Джон Макдональд - Искатель. 1991. Выпуск №3 Страница 44

— Семергей сразу мне сказала.

— А, ты так же оперативно посоветовался с Польшиным. Он кивает.

— И что с той женщиной стало?

— Не знаю. Он кого-то послал к ней разобраться. Пол уходит у меня из-под ног. Черные молнии вьются перед глазами.

— Врешь, подонок, — я бью его наотмашь в правую бровь и скулу. Шершавая перчатка рвет кожу, бровь мгновенно вспухает багровым рубцом и начинает кровоточить. — Ты Ярмолицкого, наркаша этого, ему подставил?

— Он сам приказал так сделать. Это он все… — Кровь тонкой струйкой сбегает по скуле, глаз Болотина начинает заплывать.

— Кого он послал вместе с Ярмолицким? Штогрина? — Нет, Винокурова, кажется.

— Кажется или в самом деле Винокурова?

— Да, его.

— Кто такой Винокуров?

— Ну, он вместе со Штогриным.

— Чем он занимается, где живет?

— Где живёт, точно не знаю. На Мироновке где-то… Каратэ он преподает в спортшколе, что ниже Центрального рынка. В той школе легкоатлетический манеж.

О других он говорит охотно и много. Но ведь я именно это и хотел узнать — кто. Удивительно устроено это двуногое животное. Вот сидит Болотин, такой элегантный и самоуверенный доселе, с такими выбритыми до синевы, глазированными пухлыми щечками, а теперь одна щечка вспухла, пара зубов расшаталась или раскрошилась, глаз закрылся, и поет Болотин соловьем. Попробовал бы я эффект такого пения вызвать тем, что говорил бы ему «вы», задавал корректные вопросы-уловки. Подчиненные товарищи Берии все-таки добивались успеха с наивысшим КПД.

— Как вы убрали Ярмолицкого? Кто его вывез?

— Я только за рулем сидел. А так вообще-то его везли Штогрин и Винокуров. Они мне сказали, я повез.

— Вы его бросили в леске и сразу уехали?

— Нет, на следующее утро пошли посмотреть.

— И?..

— Он уже готов был.

— И что сказал Штогрин?

— Что сказал? Не помню… Кажется, вроде того, что все мол, с концами.

— Семергей и Черныш об этом не знали?

— Ну, как… Они знали, конечно, что эта… женщина умерла. Только ведь ее Ярмолицкий убил. А Ярмолицкий мм зачем? Не знаю, может, и догадывались.

Я молчу. Некоторое время молчит и Болотин, потом он говорит:

— Слушай, чего ты хочешь?

Очень непонятный вопрос. Я уже ничего не хочу. Мне почти ничего не надо. Мне и жить-то уже не очень хочется. Мне вот со стула подняться неимоверно тяжело будет. Но, борясь с мгновенно накатившими вялостью и сонной одурью, выдавливаю из себя:

— Ценная… информация у меня накопилась. Она дорого стоит, очень дорого.

— Двадцать штук, — четко произносит Болотин.

— А?..

— Двадцать тысяч.

Я внимательно гляжу на него. И оп, не мигая, — только левым глазом, естественно, — выдерживает этот взгляд, Я пожимаю плечами.

— Не знаю, — говорю я. — Может быть…

Встаю, выхожу в прихожую, неторопливо вскрываю телефонную розетку, действуя клинком вместо отвертки. Вынимаю оттуда микрофон. Потом возвращаюсь в комнату, снимаю с верха богатой «стенки» магнитофон. Так же неторопливо выкручиваю шурупы, снимаю крышку, извлекаю из-под нее еще одно устройство. Это уже посложнее устроено, оно информацию «выстреливало» само по мере накопления, поскольку подсоединено было в схему магнитофона.

Выпученные от природы глаза Болотина сейчас готовы выскочить из орбит — даже закрывшийся правый глаз.

— Не ожидал, — констатирую я. — Бывает. О многом мы не догадываемся. До поры, до времени, конечно.

Взгляд мой падает на шарф, валяющийся на полу. Великолепный шарф из синего мохера. Этим шарфом я плотно обвязываю Болотину рот, закрепляя концы на затылке. Он мычит.

— Потерпи, дружище. Одному оставаться страшно, но твои друзья тебя вскоре освободят.

Прихватываю сумку, окидываю взглядом напоследок квартиру Болотина — ничего не забыл? Ну, следов-то я сейчас оставил множество, излишняя осторожность, пожалуй, уже ни к чему.

У двери приникаю к глазку. Площадка освещена, на ней никого нет. Быстро сдергиваю маску, открываю оба замка, выхожу, захлопываю за собой дверь. Быстро пересекаю площадку, бегу вниз по ступенькам лестницы. Никого не встречаю до самого низа. Отворачиваю рукав куртки — половина десятого. Все смотрят «Время». Кто-то всесильный и всеблагий хранит меня.

Иду быстро, переходя временами на бег. Так преодолеваю несколько кварталов. Мне необходимо успокоиться, обдумать все напоследок. И решение у меня появляется. То есть я понимаю это только после того, как обнаруживаю, что доехал до конечной остановки автобуса и остался один в салоне. Теперь в свой бывший институт, до него несколько трамвайных остановок.

Через полчаса я уже искал писчую бумагу, роясь в столе у Зюзиной. Слава Богу, несколько листов нашлось, правда, слегка отличающихся цветом.

Расчехляю машинку, делаю три закладки и на четырех с половиной страницах излагаю все, что знаю о Болотине, Семергей, Черныше, Штогрине. Стараюсь особенно подчеркнуть роль Польшина, хотя никакими особенными доказательствами не располагаю, кроме нескольких магнитофонных записей да потенциальных показаний Болотина и Штогрина. Еще в хирургическом отделении клинической больницы номер один находится некий Копыльцов с проникающим ранением в брюшную полость. Состояние Крпыльцова тяжелое, хотя находится он, там уже вторую неделю. Стрелка прошла печень насквозь, также пробила нижнюю часть правого легкого и застряла в позвоночнике. Находится Копыльцов в больнице под своим именем, но в истории болезни или причин ее возникновения наверняка присутствует туфта.

Я также совсем не уверен, что заговорят завмаг Карпачева или председатель торгового-закупочного кооператива Гринбейн, хотя первую пытались лишить части наворованного, а второго довольно успешно лишили. И уж совсем я уверен в том, что не заговорит заведующий плодоовощной базой Рычков, потому что найден он убитым еще прошлой зимой. Доказательств причастности фирмы «Полынин, Штогрин и компания» к этому делу у меня никаких, но в данном случае это значения не имеет. Рычкова я упоминаю, авось сей факт в Польшина и «выстрелит». Сутенерство Штогрина я упоминаю тоже скорее для количества, опять же на Польшина это должным образом подействует.

Потом я сочиняю, уже в одном экземпляре, поздравление Польшину с наступающим Новым годом. Бросаю взгляд на настенный календарь — через двое суток и полчаса с небольшим это событие произойдет. Вряд ли для Польшина оно будет сопровождаться приятными воспоминаниями, на то и рассчитываю, больше мне полагаться не на что.

Особенно я выделяю откровенность Болотина, его неоценимую помощь в сборе мной столь ценной информации, советую Полынину навестить своего друга на дому.