Издали — просто негры, вблизи же видно, что лица их грубее, руки длиннее, ноги толще, чем требуется.

— Кому требуется? — усмехнулся Железовский.

— Я имела в виду пропорции человеческой фигуры. Отеллоиды непропорциональны. Возможно, как предположил Дар, они являются роботами или киборгами, искусственными существами.

— Маатане тоже, по сути, искусственные существа, вместилища информации и энергии.

— Отеллоиды отличаются от них. Хотя так же равнодушны к людям и ничего не боятся. Зато от сильного удара буквально расплескиваются каплями и брызгами черной жидкости.

— Интересно… — протянул Джума. — С такими мы еще не встречались.

— У тебя все? — посмотрел на Железовского Ромашин.

— Мне хотелось бы покопаться в памяти инка Клима, можно?

— Конечно, — в один голос ответили Купава и Дарья.

— В любое время, — добавила жена Мальгина. — Его кабинет открыт, инк включен в ждущий режим.

— Если только он не закодирован.

— Ничего, я раскодирую, — пообещал Железовский.

— Если у тебя все, то спрошу я. — Ромашин перевел взгляд на Дарью. — Откуда у тебя трансфер? Ведь все работающие трансляторы находились когда-то в спецхране Службы безопасности. Насколько мне известно, их было всего четыре штуки. Один использовал Калина Лютый, второй Майкл Лондон, третий — твой отец. О судьбе четвертого я ничего не знаю.