Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 9 Страница 42

Руфирант тщетно пытался прервать поток ее красноречия, неуклюже уворачивался от ударов, которые она наносила в его могучую грудь.

— Ну, Сура, — лопотал он. — Сура, ну…

Гендибаль понял, что теперь его никто не держит, на него никто не смотрит — внимание всех переключилось на новую дуэль.

И сама Сура на него не смотрела: двигающая ею ярость была целиком сконцентрирована на Руфиранте. Гендибаль постарался сохранить эту ярость в ее сознании и слегка повысил уровень смущения и стыда, который и без того уже бурным потоком заливал сознание Руфиранта. Делать это ему надо было мягко, незаметно, чтобы оба человека ничего не заметили. Но и это оказалось не нужным. Женщина приказала:

— Разойтись быстро все! Подумать голова: если мало, что это герой Руфирант быть такой великан рядом с этим малышка, быть еще пять или шесть его дружки, какие быть так же стыдно и идти домой гордые говорить, как побить маленький и слабый. «Я держать руки этот малышка» один быть говорить, а здоровенный Руфирант бить его по лицо, когда он не мог быть дать сдачи». А другой сказать: «А я держать его за ноги, и я тоже очень знаменитый за это!» А этот бычище Руфирант сказать: «Я не мог быть драться с ним по-честный, потому мой лохматый дружки держать его, и все шесть помогать мне становиться главный над ним».

— Но Сура, — обиженно пробормотал Руфирант. — Я сказал мученый, что он мог ударить первый!

— И сильно ты бояться могучие удары его маленькие ручонки, олух Руфирант! Уходить отсюда вон все! Пустить он идти, куда он хотеть идти, а все ходить домой быстро, если дома еще кто-то хотеть вас видеть! Лучше вам всем быть надеяться, что все забывать ваши великие подвиги этот день. Но если вы быть разозлить меня еще сильно, чем я злая, их никто не забывать!

Мужчины без слов расступились и, понурив головы, побрели прочь.

Гендибаль проводил их взглядом и обернулся к женщине. Она была одета в грубые штаны и блузу, на ногах красовались топорные самодельные башмаки. Лицо ее взмокло от пота, она тяжело дышала. Красотой она не блистала — круглое лицо, широкий нос. Не отличалась изяществом и ее фигура — широкие плечи, тяжелая грудь, открытые до плеч сильные, мускулистые руки. Другого и ждать не приходилось — думлянки трудились на полях до седьмого пота наравне с мужчинами.

Женщина разглядывала его в упор, склонив голову набок.

— Ну, мученый, чего ты быть ждать? Иди в свое Мученое Место. Ты быть бояться? Я быть проводить тебя, а?

От ее давно не стиранной одежды исходил терпкий запах пота, но Гендибаль понимал, что в сложившихся обстоятельствах не следует выдавать неприязни.

— Благодарю вас, мисс Сура…

— Мой имя быть Нови, — сердито уточнила она. — Сура Нови. Звать меня мог быть Нови. Это быть хватит.

— Благодарю тебя, Нови. Ты мне очень помогла. Ты быть (Гендибаль опять перешел на думлянский диалект) хорошо проводить меня, не потому что я бояться, а просто для компании.

И он вежливо поклонился ей, как поклонился бы девушке из Университета.

Нови покраснела — видимо, колебалась, решая, идти или нет, и неуклюже воспроизвела его поклон.

— Быть мне… удовольствие, — сказала она, с трудом подбирая слова, изо всех сил стараясь выглядеть воспитанной.

Они пошли рядом. Гендибаль понимал, что каждый медленный шаг делает его опоздание на Заседание Стола все более непростительным, но теперь у него появилась возможность как следует обдумать происшедшее, и вскоре у него возникла холодная уверенность в том, что прийти ему нужно как можно позже.

Когда вдали показались здания Университета, Сура Нови остановилась и растерянно проговорила:

— Господин… мученый…

Было совершенно очевидно, что по мере приближения к тому, что она называла «Мученым Местом», она все более смущалась и становилась вежливее. Гендибаль чуть было не спросил: «Ты обращаться уже не к такой слабый малышка?»

Этого делать было нельзя — так он смутил бы ее еще сильнее.

— Да, Нови.

— Быть там сильно красиво и богато в Мученое Место?

— Там быть хорошо, — ответил Гендибаль.

— Я как-то мечтать быть в это место. И я… я быть мученая.

— Как-нибудь, — важно пообещал Гендибаль, — я тебе обязательно там все показать.

Она пораженно взглянула на него: явно не приняла его обещания всерьез — решила, что он из вежливости сказал такое.

— Я умею писать, — сообщила она. — Меня учить учитель в школе. Если я написать письмо… как быть сделать, чтобы оно попасть к вы?

— Очень просто: «Дом Ораторов, квартира 27», и оно попасть ко мне. Ну, мне пора, Нови.

Он поклонился ей на прощание, а она опять постаралась воспроизвести поклон. Они двинулись в противоположных направлениях, и Гендибаль тут же выбросил ее из своего сознания. Он думал о Заседании Стола, а больше всего — об Ораторе Делоре Деларми. Мысли у него были не самые нежные.

Глава 8

Крестьянка

26

Ораторы сидели вокруг стола, как ледяные статуи. Казалось, все не сговариваясь спрятали свои сознания, закрыли их непроницаемыми экранами, стараясь не выразить чересчур открыто оскорблений в адрес Первого Оратора после его заявления относительно Тревайза. Все исподтишка поглядывали на Деларми, но даже она была подавлена. А ведь она славилась бесцеремонностью — даже Гендибаль более умело держал язык за зубами, если что.

Деларми чувствовала, что они ждут высказывания. Ей нужно было сделать решительный шаг, вступить в борьбу с открытым забралом. Она собиралась с силами. Нет, она не позволит закрыть эту тему. Что с того, что за всю историю Второй Академии не было случая смещения Первого Оратора с поста за неудачно проведенный анализ результатов исследования? Более того, тут еще была продемонстрирована некомпетентность! Прекрасная причина для импичмента, и она не отступит!

— Первый Оратор, — тихо проговорила Деларми. Тонкие, бесцветные губы ее стали почти невидимы на бледном фоне лица. — Судя по вашим собственным словам, вы не имеете никаких оснований для подобного суждения, и психоисторическая математика никаких результатов не продемонстрировала. Вы хотите, чтобы мы приняли решение первостепенной важности на основании вашего мистического чутья?

Первый Оратор поднял взгляд. Лоб его был нахмурен. Он ощущал, как закрыты сознания Ораторов. Он знал, что означала эта защита. Холодно, спокойно он сказал:

— Я ничего не скрываю от вас. Я вас не обманываю. Единственное, что я могу предложить вам, — это интуитивное ощущение Первого Оратора, обладающего большим опытом, человека, который почти всю свою жизнь провел за пристальным анализом Плана.