И. Даль - Коэффициент интеллекта (сборник) Страница 45

Солнце Андромахи в одночасье проснулось от миллиардолетней дремы и рывком расширило радиус своей фотосферы на целую астроединицу.

Такого выкрутаса от спокойного древнего желтого карлика не ожидал никто. Нестабильность в процессах, идущих внутри звезды, нарастала. Все расы, занимавшиеся освоением системы взбесившейся звезды, начали спешную эвакуацию. Счет пошел на часы.

У населявших систему людей, мовисов, риконтов и атакелтиков была здесь лишь сотня-другая пустотных городов, рудников, лабораторий и заводов. Периметр системы стерег от набегов рейдеров-пустотников и ударных соединений кочевников-госсиртаков объединенный космофлот Содружественного Четырехлистника.

Когда выяснилось, что из восемнадцати туннелей-струн, связывающих систему Андромахи с густонаселенными мирами Центральной зоны, семнадцать во время катаклизма лопнули от перенапряжения, а единственный уцелевший нестабилен, среди населения системы началась паника.

Объединенный космофлот перестал существовать после первых известий о беспорядках у транспортных порталов.

У входа в туннель и начался хаос не регулируемой никем спонтанной эвакуации, всеобщего бегства, вылившегося в безумие Трехдневной войны, которое охватило всю звездную систему.

Силы объединенного космофлота распались на враждующие монорасовые соединения, стоило произойти первому инциденту на входе в портал туннеля. Что это был за инцидент, нам, пленникам Андромахи, осталось неизвестно.

Три дня длилась война. Три дня последний портал переходил из рук в щупальца, лапы и плавники. Три дня превращались в радиоактивный пар и оплавленные осколки гражданские и военные корабли по всему внутреннему пространству системы.

Потом все кончилось. Не осталось никого. Все ушли сквозь портал – или погибли, пытаясь это сделать. Все, кроме считаных единиц, волею судеб заброшенных в дальние уголки системы и не сумевших добраться до туннеля за время, пока нестабильность его не достигла критического значения.

Папа и мама, инженеры, обслуживающие добывающий комплекс в кометном поясе системы. Родители Тима и Лапочки, забытые при эвакуации в кластерном поселении высоко над плоскостью эклиптики. Возможно, кто-то еще.

Внутренние планеты системы были поглощены фотосферой разбушевавшейся звезды. Внешние были непригодными для высадки газовыми гигантами. Андромаха, планета земной группы, бывшая спутником газового гиганта Гектора, который вращался вокруг своего солнца по нестабильной эксцентрической орбите, едва не касаясь короны солнца в периастрии и уходя на четыре миллиарда миль в афелии, оказалась единственным пригодным для высадки планетным телом.

Бескрайний океан Андромахи, воды которого лишь кое-где прорывались голыми спинами каменистых островов, приютил семейство атакелтиков, выходцев с водного мира. Нам досталась брошенная авиабаза в небесах экваториальных широт, накопители левитров которой были полны под завязку и еще долго могли удерживать наш новый дом над смертоносными водами бескрайнего моря.

Портал последнего туннеля свернулся, надолго – или навсегда – отрезав систему от остальной Вселенной.

Потянулись долгие годы ожидания.

Океан волновался подо мной – бескрайняя масса вод с вкраплениями тающих льдин. Где-то под этими бесконечными валами, катящимися ряд за рядом к скрытому в дымке испарений горизонту, спешили мне навстречу Тим и Лапочка. Я все отчетливее чувствовал их присутствие, и любопытные щупальца чужих мыслей все явственнее щекотали мой мозг.

Пришло время войны. Вздохнув, я потопал по гулким коридорам в недра корабельного арсенала, чтобы получше подготовиться к встрече с врагами.

Спустя полчаса, когда голоса Тима и Лапочки звучали уже совершенно оглушительно – я даже начал опасаться, что их могут услышать и родители, – я спустился по грузовой эстакаде на полетную палубу нижнего яруса. На мне был комплект настоящей боевой брони, самый маленький из тех, что нашлись в бесконечных рядах личных шкафчиков команды. И все равно он был нелепо велик и собирался в гармошку на локтях и коленях. Внутри бочкообразной кирасы я чувствовал себя горошиной в погремушке. Башмаки были больше размера на три и неимоверно тяжелыми, и ноги в них волочились, как не мои. Псевдомышцы брони я задействовал только на руках, потому что аккумуляторы почти разрядились, и на активацию всего экзоскелета целиком их энергии не хватило бы.

С бомбой на плече я тащился сквозь опустевшие ангары, в которые так и не вернулись вылетевшие из них давным-давно эскадрильи субатмосферников. Распахнутые зевы грузовых лифтов зияли чернотой вертикальных шахт, по которым самолеты поднимались когда-то на стартовые палубы, чтобы взлететь навстречу гибели и славе. Путь мой лежал сквозь анфилады ремонтных цехов, где в полумраке щетинились лесом манипуляторов чудовищные махины рембоксов, скрипели цепями в такт плавному покачиванию корабля в воздушном течении уснувшие под потолком пауки кран-балок. Где застыли печальными остовами мертвых птиц те истребители, что смогли дотянуть до базы после стычек в небесах, но не успели уже вернуться в строй до исхода людей с Андромахи.

Их так и бросили здесь вместе с самой авиабазой, ставшей вдруг в одночасье не нужной никому – и так удачно подвернувшейся нам, когда наш кораблик, полыхнув напоследок в атмосфере планеты сгорающим светлячком, выбросил планер посадочного модуля, который папа, борясь с дикими ветрами низких широт, умудрился посадить на пляшущий в хаосе потоков взбесившегося воздуха сплюснутый тороид размером с небольшой город.

Планер до сих пор лежал там, на пронизываемой ветрами взлетной палубе верхнего яруса, принайтованный к ней цепкими лианами эластических строп. Пластоперкаль лоскутами сходил с каркаса изломанных крыльев, фонарь кабины давно утратил свою прозрачность и таращился в неспокойные небеса фрактальными зеркалами ослепших фасеток.

Каждую годовщину нашего прибытия на Андромаху, в день нашего второго рождения, папа надевал защитный костюм и поднимался на палубу. Мы с мамой сопровождали его.

Это называется традицией.

На этот раз у меня за пазухой горячим когтистым комком ворочался Васька – подарок родителей. Мы стояли и смотрели на низкое облачное небо. Солнце казалось сквозь вечный полог туч большим бледным пятном.

Где-то высоко-высоко, за облаками, в черноте космоса оставались корабли земного флота. Безмолвные, мертвые. А еще корабли чужих, но снизу ни тех, ни других было не разглядеть, конечно же. Время от времени один из них срывался с орбиты и прочерчивал небосклон всполохом стремительно гаснущего огня, подсвечивая тучи. Иногда, когда с орбиты сходил дредноут или суперкрейсер, падающие корабли пронзали облачный полог и рассыпались искрами в конце своего короткого пути.