Артем Абрамов - Место покоя Моего Страница 43

Иешуа резко встал, прихватил кувшин с остатками воды, взглянул на Петра. Довольно улыбался.

— Все с ним будет хорошо. Полей мне на руки, пожалуйста.

— Конечно.

Обеззаразить руки после того, как ты поковырялся в гнойной ране, кишащей болезнетворными бактериями, — здравый поступок. Тем более что водичка-то теперь волшебная — с примесью такого снадобья, которого ни в одной аптеке Земли двадцать второго века не сыщешь, — собственная разработка химотдела Технической Службы — «УПБМ». «Универсальный подавитель чего-то там». — Петр не помнил, как расшифровываются буквы «Б» и «М», но прекрасно знал, что одна такая ампулка способна творить настоящие чудеса, этот Хаим уже через пару дней ходить начнет, а еще через неделю — бегать и танцевать. Было бы с кем.

Мастер тоже был доволен собой. Он любил, когда ситуация не выходила из-под его контроля.

Закончив с омовением рук, Петр и Иешуа прошли в дом, где трапезничали отец Хаима и его спутник. Завидя вошедших, Рувим вскочил и взволнованно спросил у обоих:

— Ну что?

Петр наконец решил внести конкретику. Показав на Иешуа, он торжественно произнес:

— Машиах, в которого вы столь справедливо верите, сделал все, как нужно. Правда, Иешуа?

— Правда, — просто ответил Иешуа. Ему явно не понравился возвышенный тон Петра. Тем более что он уловил скрытую в его словах иронию.

— Я же говорил, что Хаим поправится! Я верил, верил!.. — Оставив еду, Рувим выбежал на улицу.

Иешуа и Петр, напротив, сели за стол. Мария поставила перед ними по миске с горячим чечевичным супом. Молчаливый спутник Рувима как ни в чем не бывало продолжал с наслаждением наворачивать похлебку — похоже, здоровье Хаима его не сильно заботило.

В комнату вернулся радостный Рувим и с грохотом пал ниц перед Иешуа. С грохотом — потому что на колени. Как бы мениски не выбил: Петр вправлять их не умел.

— Спасибо, Равви!

Петр быстро взглянул на Иешуа: было любопытно, как тот отреагирует на лежащего в его ногах благодарного человека — не смутится ли? Ничего подобного. Иешуа лишь приподнял бровь, посмотрел коротко, не переставая черпать ложкой похлебку.

Рувим заплакал:

— Равви! Ты спас моего сына! Равви! Как мне тебя благодарить? Вот, у меня есть… — Мужчина завозился, не вставая с колен, пытаясь достать что-то из складок одежды, но Иешуа остановил его:

— Не надо ничего. Лучшей благодарностью мне будет твоя вера в меня. Хорошо?

Рувим заплаканными глазами смотрел на Иешуа и, улыбаясь, кивал:

— Да, не сомневайся!

— И еще, — продолжил Иешуа, — никому пока не говори, что здесь произошло. Ты понял меня?

Иешуа переспрашивал, потому что безудержно ликующий Рувим не казался особо вменяемым. Он улыбался, по его лицу текли слезы, он часто и мелко кивал головой и громко всхлипывал.

Петр с сочувствием глядел на все это, думал: чего ж это он так рьяно благодарит Иешуа, если Хаим как лежал лежнем на улице, так и лежит, а первые признаки выздоровления появятся только через двадцать четыре часа? Если бы удалось сделать ему нормальную инъекцию, то тогда парень ожил бы уже к вечеру, а так — через сутки, не раньше. Верит, видать, папа Рувим в чудесное исцеление сына волшебником из Назарета.

Безымянный тем временем отложил пустую миску, хлопнул себя обеими руками по животу и громко произнес:

— Ну, раз дело сделано, нам пора отправляться назад. Поднялся, подошел к Рувиму, потянул за одежду: поднимайся, мол, пошли. Слегка поклонился Иешуа и Марии:

— Спасибо вам за все…

Рувим посеменил за ним, по-прежнему бормоча маловнятные благодарности.

Деловой мужик, подумал о его спутнике Петр. Интересно, на предстоящем пути, сотканном почти сплошь из чудес и волшебства, часто ли будут попадаться такие вот непробиваемые персонажи? Чудо? Хорошо! Мертвый воскрес? Замечательно! Пойдем — поедим… А может, к чуду так и надо относиться — по-потребительски, буднично?

Петр вышел из дома. Иешуа встал рядом. Впереди, метрах в трехстах уже, брели трое. Именно так — брели. Никто никого не нес. Лишь двое старших легонько поддерживали третьего, который пока неуверенно, но вполне самостоятельно передвигал ноги. И было предельно ясно: он дойдет…

— Почему ты ему запретил говорить об излечении сына? — поинтересовался Петр.

— Чтобы он немедленно всем об этом рассказал, — усмехнулся Иешуа. — Народ прост: чем страшнее запреты, тем слаще их нарушать…

Ну и что ж, что Петру это показалось довольно циничным? Ученик хотел известности, искал ее, а способ достижения — куда как безобиден. Маленькая хитрость…

В тот день Иешуа ни с кем почти не разговаривал — был занят своим первым ремеслом: правил лодку для одного рыбака из Капернаума. Конечно, в рыбацком городе были и свои плотники, но Иосиф, когда был жив, считался в округе самым лучшим в своем деле, и ради хорошей работы заказчики не ленились тащить на ослах, запряженных в повозки, свои прогнившие суда за тридцать с лишним километров. Или двадцать два поприща — как сказали бы здесь. Верили в то, что мастерство отца передалось по наследству сыну. Что в общем-то соответствовало действительности…

Лишь к вечеру, закончив работу, Иешуа подошел к Петру, сидящему на неизменном своем камне. Присел рядышком, потер покрытые мозолями ладони друг о друга, тихо спросил:

— Зачем ты помешал мне сегодня?

Петр слегка опешил: о чем это он?

— Ты что, Иешуа, я к твоей лодке и не приближался даже!

— Утром. Когда я хотел помочь юноше из Ципора, ты опередил меня. Ты сделал свое чудо раньше. Ты не дал мне даже попробовать! Думал, я не замечу? — Голос Иешуа постепенно повышался. — Ты не веришь в меня! А мне надо, чтобы в меня верили, понял? Иначе я ничего не смогу! — Иешуа теперь уже просто кричал. Лицо его покраснело, на шее взбухли вены. — Мне нужна людская вера! Твоя, Марии, Ашера! Вы должны в меня верить! Все! Ясно?.. Или не мешайте. — Последнее было произнесено тихо, почти шепотом.

Иешуа смотрел на Мастера прищуренными глазами, под кожей ходили желваки. Петра окатило холодной чернотой — зло, идущее извне, именно так его чувствовал Мастер.

Не знал Петр своего ученика — таким…

На крик сына из двери показалась Мария, но тут же скрылась в доме: мужчины спорят, женщина не суется.

— Хорошо, Иешуа. — Петр был серьезен и действительно озабочен. Матрица матрицей, но на нее все валить тоже не стоит. Иешуа обретает в себе — себя, это надо понимать не технически, а просто по-человечески. — Я не буду тебе впредь мешать. Но когда и если тебе понадобится моя помощь, знай: я рядом. Ты попросишь — я помогу. Не попросишь — не стану. Ладно? — Мастер говорил спокойно, одновременно посылая в сторону Иешуа успокаивающие импульсы.