Владимир Михановский - Случайные помехи Страница 43

– Физики правы – нельзя ставить под удар весь род человеческий, – первым нарушил молчание астробиолог.

– И так сколько времени упустили. А вдруг это необратимо? – поддержал его кто-то из задних рядов амфитеатра. Кто именно – Женевьева не разобрала.

На душе у Лагранж было тяжело. Она чувствовала, что факты, которые без устали приводили ученые, против нее. Между тем в душе Женевьевы после разговора с Зоей произошел переворот. Вопреки фактам, вопреки очевидности, вопреки всему она снова поверила, что в контейнере не кто иной, как капитан Сергей Торопец. И еще она понимала, что союзников в этом зале у нее не было, даже с Алондом утратилось взаимопонимание.

Руководитель Эксперимента поднял руку, перекрывая шумок, возникший в зале после последней реплики:

– Мы не зря пригласили заинтересованных лиц, выскажутся сегодня все. Наш совет не снимает с себя вины за проведение Эксперимента. Но суть в том, что мы столкнулись с принципиально новым явлением, которое непредсказуемо. Лично я склоняюсь ко второй версии.

Женевьева пыталась поймать его взгляд, но Макгрегор упрямо отводил его в сторону. Ее сводило с ума собственное бессилие, невозможность повернуть ход событий. Вот и Алонд поддался их напору, умница Алонд. Как страшна сила инерции, стадное чувство, способное ослепить лучшие умы!

И в то же время в душе ее росла решимость. Она не боялась даже того, что теперь, после заявления Макгрегора, осталась в единственном числе.

– Прошу слова, – сказала она.

Макгрегор кивнул ей.

Лагранж подошла к микрофону, немного помедлила, обвела взглядом огромный зал и четко, чуть ли не слогам произнесла:

– Я призываю собравшихся отказаться от человеконенавистнического решения. В контейнере находится капитан Торопец, и я это докажу.

Когда шум улегся, Макгрегор спросил:

– Что это значит, Женевьева? У вас есть новые данные?

– Новых данных нет, – отрезала Женевьева. – Только те, которые я доложила.

– Эмоциям сейчас не место, – сказал Макгрегор. – Мы обязаны выработать общую точку зрения. И она должна основываться на фактах, и только фактах.

– Новых фактов у меня нет, – нагнулась к микрофону Женевьева. – Но у меня есть интуиция. И она мне подсказывает, что тот, кого вы называете пришельцем, – не кто иной, как возвратившийся капитан Торопец.

Зал снова зашумел.

Не слушайте ее, – истерически закричала молодая сотрудница Пятачка, перекрывая гул. – Она попала сама под гипноз, поскольку общалась с пришельцем! Кто знает, кто окажется под гипнозом завтра, через несколько минут?!

– Стыдно ученому молоть чепуху, – резко одернула ее Лагранж, хотя подумала, что в доводе оппонентки имеется свой резон.

Зал умолк, ожидая, что будет дальше.

– Подойдем к проблеме с другой стороны, – сказала спокойно Женевьева. – Мы – могущественная цивилизация, шагнувшая в космос, задумавшая прыжок через нуль-пространство. К лицу ли нам бояться одного-единственного человека, к тому же еще пострадавшего?

– Это не аргумент, – перебил астробиолог. – Медицина всегда отличалась ограниченностью взглядов… Приведу пример, понятный вам, Женевьева. Разве не может одна-единственная бацилла чумы, если ее вовремя не обезвредить, извести целые народы?!

Поименный опрос подтвердил худшие опасения Женевьевы: она оказалась в единственном числе. Теперь слово было за председателем.

– Друзья мои, – сказал он, – мы выслушали практически всех специалистов. Как говорили древние, промедление смерти подобно. Но вопрос слишком важен, и для его принятия желательно единодушие. Я призываю вас, Лагранж, присоединиться к мнению подавляющего большинства.

– Нет! – выкрикнула она в напряженной тишине зала.

– Тогда, может быть, кто-то хочет выступить на стороне Лагранж?

Тишина стала еще более напряженной.

– В таком случае отложим решение на сутки, – решил Макгрегор. – Но через двадцать четыре часа проблема должна быть исчерпана.

Город гудел, словно растревоженный улей. Повсюду только и было разговоров, что о сложившейся тревожной ситуации, к которой – неожиданно для всех – привел Эксперимент. Все ждали решения завтрашнего совета, о котором уже оповестили средства массовой информации.

После заседания Лагранж чувствовала себя как во сне. Кошмарном сне. Долго блуждала по городу, зачем-то поднималась на холм, с которого хорошо виден Пятачок, постояла на заброшенной аэробусной остановке, оглядела отверстие, прожженное шаровой молнией. Затем долго блуждала по улицам, переходя с ленты на ленту. С кем-то здоровалась, кому-то кивала. Иногда ей хотелось закричать во весь голос: «Люди, что вы делаете? Остановитесь! Нельзя допустить непоправимую ошибку, которая ляжет позором на всех нас!..»

Подчас на нее накатывали и вовсе безумные мысли. Что, если выкрасть пришельца, взяв в помощницы Зойку, и убежать неведомо куда? Но разум говорил, что это неосуществимо. Прежде всего, многотонная установка по поддержанию его жизнедеятельности чрезвычайно громоздка, ее не поднять послушным манипуляторам медцентра. А если даже они и осилят ее… Смешно. Куда, собственно, бежать? Повсюду они окажутся в зоне досягаемости землян… «разве что всем нам нырнуть в нуль-пространство», – подумала она, едва не удивившись дикости собственной мысли: кто допустит их к приемо-передающим полям?!

Женевьева успела сродниться со своим пациентом, состояние которого поначалу представлялось почти безнадежным. Теперь оно начало улучшаться, о чем говорил и вчерашний кратковременный приход в сознание. И что же, все это для того, чтобы его уничтожить?..

Неужели мир слеп и зрячей является только она? А что, если все наоборот: только она одна и слепа? Самое ужасное, когда ни с кем в мире нельзя посоветоваться. Ни с кем? А Зоя? Она обещала провести ее к Сергею. Что ж, слово она сдержит, но нужно поторопиться. Быть может, сегодня последняя возможность – завтра будет поздно. Правда, Зое нельзя открыть всю ужасную правду.

– Это пока тайна для всех землян. Ну и пусть! Ночью она удалит всех из помещения, где находится пришелец. Последнее дежурство! Это не вызовет ничьих подозрений.

Уложив Андрея, Зоя Алексеевна расхаживала по комнате, когда мелодичный сигнал видеовызова разбил хрупкую тишину. Она вздрогнула, боясь, что гонг разбудит Андрюшу: его насилу удалось уложить, он заснул совсем недавно. Хорошо, что дверь в спальную она догадалась прикрыть.

За окном висела плотная, слежавшаяся ночь. Зимние облака поглотили и звезды, и луну, казалось, они силятся просочиться сквозь пластик окна, чтобы затопить квартирный уют, такой призрачный и беззащитный.

Снова нетерпеливо звякнул гонг мобильного. Кто бы это мог быть так поздно? Макгрегор? Едва ли. С Пятачка ей тоже перестали звонить. Многие, правда, добивались разговора с ней: полузнакомые, а то и вовсе незнакомые, корреспонденты. Хотела получить хотя бы крупицу сведений, но что могла сказать им Зоя Алексеевна? К работе совета она доступа не имела. Такие разговоры только утомляли и раздражали. Надо было видео отключить на ночь! Она уже потянулась к реле, но вдруг, повинуясь внезапному импульсу, включила экран. Из глубины его выплыло лицо Женевьевы.