Николай Томан - Неизвестная земля Страница 44

- Да, я хорошо представляю себе это, Олег Сергеевич... Но что же делать?

- Нужно всеми средствами окончательно восстановить память Михаила.

- Это главное, конечно. И я думаю, что это удастся. Ну, а если...

- Не удастся?

- Нет, не это... Если он не сможет объяснить, что там у них произошло?

- Нужно быть готовыми и к этому.

- Ну, и как же тогда?

- Тогда будет проще. Самое сложное все-таки сейчас. Они могут подумать, а может быть, и думают уже, что мы что-то скрываем от них... Что Михаил симулирует потерю памяти...

- Но ведь его исследовали их же психиатры. Неужели и им могут не поверить? Я не говорю о читателях их газет, но врачи, ученые, интеллигенция - должны же хоть они-то считаться с мнением своих психиатров?..

- Найдутся и такие. Особенно те, которые связаны с военными ведомствами. Их не может не беспокоить то обстоятельство, что о каких-то, видимо, качественно новых явлениях природы нам станет известно раньше других. Ну, в общем, Евгения Антоновна, голубушка, вы уж постарайтесь...

- Да что вы меня так просите, Олег Сергеевич? - невольно улыбается Холмская. - Я бы сделала все, что смогла, будь это любой больной, а ведь он мой муж.

- Ну, простите вы меня, пожалуйста! - взволнованно пожимает ей руку академик Урусов. - Для меня он тоже не только коллега, но и друг. А сейчас очень уж многое зависит от окончательного его выздоровления. Только-только начали ведь налаживаться более серьезные, чем прежде, международные наши контакты в области науки. Контакты, от которых будет зависеть судьба не только всего человечества, но, может быть, и самой планеты... Хотелось бы поэтому, чтобы ни малейшая тень недоверия не могла возникнуть между учеными.

- Можете не сомневаться, Олег Сергеевич, я...

- А я и не сомневаюсь, дорогая вы моя Евгения Антоновна! - дружески кладет ей руку на плечо академик Урусов. - Но я хотел бы, чтобы вы отважились и на благоразумный риск. Не ждали бы естественного процесса восстановления памяти Михаила, а подстегнули бы ее чем-нибудь, помогли бы ей "растормозиться".

К академику Урусову шла Евгения Антоновна с надеждой на его помощь, а возвратилась в еще большем смятении. Правда, ей теперь понятна причина ухудшения состояния Михаила. Он, видимо, слушал иностранные радиопередачи на английском или немецком языках, которыми в совершенстве владел до катастрофы, а потом, после этого несчастья, забыл так же, как и многое другое. Но теперь он вспомнил, наверно Может быть, даже случайно, включив приемник и услышав английскую речь.

2

Доктор медицинских наук Александр Львович Гринберг - старый учитель Евгении Антоновны Холмской. Она училась у него в студенческие годы, продолжает учиться и теперь в психиатрической клинике. С кем же ей посоветоваться, как не с ним? Он, правда, несокрушимый оптимист, а психиатрия так еще беспомощна во многом... Потому, может быть, неугасимая вера его в благополучный исход лечения даже безнадежно больных иногда кажется Евгении Антоновне напускной. И все-таки она верит ему больше, чем иному другому авторитету в области психиатрии.

В тот же день она созванивается с ним и едет к нему домой.

- Хочу посоветоваться с вами, Александр Львович...

- О чем советоваться, Женечка? - Он еще со студенческой поры в неофициальной обстановке называет ее Женечкой. - Вы же показывали его мне, и я за него спокоен. А то, что в первое время у него афазия наблюдалась, то теперь ведь этого уже нет. У него она была сенсорная?

- Да, амнестическая. Ему и сейчас еще нелегко вспомнить некоторые названия и научные термины. Особенно в области его родной физики. А главное - Михаил все еще побаивается, что у него необратимое интеллектуальное расстройство. Он, правда, говорит это в шутку...

- Ну, если шутит - уже хорошо, - смеется Александр Львович.

- "Теперь, - говорит, - у тебя дома свой сумасшедший..."

- И он абсолютно прав. Физики, они все сумасшедшие, даже те, которые без всяких травм. Мне рассказывали, что когда известный немецкий физик Паули сделал в Нью-Йорке доклад о новой теории элементарных частиц, созданной им совместно с Гейзенбергом, присутствовавший при этом знаменитый Нильс Бор заметил: "Все мы согласны, что ваша теория безумна. Вопрос только в том, достаточно ли она безумна, чтобы иметь шансы быть истинной. По-моему, она недостаточно безумна для этого".

- Вы не шутите, Александр Львович, я ведь жена физика и знаю, что они называют "безумными" лишь принципиально новые идеи, такие, как теория относительности Эйнштейна, например.

- Нет, Женечка, они вообще все немножко сумасшедшие! - смеется доктор Гринберг, энергично полируя свою, сияющую в солнечных лучах, лысину. - В какой-то статье я читал, что солидный американский физический журнал "Physical Review" отклоняет рукописи многих ниспровергателей основ современной науки не потому, что их нельзя понять, а как раз наоборот потому, что их можно понять. Ну ладно, не буду больше шутить, хотя все это и не шутки вовсе. Ну, так что же хочет ваш "сумасшедший"? Чтобы мы произвели над ним патопсихологический эксперимент? А вы знаете, это идея!

- Ну, а если?..

- Уверяю вас, он с блеском выдержит такое испытание. Хотите, я лично проделаю с ним это?

- Да, пожалуйста, лучше уж вы...

- Вот и отлично! Мы проверим его на реакции с выбором. Вы ведь не сомневаетесь в его сенсомоторном акте? Не вполне? Ну, а я совершенно уверен, что он не будет иметь существенных отклонений от нормального стандарта.

- А что, если попробовать показать ему "чернильные пятна" Роршаха?

- Ну, что вы такое говорите, милая моя! - возмущенно машет руками доктор Гринберг. - Этим очень модным на Западе проективным методом пользуются главным образом неофрейдисты.

- Мы же не будем вскрывать с его помощью "либидозные комплексы" Михаила. Мы...

- Нет, нет и нет! - упрямо мотает головой доктор Гринберг. - Меня буквально воротит от всего, что хоть чуть-чуть попахивает фрейдизмом или гештальтпсихологизмом. Давайте уж лучше проведем над ним ассоциативный эксперимент, который ведет свое начало еще от Сеченова. Не брезговал им и Бехтерев.

- Нужно будет тогда проверить еще и состояние его процессов обобщения, логического хода и целенаправленности мышления. И хорошо бы проделать все это сегодня же.

- Ну что же, Женечка, сегодня я свободен, и вы можете считать меня в полном вашем распоряжении.

3

Уже раздевшись у Холмских, доктор Гринберг обнаруживает, что не надел своего "визитного" пиджака, а пришел к ним в стареньком джемпере.

"Ну, да это и лучше, пожалуй, - осмотрев себя в зеркале, решает доктор. - По-домашнему... Я ведь у них свой человек..."

- Ну-с, дорогой мой Михаил Николаевич... - с широко распростертыми руками идет он навстречу Холмскому. - Думаете, наверно, что скажу: "Как мы себя чувствуем?" Э, нет, это старо! Этого я уже не говорю. Теперь я задаю моим больным вопросы, которым может позавидовать даже армянское радио.