Евгений Лотош - Равные звездам Страница 42

В стратегическом плане положение Зерапона являлось практически идеальным. Очень похожий на далекого южного брата-близнеца город Крестоцин, он располагался на крутых берегах широкой океанской бухты с узкой извилистой горловиной. Могучие цепи перекрывали в нее вход, оберегая от атак с моря, в то время как узкие горные проходы не позволяли имперцам использовать численное преимущество своей армии для вторжения. Ситуация усложнялась тем, что город являлся практически единственным портом на участке побережья в полтысячи верст — и к северу, и к югу от него побережье представляло собой хаотическое нагромождение острых скал, непрестанно изнуряемых бешеным прибоем, сквозь который пробиться было нелегко даже маленькой верткой рыбацкой лодчонке, не говоря уже про неуклюжие торговые суда. Взять город блокадой удалось бы только при условии, что вся торговля в окрестностях оказалась бы парализованной на многие периоды, а то и годы. Подобная ситуация неизбежно привела бы к взрыву на окружающих теоретически покоренных территориях, что могло повлечь за собой цепочку восстаний и отделений огромных областей по всей северной границе Империи. А подобная ситуация резко снизила бы финальный счет Игры. Так что до поры до времени игравший роль Майно Камилл не трогал Зерапон, предпочитая худой мир доброй ссоре и позволяя ему оставаться одним из главных очагов сопротивления. В конце концов, если он не намеревался заканчивать Игру, ему так или иначе пришлось бы оставлять кого-то за пределами своей Империи — особенно с учетом планируемой экспансии на Западный континент.

Но когда Камилл окончательно решил остаться повелителем Текиры на веки вечные и провел необходимые, как ему казалось, модификации в механизмах Станции, контролирующей пленочную границу локального континуума, а заодно и местные законы физики, нужда в осторожности отпала. Так что в шестьсот двадцать пятом году он с интервалом в сорок с небольшим дней в ходе тщательно спланированных операций захватил сначала Зерапон, а потом и Крестоцин. Однако через несколько дней после падения Крестоцина Демиург Джао, выступая в роли Арбитра, спровоцировал Камилла на уничтожение Станции, тем самым доказав его психическую неадекватность, и принудительно прекратил Игру. Предоставленной самой себе, Империи Майно стало не до освоения новых территорий, так что и Зерапон, и Крестоцин менее чем за год снова превратились в свободные города. Даже несмотря на пришедшее десять лет спустя буйство цунами оба города быстро вернулись к процветанию. Благодаря удачному береговому ландшафту, почти полностью блокирующему энергию ударов гигантских океанических волн, они остались крупными морскими портами, захватившими практически полную монополию на морские перевозки. Хотя межконтинентальная торговля прекратилась на почти полтора столетия, вдоль восточного, южного и западного побережья Восточного континента бойко сновали торговые кораблики, перевозя солидные объемы грузов гораздо быстрее, чем могли обеспечить медленные обозы на лошадиной и ослиной тяге.

Однако спустя столетие после окончания Игры, в семьсот тридцать втором, Крестоцин, в отличие от Зерапона, принял-таки предложение Республики Катонии о вхождении в ее состав. Возможность беспошлинной торговли с большей частью материка оказалась слишком привлекательной, чтобы против нее могла устоять исторически сложившаяся неприязнь к Республике со стороны расчетливых крестоцинских купцов. К тому времени на материке появились первые железнодорожные линии, по которым чугунные паровые чудовища тянули пока еще куцые грузовые составы. Мудрые головы в городском совете Крестоцина, заглянув в будущее, осознали, что роль ведущего морского порта вскоре станет куда менее важной, чем крупного железнодорожного узла, и ради грядущих выгод единодушно приняли решение присоединиться к бывшему врагу.

В отличие от Крестоцина Зерапон оказался куда более упрямым в своей неприязни. Обширная горная страна не очень-то предрасполагала к прокладке железных дорог, по крайней мере, с применением строительных технологий восьмого века от рождения Империи. Караваны мулов и ослов в каменистой гористой местности оказались куда более сподручными, чем паровозы. Железная дорога пришла в эти края почти одновременно с двигателем внутреннего сгорания, установленным на неуклюжую железную раму примитивного грузовика, и динамитом, использовавшимся для прокладки тоннелей. Она не играла особой роли вплоть до самого начала девятого века. Поэтому прибрежное судоходство продолжало играть здесь главенствующую роль.

Кроме того, местные народности сохранили свою обособленность. Если на территории Империи Камилл обеспечивал тщательное перемешивание и ассимиляцию племен и народов, чтобы свести к минимуму риск возникновения сепаратистских движений, то на северной ее границе люди продолжали жить так, как жили их деды и прадеды: на той же земле и по тем же обычаям. Память об угрозе с юга передавалась там по наследству, не самым лучшим образом влияя на отношения со стремительно крепнущим Югом. Разумеется, после почти двух с половиной столетий относительного мира, нарушаемого как максимум небольшими локальными стычками, жгучей ненависти они не испытывали. Да и жить с богатым и сильным южным соседом следовало в мире. Однако отсутствие ненависти не означает автоматического наличия любви, так что небольшие государства Северного пояса, и в первую очередь — Горагия, столицей которой со временем стал Зерапон, не упускали возможности продемонстрировать свою самостоятельность. Четыре Княжества пользовались сложившейся ситуацией для дипломатических и шпионских игр с опорой на «нейтральные» площадки, так что в Зерапоне сформировалась самая крупная резидентура ЧК, а сама Горагия частенько использовалась в качестве плацдарма для проведения больших разведывательных операций против Катонии. Правительство Горагии прекрасно о том знало и не возражало: помимо прочего такое положение позволяло горагийским фирмам брать кредиты в банках ЧК под обеспечение и на условиях, недопустимых для коммерсантов других стран. Знали о горагийской резидентуре ЧК и спецслужбы Катонии. Однако они, во-первых, мало что могли с ней поделать и, во-вторых, отыгрывались, содержа ничуть не менее развитые резидентуры в северных пограничных грашских городах. Поскольку Грашград с Каменным островом традиционно любили друг друга ничуть не больше, чем Зерапон с Оканакой, Глаза Великого Скотовода предпочитали не замечать катонийских нелегалов.

Такая игра велась десятилетиями, и ее правила вполне устраивали все вовлеченные стороны, честно отрабатывающие свое немаленькое жалование. Однако кое-что в отношениях отравляло спокойную жизнь как Горагии, так и Катонии. Речь шла о горной долине Сэтата, центр которой, город Басуэ, находился примерно в ста верстах севернее катонийской границы. В свое время Сэтата, население которой составляло примерно восемьсот тысяч человек, двадцать тысяч орков и полторы тысячи троллей в трех горных общинах, являлась северной провинцией Империи Майно и в значительной степени привыкла считать себя ее частью. Однако после распада Империи, брошенная на произвол судьбы, она вынужденно искала у одних воинственных соседей защиту от других. Извилистые пути политического лавирования в конце концов привели ее в объятия Зерапона, однако значительная часть населения считала себя катонийцами. Не менее трети местных жителей имели катонийские паспорта, что заметно облегчало торговлю области с Катонией. С учетом того, что от основной части Горагии Сэтату отделяли высокие горные хребты с немногочисленными перевалами, многим местным политикам нравилось считать Сэтату независимым — или хотя бы автономным — государством и искать покровительства Оканаки. Такое категорически не нравилось Зерапону, но до поры до времени тамошние политики старались сдерживаться, чтобы не будить старые склоки.