Елена Ворон - Без права на смерть Страница 45

В окне мелькнул темный силуэт, и отъехала в сторону дверь. На пороге встала женщина в брюках и светлой блузке без рукавов. Кис? Наверное, она. Светлые волосы были распущены и крупными кольцами лежали на обнаженных плечах. В руке Кис сжимала гребень, который забыла отложить, выбегая на звук шагов.

— Кто там? — Она вгляделась в темноту.

— Свои, — отозвался Лоцман, выходя на свет. — Здравствуй.

Она прянула назад, готовая захлопнуть дверь. Лоцман пожалел, что его угораздило ввалиться в поселок среди ночи, когда порядочные люди спят и никаких гостей не ожидают.

— Извини. Я не хотел тебя напугать.

За спиной хрустнул гравий, источник тревожного запаха приблизился. Лоцман не шелохнулся, не спуская глаз с лайамки. Какие у нее красивые руки… А лицо бледное и усталое. Кис поглядела ему за спину, облегченно вздохнула:

— Это ты… — Она перевела взгляд обратно на Лоцмана. Гребень выпал из пальцев. На лице по очереди отразились озадаченность, недоверие, надежда и, наконец, восторг. — Лоцман! — Она выскочила из дома и кинулась охранителю мира на шею. — Вернулся! Радость моя, вернулся же! — Кис отстранилась, схватила его за плечи, оглядела с головы до ног. — Мы уж и думать не смели… А он — вот он, наш Лоцман!.. Ушел, — перебила она сама себя, глянув Лоцману через плечо. — Ну и пусть. Пойдем, родной мой, хороший, пошли — все расскажешь! — Схватив его за руку, она кинулась в ярко освещенную комнату.

Охранитель мира был порядком смущен. Он ничегошеньки не помнит из прошлой жизни, и, хотя только что прочел «Последнего дарханца», этого мало. Вспомнить — немедленно вспомнить всё как было. Он жил здесь, в поселке, тут шли съемки, и эта ликующая женщина с огромными глазами в опушке золотистых ресниц и густыми, тоже золотистыми бровями — его актриса. Вспоминай же, Лоцман! Ты вернулся в свой мир.

Он высвободил руку из пальцев Кис, остановился посреди шестигранной комнаты, огляделся. Мебели не густо. Койка с наброшенной шкурой, четыре складных стула, стол, на котором поставлен кувшин с какими-то ветками. Листья на ветках вялые, едва живые, а единственный цветок и вовсе засох. Снаружи, сквозь полосу окна сумрачно глядела ночь.

Загнанные вглубь, содержавшиеся под замком воспоминания начали просачиваться на свободу. Лоцман внезапно сообразил, что за аромат выдал присутствие молчаливого незнакомца, который исчез, едва Кис признала ночного гостя: запах дорогой мужской парфюмерии. В Поющем Замке подобной роскоши не знают; ключевая вода и душистое мыло — вот и всё, что имеют в своем распоряжении обитатели соседнего мира.

— Садись же! — Актриса сновала по комнате и трясла стулья, проверяя их на прочность. — На этот садись, он понадежней. Рассказывай скорее! Когда начнутся съемки? Великая Богиня, да ты ж седой! — всплеснула она руками. — А у нас горы, что ни день, сдвигаются, того и гляди раздавят. Ты чуть не опоздал, мой милый, — заявила Кис, лучась от радости. Глаза у нее оказались золотисто-карие. — Ты онемел или как? — Она засмеялась ликующим смехом. — Когда съемки?

— Съемок не будет, — ответил ей чужой звучный голос. — Он пожаловал к нам не за этим.

Вздрогнув, Лоцман обернулся. На пороге стоял высокий, черный, как ночь за окном, человек. Его изрезанная на груди куртка была зашита металлической нитью; иссиня-черные волосы падали на лоб, до самых глаз. Мужественное, жесткое лицо на миг смягчилось улыбкой.

— Ну, здравствуй… Лоцман.

— Здравствуй, Ловец. — У охранителя мира похолодело в груди. Только Таи способен тенью красться за пришельцем, тихо, как смерть, стоять за спиной, затем исчезнуть и так же беззвучно появиться вновь. Автор «Последнего дарханца», конечно, оболгал Ловца, приписав ему четыре погубленные жизни. Однако Таи почему-то вспоминается врагом, а не другом. И смотрит он на охранителя мира не больно приветливо, изучает его, как опасного зверя.

— Кис, — Лоцман повернулся к актрисе, — я пришел к вам сам по себе, без кино.

— Вот оно как…— протянула она упавшим голосом. — А я подумала… Да садитесь же, что стоять? — Она уселась прямо на пол, подобрав ноги, прижалась спиной к стене, сложила тонкие руки на коленях и застыла, напряженно выпрямившись. Сияние золотых бровей и ресниц как будто потускнело, но глаза блестели лихорадочным, острым блеском. — Садитесь, — повторила она устало.

Лоцман осторожно опустился на стул — расшатанный, ненадежный; казалось, неловко повернешься — и стул рассыплется. Таи пригляделся к фонарю, который охранитель мира сжимал в руке.

— Какая вещь! Подаришь?

— Подарю Кис, — отрубил Лоцман.

Дерзить Ловцу Таи — себе дороже, но и отнестись к нему по-дружески Лоцман не смог. Бывший начальник службы безопасности вызвал тревожные воспоминания, неприятные сами по себе, а их неуловимость раздражала еще больше. Из-за чего не поладили актер и охранитель мира?

— А я сперва подумала — Дау пришел, — вздохнула Кис. — Он иногда возвращается, — пояснила она, глядя в пол. — Мы так давно его похоронили — а он всё равно возвращается. Богиня его не забыла.

В лице Таи промелькнуло выражение горечи — то ли Ловец быстро моргнул, то ли губы сжались чуть крепче.

Дау. Ну конечно — Дау, муж Кис, красавец космолетчик. Он возвращается, а у Таи из-за этого сердце болит. То есть… До Лоцмана окончательно дошло: Дау умер, как умирает мир Дархана, который душат сдвигающиеся горы.

— Сколько людей осталось в поселке?

Кис отвернула голову, потерла лоб. Таи прислонился к стене и скрестил руки на груди — воплощение силы и непреклонности.

— Остались четверо: мы с Кис да земляне. Стэнли при смерти, — сообщил он бесстрастно.

Стэнли умирает! Лоцман вскочил, шаткий стул застонал и вдруг начал оседать: ножки разъехались, спинка скособочилась и отвалилась, натянутая на металлический каркас ткань порвалась. Кис сокрушенно покачала головой:

— В других домах то же самое. Я к себе ношу мебель, ношу — а скоро уже нечего будет брать.

— Я хочу повидать Стэнли. — Лоцман оторвал взгляд от поверженного стула.

— Лучше бы уговорил Богиню возобновить съемки, — хмуро заметил Таи.

— Я? Уговорил ее? — Неужто, по мнению Ловца, охранитель мира способен общаться с Богиней?

Поднимающиеся со дна памяти обрывочные сведения вдруг вскипели и плеснули гейзером — он вспомнил. Съемки оборвались из-за Ловца Таи! Из-за него Лоцман покинул поселок на Дархане, в нем — источник трагедии этого мира. Мир гибнет, когда приходит конец съемкам, и Дархан погубил не кто-нибудь, а Таи. Лоцмана разобрала злость.

Бывший начальник службы безопасности как будто прочел эти мысли, жесткое лицо потемнело, словно по нему растеклась пролившаяся из глаз чернота. Однако он заговорил на удивление мягко: