Юрий Брайдер - Особый отдел и око дьявола Страница 46

Покинув церковь, Цимбаларь задержался на её высоком крыльце, откуда просматривалась почти вся Чаруса.

Свежий снежок уже запорошил остывшее пожарище, и казалось, что никакой постройки на этом месте вообще не существовало. Деревня выглядела безлюдной, а оживление наблюдалось лишь во дворе сыроварни, куда подвезли партию свежего молока, да возле приземистого амбара, ныне выполнявшего функции магазина.

Цимбаларь взглядом отыскал самый короткий путь к опорному пункту и с удивлением убедился, что тот проходит через территорию коровника. Человек, привыкший экономить время, скорее всего, выбрал бы именно его. А ведь в ту злосчастную ночь участковый Черенков очень спешил куда-то...

Приоткрыв тяжёлую дверь, украшенную резными символами всех четырёх евангелистов, Цимбаларь спросил у священника, клавшего перед образами земные поклоны:

— Скажите, святой отец, а нет ли среди церковной атрибутики чего-то такого, что хотя бы отдалённо напоминало вилы?

— Нет, — не оборачиваясь, ответил священник. — Вилы есть принадлежность дьявола. Им не место в божьем храме.

Глава 9

ПРИШЛА БЕДА — ДЕРЖИ КАРМАН ШИРЕ

Едва Цимбаларь зашёл на опорный пункт, как о себе дала знать рация, оставленная под подушкой.

— «Второй» вызывает «Первого», — голос Кондакова звучал глухо, как из подземелья. — «Второй» вызывает «Первого».

— На связи, — ответил Цимбаларь.

— Ты почему раньше не отзывался?

— Забыл рацию в избе.

— Я так и понял... Слушай, нашлась свидетельница, видевшая поджигательницу магазина. Никогда не догадаешься, кто это был!

— А я её вообще знаю?

— Конечно.

— Неужто Валька Дерунова отличилась? — Эта мысль скорее огорчила, чем обрадовала Цимбаларя.

— Плохой из тебя отгадчик. Даю ещё две попытки.

— Баба-Яга и Красная Шапочка...

— Всё шутки шутишь? Ничего, сейчас эта охота у тебя пропадёт. Поджигательницей была Людмила Савельевна Лопаткина.

— Да ты что! — вырвалось у Цимбаларя. — Я же в тот момент с ней по рации разговаривал, вот как с тобой сейчас.

— Говорить она могла откуда угодно. Хоть с церковной колокольни.

— Она сама об этом знает?

— Да знаю я, знаю, — в разговор включилась Людочка. — Пётр Фомич меня уже обрадовал.

— Ну и что ты скажешь?

— Скажу, что тулуп, по которому меня опознали, накануне пожара пропал. Я тогда этому никакого значения не придала, думала, завалился куда-то. А сейчас всё перерыла — нету!

— Кто его мог украсть?

— Да кто угодно, в этой избе целый день вавилонское столпотворение. Старухи, перед тем как к фольклористке пойти, свои номера репетируют. Ну и попутно прикладываются к рюмашке.

— Понятно... — Цимбаларь ненадолго задумался. — Если ты не страдаешь лунатизмом и не ходишь ночью по деревне, одновременно переговариваясь с коллегами по рации, то вывод напрашивается абсолютно однозначный — кто-то нас усиленно шельмует. На меня уже вся деревня как на держиморду смотрит. Тебя хотят обвинить в поджоге. Наш радиообмен прослушивается. Скоро дойдёт очередь и до многоуважаемого фельдшера. Я даже заранее знаю, что ему будет инкриминировано. Развратные действия по отношению к пациенткам.

— А почему не изнасилование? — поинтересовалась Людочка.

— К сожалению, в это вряд ли кто поверит, — скорбно вздохнул Цимбаларь.

— Не понимаю, чему вы радуетесь, — голос Кондакова всё время перебивали странные шумы. — Возможно, это и есть начало того самого процесса отторжения чужеродных особей, жертвами которого стали Черенков и Решетникова.

— Что-то уж больно рано за нас взялись, — усомнилась Людочка. — Ещё и обжиться как следует не успели...

— Дурную траву лучше всего на корню уничтожать, — теперь пошутил уже Кондаков, хотя и не особо удачно.

— Ты сама кого подозреваешь? — спросил Цимбаларь.

— Да пока вроде бы никого, — ответила Людочка. — Среди примет поджигательницы указывают ещё и высокий рост. То есть мой тулуп мог одеть и достаточно сухощавый мужчина. Например, сторож магазина... как его...

— Ширяев, — подсказал Цимбаларь. — Но ему-то зачем в чужую одежду рядиться? Мог бы и без всяких фокусов магазин поджечь... Хотя он человек со странностями и у меня на подозрении состоит с самого первого дня.

— Вот видишь... Короче, надо искать тулуп. Через него мы выйдем на поджигателя. Тулуп приметным. Сам из романовской овчины, а воротник песцовый.

— Одну минуточку, — сказал Кондаков, и голос его пропал из эфира.

— Что там у него случилось? — после минутной паузы с досадой произнёс Цимбаларь.

— Наверное, забыл снять с больного медицинские банки и теперь их придётся разбивать молотком. — сказала Людочка, тоже не чуждая иронии.

— Позубоскальте, позубоскальте, — немедленно отреагировал Кондаков. — Я, между прочим, всё слышу... А тулуп искать не надо. Он висит в приёмной фельдшерского пункта, и все посетители шарахаются от него, как от бешеной собаки.

— Вы его уберите в какое-нибудь укромное местечко, — попросила Людочка. — Я потом попробую найти отпечатки пальцев. Кроме того, не мешало бы выяснить, кто его вам подбросил... Ну всё, мне пора на урок.

— А я пойду молотком сбивать банки, — сообщил Кондаков.

— Зато у меня планы самые простые, — в тон им обоим произнёс Цимбаларь. — Проведу дегустацию на сыроварне, а если останется время, прильну к живительному роднику русской словесности.

— Выпьешь водочки «Лев Толстой»? — уточнила Людочка.

— Нет, загляну в здешнюю библиотеку.

— Если заметишь что-нибудь подозрительное, сразу радируй, — сказал Кондаков. — Примчусь на помощь.

— С отвагой в сердце и с клизмой в руке, — не удержалась от шпильки Людочка.

Вопреки предсказаниям Цимбаларя, следующей мишенью для травли стал не лжефельдшер Кондаков, а Ваня, изображавший из себя тихого, прилежного школьника.

Едва усевшись за заднюю парту и раскрыв русскую версию журнала «Плейбой», замаскированную под альбом для рисования, он ощутил в левой ягодице довольно чувствительный угол. Сдержав вполне естественное в этой ситуации крепкое словцо, Ваня незаметно для посторонних сунул под себя руку и извлёк на свет божий острый сапожный гвоздик, шляпка которого была вделана в кусочек пластилина (и то и другое использовалось сегодня на уроках труда).

В школе такие подлянки устраивали обычно ябедам, отличникам и учительским любимчикам. Одноклассники, по-видимому, ожидали, что Ваня пожалуется «мамочке», но тот, действуя крайне осторожно, обезвредил ещё несколько колючих приспособлений (канцелярские кнопки, надо полагать, были в Чарусе дефицитом) и при этом никак не обозначил своей реакции.

Короче говоря, одна сторона бросила вызов, а другая с достоинством приняла его. Зная по опыту, что выжидательная позиция успеха не принесёт, Ваня решил ускорить неизбежное разбирательство.