Александр Борянский - Время покупать черные перстни Страница 45

— Ну, держись, Кондрат! — рявкнул Виктор и кубарем скатился на дно окопа. Невообразимый жар опалил затылки охотников. Дерн бруствера задымился. Догматерий надвигался, время от времени плюясь огнем. Теперь он больше походил на огнеметный танк, чем на гусеницу. Танк покрывали каменные скрижали с божественными откровениями…

Выбрав момент, Джонг выглянул из своего убежища. Догматерий подполз на расстояние поражаемости. Он поражал воображение. Пора было заговорить системе Круксдаймера-Навошты! Даром ее, что ли, за столько световых лье тащили?!

Межзвездный Охотник вскинул фотонку и впился левым глазом в резиновую присоску прицела. Указательный палец плавно утопил клавишу спускового устройства. Шаровая молния выпорхнула из разрядника и чмокнула догматерия в лоб. Любая зверюга тут же отбросила бы копыта как миленькая, но только не догматерий! Он продолжал надвигаться! Его не смог остановить даже электрический разряд мощностью в миллиард электрон-вольт!!!

Снова и снова выскакивали молнии, но результат разочаровал землян: монстр лишь обрел форму громадного колеса, в котором непостижимым образом смешались буддийская мандала, ярко-рыжий лик Ярилы и Юйту — нефритовый заяц, по верованиям древних китайцев, круглый год круглым пестиком в круглой ступе толкущий порошок бессмертия под коричным деревом на луне. Овеществленное суеверие катило как одержимое! Над продавленной колеей курились фимиазмы — удушливые благовония сродни медоточивому газу, которым наших друзей пытались отвлечь от выполнения предыдущего задания жрецы с планеты Пронырля. Зловеще скрежетали скрижали. Они использовались колесом в качестве тормозных колодок, иначе отчего им было скрежетать? Дело запахло ладаном…

«Неужели это наша последняя охота?» — обескураженно подумал Джонг, отбрасывая бесполезное ружье в сторону. Догматерий выглядел неуязвимым, а, может быть, и был таковым, ибо нет ничего более непробиваемого, чем религиозные заблуждения. Взгляд Виктора скользнул вниз. Зурпла сидел на дне окопа и сосредоточенно изучал собственные ладони.

— Между прочим, поганая тварь через минуту займется непосредственно нами! — сообщил охотник. — А так как мы — убежденные атеисты, пощады не будет!

— Спокойно! — отозвался оружейный мастер. — Атеистов ничем не проймешь: ни Нагорной проповедью, ни трансмутацией воды в крепленое вино, ни геенной огненной!

— Геенной?.. — переспросил Джонг, и решение забрезжило в сумраке отчаяния. Разгадка уязвимости неуязвимого заставила охотника вскарабкаться на бруствер. Он понимал, что идет на смерть, но, как говорится, смелость города берет.

— Эй ты, чудище окаянное! Слушай меня внимательно и заруби на носу! Я тебя не боюсь! — Маленькая фигурка на фоне нависающего обода подняла кулачок и погрозила исчадию подсознания. — Ведь тебя на самом деле нет, ты существуешь в воображении тех, кто склонен к мистике! А я не верю в сверхъестественное!! Сгинь, нечистая сила, растворись в тумане!!!

Колесо затормозило, и догматерий превратился во что-то совсем уж бесформенное, но несомненно обладающее органами речи, так как откуда-то сверху раздался громыхающий клерикальный голос:

— Ты мне лжешь, двуногое!

— Не верю в тебя, тварь отвратная, и никогда не поверю!

— Не может такого быть! — удивился монстр. — Все двуногие, которых я встречал, обязательно верят в иррациональное. Кто в Бермудский треугольник, кто в летающие тарелки, кто в столоверчение! Что может сравниться с тайной потустороннего мира, вечной загадкой Жизни и Смерти?! Вынырнет двуногий на какое-то мгновение из небытия, малость побарахтается — и снова в пустоту, хаос, Ничто. И ничего после себя в реальном мире не оставляет кроме нытья, суеты и долгов. Скучно. Тоскливо. Страшно. Вот и приходится верить в переселение душ после окончательной остановки сердца. Ад. Чистилище, Рай… А заодно и в меня — средоточие всяческой иррациональности! Ты, двуногое, все-таки мне лжешь, что ни во что не веришь! Наверняка, если заглянуть тебе вовнутрь поглубже, отыщется суеверьице — малюсенькое, однако же суеверьице!

Охотник смутился. Всю жизнь он считал себя воинствующим атеистом, но вдруг в подсознании что-нибудь прячется? Темное. Неосознанное. Тогда пиши пропало! Не пожалеет ведь догматерий… Но отступать некуда!

— Валяй! — бесшабашно сказал Виктор. — Где наша не пропадала!

— Сейчас, двуногий, — прошипел монстр устрашающим шепотом. — Я проверю самые потаенные закрома твоей души. Под моим астральным взором все инстинкты становятся прозрачными, все побуждения, все накопившиеся за миллионы лет эволюции страхи перед неведомым! И горе на твою голову, двуногий, если ты солгал хотя бы на йоту! Трепещи же и молись богам, в которых не веришь, атеист проклятый!

Джонг почувствовал, как что-то скользкое и прохладное проникло в черепную коробку и принялось шарить в памяти.

— Удивительно, — буркнул через некоторое время новоявленный рентгенолог. — Действительно, ничего. Абсолютно атеистическое мировоззрение, плюнуть негде! Слушай, двуногий, а жить тебе интересно?

— Еще как! — заверил монстра Виктор.

— Неужели трансцедентальное тебе до фени?

— Конечно, — усмехнулся охотник. — Я и в детстве ни в джинов, ни в гремлинов, ни в Бабу-Ягу не верил!

— А в гадание, а в гороскопы? В гороскопы все верят! У меня припасен один — со стопроцентной гарантией сбывания, в аккурат для твоего дня рождения! Между прочим, с повышением по службе, с успехами в труде и личной жизни…

Виктор захохотал и чуть не свалился Зурпле на голову. Тварь всполошилась.

— Вот ты и попался, гад! — сообщил охотник. — На силлогизме сгорел. У меня начальство строгое — за красивые глаза повышать не будет!

Догматерий скукожился, занервничал весь, стал мелко трястись. Впервые он нарвался на такого суперрационального индивида. Рядом с Виктором встал Зурпла и нанес еще несколько ударов:

— В приметы тоже не верим! Ни в черного кота, ни в бабу с пустыми ведрами, ни в понедельник — день тяжелый!

— А Чертова Дюжина? — зашатался монстр.

— Тринадцать — наше любимое число! Тринадцатого Виктор женился, а меня любили тринадцать женщин! Вот!

По правде говоря, оружейник нагло врал. Не по отношению к приметам, в которые они оба действительно не верили. Просто в глубине души Кондратий был уверен, что охваченный паникой догматерий его душу просвечивать не станет. А ведь Последней Инстанции, как упоминалось выше, не чужда была вера в женское подкожное ясновидение!

Монстр попытался было наглеца покрыть догматом, но оружейный мастер изящно увернулся. Из брюха твари посыпались ритуалы и неприличные табу, во все стороны полезла обветшалая мистика, хвост повис, как у собаки-кардинала, побитого в схоластическом диспуте лютеранами. Потом догматерий заструился, как воздух в жаркий полдень над старинным асфальтовым шоссе, и припал к земле, как бы надеясь получить от нее новые силы. Агония зверя была ужасна, как танцующий буги-вуги Шива, и трагична, как отречение папы римского…