Уильям Бартон - Бунт обреченных Страница 44

И лишь со временем, когда сами господа прибыли на планету, несчастные, беспомощные саанаэ решили, уйдя в подполье, начать освободительную борьбу.

Мы спустились в ущелье; нас окружали красные леса под пыльным розово-лиловым небом, по которому плыли красивые оранжево-коричневые слоистые облака, походившие на склеенные кусочки слюды.

Последовала короткая схватка, выстрелы примитивных орудий саанаэ практически полностью заглушались грохотом современного человеческого оружия.

У них имелось лишь полицейское оружие, несовершенное и неэффективное, не сравнимое с тем термoядерным оружием, каким они встретили нас в первый раз.

Мы буквально скосили лес: валились алые деревья, губчатые стволы раскалялись добела — из их ран капал молочный сок; существа, похожие на птиц, но с шерстью вместо перьев, кричали в ужасе, устремляясь прочь. Упав, деревья дымились, но не горели.

Затем мы заставили уцелевших вытащить своих мертвых соратников из окопов, сложить в длинные ряды, вылили спирт на их тела и подожгли. Зрелище, конечно, было не из приятных. Саанаэ с их телами кентавров не могли быть уложены компактно, как двуногие.

Помню, как один из моих бойцов попытался поторопить их:

— Давай, Самбо, спеши. — И с этими словами ударил рукояткой фонаря в лицо саанаэ. Существо не произнесло ни звука, только упало на колени и посмотрело в лицо обидчику, желто-коричневая кровь потекла с губ, капая на зеленую чешуйчатую грудь.

Саанаэ тут же поднялся и поплелся таскать трупы мертвых товарищей в огонь.

Когда они закончили, мы убили раненых и сожгли их, затем приказали уцелевшим раздеться и бросили их обмундирование в костер. В довершение всего, построив саанаэ в шеренги, мы заставили пленников смотреть, как горят тела погибших товарищей.

Каратели смеялись над ними. Они вряд ли понимали это, потому что звуки нашей речи слишком отличались от их, а мы тыкали им в половые органы палками, прикладами, дубинами, наблюдая, как пленники морщатся и прикрывают наготу.

Однажды я явился свидетелем ритуала спаривания саанаэ: они танцевали друг с другом вокруг костра какой-то древний, красивый танец.

Когда погасли костры и мертвые превратились в пепел, мы отправили пленных вниз, в долину, где размещался концентрационный лагерь. Там большинство заключенных должны были умереть еще до того, как придут корабли, чтобы забрать их.

Пришла ночь, и я пошел к Алике, которая не могла дождаться конца дня, и теперь стояла передо мной, освещенная желтым светом лампы, серьезная и задумчивая.

Нам вовсе не обязательно было идти на ужин. У меня и здесь имелись кое-какие дела. Мы могли провести вечер дома и пораньше лечь спать, чтобы подготовиться к завтрашнему походу.

Одна рука женщины поглаживала мой живот, нерешительно касаясь пуговиц на джинсах. Дьявольское искушение испытывало меня. Я представил обнаженное тело Алике в своих объятиях, затем под собой, будто за двадцать лет у меня не было ни одной женщины…

Но это, если верить романам, серьезным психологическим исследованиям, стихам и фильмам — не совсем то, что необходимо мужчине. Если бы это было так, то он мог бы довольствоваться мастурбацией, или же маленькими овцами, или большими собаками.

Алике взглянула на меня — ее вопрошающий взгляд вызвал на моем лице улыбку. Я рассмеялся, обнял ее, и мы, держась за руки, вышли из дома.

В «Дэвисе» было очень шумно, большинство людей ело, и лишь немногие пили. Приглушенно звучала музыка, которую я датировал примерно 2140 годом. Мне почему-то вспомнилось название пьесы — «Разбитое сердце», любимая пьеса моей матери времен ее молодости. Несмотря на жару и духоту ночи, в баре было довольно прохладно. Атмосфера была дружественная. Создавалось впечатление, будто я нахожусь среди собратьев по оружию. Иногда такое бывает холодным, дождливым январским вечером. В зале зажигается камин, чувствуется запах сухой сосны…

За столом, кроме нас, сидели Лэнк, Дэви и Марш с подругой, высокой костлявой женщиной по имени Сэнди. Она сказала, будто родом из Шарлотты. Судя по ее манерам, девушка служила вместе с Маршем в полиции. Официанты принесли нам пиццу с мясным чесночным соусом, булочки и крепкое красное вино.

И снова началась бесконечная болтовня о старых временах, о Шарлотте, подвергшейся разрушительному действию какого-то загадочного оружия хруффов. Сэнди описала огромную воронку в центре города, обломки, разбросанные на много миль:

— Мне тогда было всего девять лет — я многого не помню.

Я подцепил на вилку кусок пиццы и обмакнул его в соус.

— Наверно, они использовали так называемое оружие-колотушку, применяемое для разрушения каменных крепостей и подземных бункеров. Хруффы, как правило, редко им пользуются.

За нашим столом воцарилось молчание, заглушаемое стуком вилок, ножей и музыкой. Все смотрели на меня, раскрыв рты.

Молчание нарушила Сэнди:

— Тогда какого черта они применили его в Шарлотте, убили мою мать?

Я бросил взгляд на Алике, которая, опустив глаза, уставилась в тарелку. Ее лицо не выражало никаких эмоций. Я пожал плечами:

— Может, ошибка в расчетах. Под Шарлоттой есть укрепленный подземный бункер. Хруффы тоже несовершенны. Или, может, кто-то пытался сбить их корабль, когда они целились.

Сэнди, хмуро покачав головой, произнесла:

— Ублюдки…

Внезапно развеселившись, Лэнк проговорил:

— Ага, значит, ты и Алике собираетесь завтра в горы? — Он разговаривал со мной, но смотрел на нее. Марш уставился на Сэнди, накрыв ее руку своей. В его глазах явно читался интерес и любовь. Или я неправильно понял его, и он просто пытался успокоить подругу?

Алике, положив руку на мое плечо, улыбнулась:

— Как в старое время. — В ее словах крылся какой-то тайный смысл, который мне был непонятен.

Ну что ж, они живут рядом уже десятки лет, а я для них бродяга сегодня здесь, завтра там.

Ужин закончился, и мы опять пошли к Алике.

Позднее в темноте, при выключенной лампе, при приглушенном белом лунном свете, Алике спала рядом со мной, положив голову на грудь, и негромко похрапывала. Ее деликатный храп напоминал громкое дыхание. Окно было немного приоткрыто. Дул легкий ветерок, несший с собой слабый запах моря, соленых волн. Его дуновение ласкало наши тела, капли пота постепенно высохли.

Однако простыни под нами оставались влажными. Хани бы позаботилась о смене белья, чтобы комфортней было спать. Кроме того, она принесла бы чистую, влажную салфетку для лица, чистое, пушистое, сухое полотенце и только после этого свернулась бы калачиком рядом со мной.

Я хотел спать, но не мог закрыть глаза и, глядя в темноту за окном на деревья, освещенные призрачным, неверным лунным светом, слушал шепот листьев. Где-то далеко лаяла собака.