Алексей Щербаков - Интервенция Страница 43

На Литейном Джекоб заметил медленно двигающегося по улице Тони. Тот снова был несколько нетрезв. Журналист притормозил.

— Здорово!

— А, журналист, ну, привет, привет, подруга.

— Хорошо же ты служишь! — Ехидно вставила Васька.

Тони ее, как ни странно, понял и несколько засмущался. И стал вроде как оправдываться — обращаясь к Джекобу, но поглядывая на Ваську.

— А… Я, понимаешь, в госпитале на лечении. А там у нас полный праздник — санитары грибочков обожрались, док еще вчера исчез с концами. Все, кому не лень, подались гулять. А если правду сказать — закосил я. Типа нервное истощение. Надоело мне все это. Ты вот смеяться не станешь. Со мной вон что случилось.

Джекоб с интересом выслушал историю про растерзанный патруль от первого лица.

— После такого дела, сам понимаешь, стоило мне начать разговор, что что-то мне нехорошо, меня мигом спихнули в госпиталь.

— И что ты сам об этом думаешь?

— А что тут шибко думать? Я парень простой. Но понимаю — тут нас сильно невзлюбило нечто, что мы и понять не можем. Я бы, может, хотел понять. Да только чувствую — у меня понималка не отросла.

По какой-то причине Джекоб рассказал Тони о том, что произошло сегодня ночью. Чувствовал он симпатию к этому парню. Так бывает — встречаешься с человеком и понимаешь, что жизнь ваши дорожки надолго завязала, нравится это или нет.

— И это, в Петропавловской, еще не все. Две скульптуры у Невы — они тоже раскурочены непонятно кем и непонятно как.

Про колдовство Джекоб не упоминал, но Тони, похоже, сам сделал выводы.

— Ты знаешь, у нас в Техасе есть такой анекдот. Заходит в салун ковбой и заказывает стакан виски и наперсток виски. Потом садится к стойке и вынимает из кармана маленького ковбоя, ростом в два дюйма. И говорит: а теперь, Джо, расскажи, как ты послал к черту индейского шамана… А если серьезно. У нас ходили легенды об индейском колдовстве. Но это были так, сказки. Индейцам оно не особо помогло. Ну, про такое-то, как тут, никто не слыхал. А вот что люди гибли в прерии непонятно почему возле проклятых мест — это я знаю. У нас есть одна долина, там не то, что никто не селится, туда и ездить не любят. А этот город… Вот мне мужик рассказывал, как они тут воевали… А, кстати, поехали к нему! Он умный, книжек много читал, может, что и расскажет.

— Про магию?

— Да, нет, про это лучше не надо. А то пойдет слушок, что американцы совсем с катушек съехали. Но про эти чертовы статуи он ведь должен знать. Только жратвы надо захватить…

— Куда он предлагает? — Поинтересовалась девица.

— Да заскочить к одному местному, поболтать.

— О, он тут уже и дружками обзавелся. Я тебе Яша, вот что скажу — не упускай из виду этого парня. Мы вместе, вроде как, надолго повязаны.

— То есть?

— А я знаю? Кажется мне так.

Анатолий Степанович был дома. Что поразило Джекоба — человек сидел на кухне и читал какую-то толстую книгу. Вроде бы — совсем не те были условия. А на тебе! Журналист вспомнил, что большинство знакомых американцев чтением книг, ну, кроме, разве что, бестселлеров, не занимались вообще. Странный город.

— Проф, это мой друг, журналист, а это его помощница. Джекоб пытается разобраться с некоторыми странными вещами.

— Скажу честно, вам надолго хватит. В этом городе много чего странного. Так что вас интересует?

Услышав о том, что две скульптуры приказали долго жить, Анатолий Степанович удовлетворенно ухмыльнулся.

— Так им и надо. Я ни в какую мистику не верю, и как это все случилось, не понимаю. Но в любом случае — туда им и дорога. Все так и должно было кончиться.

— А что в них такого? Я и сам вижу, что в этот город они не влезают…

— А вы, простите, не из наших? Я имею в виду — из петербуржцев?

— Да… — Опешил Джекоб. — Но меня увезли отсюда совсем маленьким. А как вы догадались?

— Ну, раз это поняли. Вы знаете, я много видел ваших соотечественников. У большинства из них, вы уж извините, с художественном вкусом очень плохо.

— Да, что тут извиняться! Я и сам знаю, что они просто не знают, что такое художественный вкус. Но я просто общался с колледже с эстетами.

— Я думаю, вы и стали с ними общаться потому, что здесь родились. Ну, а о скульптурах… Эти чудовищные изваяния — как сфинксы напротив «Крестов», так и «человек-амфибия» — это тот самый памятник так и у нас зовут — имеют очень много общего. У них один автор — Михаил Шемякин. Это был такой служитель муз, которого советская власть, скажем так, не слишком любила. Глядя на его творения, честно говоря, становится понятным, что не любила она его за дело. Как и многие, он уехал в Штаты. А потом, когда советская власть рухнула, зачастил сюда. В те времена ведь как было? Все что из-за океана — хорошо. Вам бы тогда придти — вас на руках бы носили. Ну, вот этот служитель муз под шумок и пролез. Поставил свои творения. Считалось — прогрессивное искусство. Тем более, что сфинксы — это памятник жертвам незаконных политических репрессий. Уже получалось — политика. Хотя, я вам как историк скажу — далеко не все эти жертвы были такими уж невинными. У многих у самих руки были по локоть в крови. Так уж всегда бывает в революции. Сначала они убивают — а потом приходят их убивать. Но дело не в том. Шемякин установил еще один памятник. Погодите минутку…

Анатолий Степанович ушел в комнату, слышно было, как он там роется в каких-то закромах. Наконец, он появился и положил на стол фотографию.

— Вот.

— Это что, закусочная под открытым небом? — Спросил Тони, который в тонком искусстве не разбирался.

Хотя, где-то он был прав. Композиция представляла собой некую арку, возле которой стоял стол и кресло. На столе высился сосуд и лежала еще какая-то фигня.

— Нет, молодой человек, это — памятник основателям Петербурга.

— М-да, — почесал Тони в затылке. — Что-то я таких наворотов не понимаю. Вот у вас на площади памятник, который скачет по змее… Это ж тот царь, который город основал? Вот это сильно! Сразу видно — крутой был мужик. Настоящий ковбой, как у нас в Техасе говорят. А это… Мне-то рассказывали, как города основывают. Если бы в Остине моим предкам, которые тот город основали, такой памятник поставили, как этот Шемякин соорудил, наши ребята вспомнили бы про старый добрый обычай — суд Линча.

— Да, мы тоже были не в восторге. Только он-то стоял в закутке, куда почти никто не ходит. Ну, вот, памятник поставили — а потом кресло исчезло. Милиция его нашла. Некоторое время кресло стояло в отделении — это вроде вашего полицейского участка — не знали, как его обратно приделать. Затем приделали. Но недолго все было нормально. Снова исчезли и кресло, и штоф. Вернули на место. А затем — все снова пропало. Правда, тут ничего загадочного. Эти предметы ведь были из бронзы изготовлены. Вот местные алкоголики их и тащили, чтобы сдать на лом. У нас шутили, что место выбрали неудачно. Нехорошее это было место. Там когда-то, еще в XVIII веке находился знаменитый разбойничий трактир. Чтобы его ликвидировать, пришлось посылать воинскую команду. Штурмом брали. Но, оказывается, дело не в месте. Получается — работы Шемякина тут не приживаются.