Александр Золотько - Чистилище. Янычар Страница 44

– Так!!!

– И курить чтобы не запрещали! Моду взяли – запрещать! Долой! Выборы! Выборы!

– Вы-бо-ры! Вы-бо-ры! Вы-бо-ры! – подхватили уже несколько десятков женщин и несколько мужчин, как показалось полковнику Иванченко.

– Пусть полкан сразу выбирается из хором, пусть поселится в кубрик, как все. Или даже в казарму к солдатикам, ничего, потерпит его шалава, вон уже две недели в люксе живет… Пусть теперь отвыкают! – Петруненко кричала, размахивая руками, словно дирижировала толпой, и толпа начинала вести себя, словно единый организм, словно животное, которому указали жертву. Еще немного, и эта тварь бросится вперед, сметая все на своем пути, устанавливая справедливость и порядок.

– Уйди с дороги, ублюдок! – крикнула Петруненко полковнику Иванченко. – Ты не можешь стоять на пути всего общества, не имеешь права! Ты никто – сучок с погонами, и все! Я не служу в армии, и армии уже нет. Значит, нужно все решать голосованием. Справедливо и честно!

– Честно-честно-честно… – рычала толпа.

Контрактники, рядовые и сержанты, пока держались в стороне, им пока было непонятно, как можно такое кричать в лицо полковнику – самому полковнику, коменданту базы. Им и в голову такое не могло прийти, дисциплина, вбитая в голову, понятия субординации, угроза наказания делали невозможным неповиновение Иванченко, но постепенно в их головы пролезет мыслишка – а ведь правда, ведь теперь за полковником не стоит вся армия и все государство. Теперь ничто не угрожает любому, кто пошлет Иванченко подальше.

Он просто человек, поймут солдаты. И просто человек, который может не больше, чем любой из них. Пока эта мысль еще не пришла, но в любой момент… В любой момент, подумал с тоской полковник Иванченко.

Даже если бы он сошел с ума и согласился с требованиями демократии и всеобщих выборов… Какого черта! Он ведь прекрасно знает, что это приведет обитателей бункера к неминуемой гибели. Они просто не выживут. И даже запланированные шесть месяцев они не протянут, все рухнет через неделю максимум. Неделя – и люди начнут сбиваться в группки, в банды, драться за запасы пищи, осознав, что справедливость, конечно, хороша, но много еды – гораздо лучше. Да и что может быть справедливее, чем выжить самому. Спастись самому и спасти свою семью.

Они все – и полковник, и обезумевшая жена Петруненко, и те, кто сейчас ее поддерживает, и те, что пока не решился, – все они остановились у самой черты. Еще один шаг, одно неловкое движение, и толпа бросится вперед, снося все на своем пути, убивая и калеча.

– Я прошу… – начал полковник.

– У бабы своей проси, мудак! – заорала Петроненко. – Она тебе небось не дает… Ты хорошо ее попроси, а к нам не лезь. Уйди с дороги.

Таисия шагнула к полковнику и толкнула его в грудь. Не сильно, только демонстрируя удар.

– Я требую, – полковник прищурился, глядя в лицо Петруненко, – я требую немедленно прекратить…

– Ага! Сейчас! – Петруненко оглядела толпу с ухмылкой, словно приглашая всех в свидетели или даже соучастники. – Уйди с дороги!

Теперь она ударила полковника в лицо. Наотмашь, ладонью. Так она частенько ставила на место своего мужа в семейных ссорах. Удар получался не болезненный, но оскорбительный. И очень звонкий – именно то, что требовалось для развлечения толпы.

Удар – полковник перехватил руку и отбросил ее прочь.

– Ты что творишь, подонок! – взвизгнула Таисия, отлетая к своим союзницам и повиснув у них на руках. – Вы видели, что он творит? Он на меня руку поднял! Ты, сука, на женщину руку поднял! Тварь! Ты еще выстрели в меня, выстрели!.. Вы же видели – оне меня ударил! Ударил!..

Толпа замерла.

Вот сейчас… Вот в это мгновение все могло произойти. Передние ряды прекрасно видели, кто именно пытался ударить, остальные только слышали крик Петруненко. Полковник и вправду ударил женщину? Только за то, что она хотела для всех справедливости? Разве так можно? Она ведь ничего плохого не делала, только хотела, чтобы каждый сам решал свою дальнейшую судьбу.

Секунда. Вторая. Третья.

Невообразимо долгая пауза. Тишина в столовой, только ребенок в дальнем углу спрашивал у матери, почему тетя кричит, а та что-то отвечала неразборчиво.

– Да я же тебя, суку… – Петруненко ощерилась. – Я же тебя и твою бабу… и щенка… Мы все… Все мы… Мы…

В закрытом помещении выстрел из ПМ грохнул оглушительно, пуля ударила Таисии Петруненко в бедро, швырнула женщину на пол.

– Справедливости хочешь? – спросил полковник и поднял пистолет, направив его дулом на замершую толпу. – Все вы хотите справедливости?

Петруненко истошно кричала, схватившись за ногу, кровь текла на пол, растекалась лужей.

– Все поделить? Сигаретку после кофе? Пятьсот хозяек на кухне?.. – Полковник усмехнулся, рассматривая женщин поверх ствола пистолета. – Демократия?

У него в пистолете осталось семь патронов. Если сейчас толпа на него бросится, то он не успеет выпустить даже эти семь патронов. Его порвут в клочья, а потом… потом разнесут здесь все, кто-то доберется до оружейного склада и станет наводить порядок… И даже, может, наведет. Ценой нескольких сотен жизней. Или всего нескольких десятков.

– Вы что, не понимаете? – спросил Иванченко, опуская оружие. – Вы не понимаете, что ничего еще не кончилось, что это… – он обвел левой рукой помещение столовой, – что это – не вечное убежище, что запасов здесь не бесконечное количество, а всего… всего на полгода. На шесть месяцев. А потом… Потом мы или придумаем, как жить дальше, или передохнем все в этом бункере. Превратимся…

Петруненко кричала, мешая говорить, сбивая с мысли, отвлекая толпу. Ее муж бросился к жене, чтобы зажать рану, перевязать, полковник оттолкнул его, а когда тот снова попытался – ударил ногой в лицо. Сильно, без жалости. Вскрик, хруст ломающейся кости.

– Она спросила, почему я отдаю приказы и почему вы должны их выполнять? Так? Вы ведь тоже хотите это знать… – Полковник снова поднял пистолет, указал на одну из лейтенантских жен, замершую в первом ряду. – Ты кричала? Ты хочешь справедливости? Ты знаешь, что воздух, которым ты дышишь, может закончиться? Осознаешь это? В любой момент. Выйдет из строя какая-то система, и все…

Полковник перевел оружие на другую женщину, жену прапорщика из продовольственной службы.

– Ты хочешь перебраться в апартаменты начальника базы? Хочешь свободы в этом бункере? Свободы делать что вам заблагорассудится? Так?

Кричала Петруненко, глухо стонал ее муж, пытаясь ладонью остановить кровь, текущую из сломанного носа, ребенок спрашивал у матери, что это выстрелило, а мать не отвечала…