Роман Глушков - Аварийная команда Страница 45

– Не умничай, студент, – цыкнул на Пашу Хриплый. – И без тебя голова пухнет. Вы лучше с Леночкой свои вещички перетряхните и, что не нужно, оставьте. Не резон к Держателю с таким багажом переться. Сдается мне, погоняют нас еще по Ядру чемпионы, как обожравшихся клевера коров. Так что лучше сразу от балласта избавьтесь, чем зря силенки на него переводить.

Этот практичный совет Охрипыча, как и предыдущие, тоже был очень своевременным. После непродолжительной сортировки содержимого наш багаж утрясся до двух спортивных сумок, портфеля и перевязанной скотчем коробки из-под Леночкиных туфель. Одна сумка являла собой «квинтэссенцию» некогда объемной поклажи Тумакова и Веснушкиной. Вторая – та, что принадлежала Агате, – вместила в себя необходимые вещи хозяйки и мои деньги, бросать которые на берегу я наотрез отказался, хотя их ценность в Ядре и упала до уровня туалетной бумаги. Впрочем, никто меня за это не осудил: выбрасывать деньги, пусть даже обесценившиеся, без особой нужды было глупо – ведь еще неизвестно, каким сектором повернется к нам колесо фортуны. Инкассаторские обязанности я по-прежнему закрепил за собой, хоть и зарекался намедни пальцем притрагиваться к багажу Банкирши. Но кто бы мог тогда предугадать, что не пройдет и суток, как мы окажемся с этой кареглазой стервой на дружеской ноге.

Портфель дяди Пантелея тоже заметно похудел, оставив в крепости компактный радиоприемник, набор хрустальных фужеров (судя по всему, купленных Иванычем кому-то в подарок) и пухлый том Достоевского. При всем уважении к гению русской словесности, в Ядре его книгу пришлось оценивать не по литературным критериям, а по весу, который оказался отнюдь не в ее пользу.

А в коробку из-под обуви мы упаковали наш бесценный Концептор – мощное, по словам прапорщика, тактическое оружие и последнюю надежду ввергнутого во мрак чужой Вселенной человечества. Забота об артефакте была поручена самому аккуратному и ответственному члену нашей команды – Агате Юрьевне. Можно было бы поручить это дело и дяде Пантелею, но в пользу Банкирши говорила ее хорошая физическая форма, что для хранителя Концептора являлось куда более важным требованием.

Ранее претендовавший на эту должность Рип что-то недовольно проворчал, но возмущаться не стал. Несмотря на его клятвенные заверения в дружбе, он прекрасно осознавал, что мы не доверим наше единственное сокровище чемпиону, который в любой момент может сбежать вместе с Концептором и бросить нас у разбитого корыта.

Когда лифт был еще далеко, я спросил Рипа о том, что раз уж все мы бессмертные и умереть нам здесь, в общепринятом смысле, не светит, не проще ли будет прыгнуть в шахту и долететь до Ядра, так сказать, своим ходом. Ляпнул я это, естественно, не подумав, и адаптер быстро остудил мой нездоровый энтузиазм.

– Дерзай, – ехидно проговорил Рип и сделал в сторону шахты приглашающий жест. – Только помни, что вдали от Источника все полученные тобой при приземлении травмы будут заживать со стандартной земной скоростью. Прикинь, сколько пройдет времени, прежде чем мешок дробленых костей снова превратится в полноценного человека и сможет продолжить путь? За этот срок уборщики успеют отправить тебя в Беспросветную Зону столько раз, сколько ты в своей Проекции жизней не прожил.

Я потер ушибленную намедни спину и мысленно зарекся впредь выдвигать столь идиотские предложения.

– Кстати, о чем ты шушукался с теми уборщиками, пока мы собирались? – спросил я.

– Просто порекомендовал им впредь держаться подальше от нас и передать это остальным, – ответил адаптер. – Как думаешь, в каком направлении полетит эта стая, когда мы удалимся и воздействие Концептора на уборщиков закончится?

– Сомневаюсь, что ты их напугал, – поморщился я. – Парни явно не дураки и сообразят, что без поддержки Рефлектора мы для них – легкая добыча.

– Безусловно, ты прав, – не стал отрицать Рип. – Но, по крайней мере, инстинкт самосохранения я в уборщиках пробудил. Так что пока мы будем двигаться по тоннелю, они не свалятся нам на головы…

Платформа прибыла, и мы, не мешкая, перебрались на нее. Рип таким же непостижимым для нас образом активировал лифт, а затем – плиты крепостного пола, сомкнувшиеся над нашими головами, как только мы опустились в шахту. Едва это произошло, стены тут же зажглись мягким белым светом, отчего я почувствовал себя словно внутри большой люминесцентной лампы. Хорошо, хоть платформа не обладала такой подсветкой, а иначе казалось бы, что мы не ехали на лифте, а парили в световом потоке, подобно настоящим чемпионам. Уму непостижимо, как они ориентировались в сплошной белизне, раскинувшейся на огромное пространство, и при этом не могли самостоятельно освободиться из своих примитивных тюрем. Впрочем, пора было уже прекращать удивляться подобным вещам и мерить Ядро земной логикой.

Я никогда не страдал клаустрофобией, но чем глубже мы опускались в тоннель, тем сильнее накатывало на меня беспокойство. На равномерно освещенных, идеально гладких стенах глазу было совершенно не за что зацепиться. Поэтому я судил о скорости нашего спуска лишь по собственным ощущениям. Кровь прилила к голове, а к горлу подкатила тошнота. Мы двигались вниз достаточно быстро и, если судить по времени, спустились за первые пять минут на приличную глубину. И пусть пространственно-временные параметры были в Ядре относительны, мне все равно не удавалось избавиться от мерзкого страха, что испытывает человек, впервые угодив в глубокое подземелье. Наше нахождение здесь казалось абсолютно противоестественным: земная твердь была обязана лежать у меня под ногами, а не возвышаться над головой миллионами тонн грунта. Благо тут отсутствовала жара, что на аналогичном уровне земных недр уже наверняка сварила бы нас заживо.

Все в напряжении молчали. Веснушкина робко прижалась к Пашиному плечу, от чего раньше Тумаков просто сиял бы от радости, но теперь на его лице была написана та же неуверенность, что и у подруги. Агата нервно покусывала губу и барабанила пальцами по коробке с Концептором. Дядя Пантелей задумчиво уставился под ноги. Охрипыч озирался по сторонам и ежеминутно посматривал на Рипа. А он стоял у края платформы, скрестив руки на груди, и что при этом думал, являлось для всех загадкой. Главный индикатор человеческих чувств – лицо – был скрыт у адаптера непроницаемой черной пеленой, но поза компаньона выглядела уверенной, а значит, все пока шло по плану. Вот только по какому плану: по нашему общему или же по секретному плану Рипа, использующего нас в своей политической игре?..

– Что внизу? – спросил его прапорщик, указав в пол. – В смысле, далеко ли до дна и где именно мы должны выйти?