Роберт Хайнлайн - Двойная звезда [Двойник; Дублер; Звездный двойник; Мастер перевоплощений] Страница 47

Когда до выборов оставалось всего две недели, нам предстояло присутствовать на собрании, где нужно было выделить надежные округа. У организации всегда имелось от тридцати до сорока участков, которые с успехом можно было использовать для выдвижения нужных кандидатур.

Например, такой человек, как Пенни, мог принести гораздо больше пользы, если бы имел возможность выступать в качестве официального лица перед Ассамблеей, иметь право присутствовать на закрытых партийных встречах и так далее. Бонфорт и сам был выдвинут от одного из таких участков, это избавляло его от нужды проводить предвыборную кампанию. Клифтон выдвигался таким же образом. Если бы понадобилось, то тоже самое могли бы провернуть и с Дэком, но его и так прекрасно поддерживали братья по гильдии. Родж даже намекнул как-то, что если бы я когда-нибудь пожелал быть избранным в Ассамблею, то ему стоит только словечко шепнуть и мое настоящее имя появится в следующем списке членов парламента.

Некоторые из таких дырок приберегались на всякий случай, чтобы дать возможность в последний момент сделать необходимые перестановки или дать возможность какой-либо из тягловых лошадей партии выдвинуть свою кандидатуру на министерский пост. Но вообще-то вся эта кухня отдавала каким-то попечительством и при том, что из себя представляла коалиция, Бонфорт был вынужден постоянно примирять враждующие стороны, а в конечном итоге представлять на рассмотрение исполнительному комитету список кандидатов. Это обычно делалось в последний момент перед изданием Бюллетеня, чтобы дать комитету возможность, если потребуется, изменить что-нибудь в списке.

Я как раз велел Пенни гнать в шею любых посетителей, так как работал над речью. И тут в моем кабинете появились Родж и Дэк. Незадолго до того Квирога, выступая в Австралии, сделал в Сиднее заявление такого рода, что нам очень легко было доказать его полную лживость и заставить экс-премьера покорчиться. Я пробовал свои способности, пытаясь написать ответное выступление совершенно самостоятельно, не дожидаясь, пока мне предоставят проект. У меня были все основания рассчитывать, что мой вариант будет одобрен полностью.

Как только они вошли, я сказал:

— Послушайте-ка вот это место, — и прочитал им абзац, который должен был стать ключевым. — Ну, как?

— Это просто-таки пришпилит его задом к двери, — согласился Родж. — Мы тут принесли список. Не хотите ли взглянуть? У нас в распоряжении еще около двадцати минут.

— Ах да, ведь еще это чертово собрание. А зачем мне, собственно, просматривать этот список. Или вы что-нибудь хотите мне сказать по его поводу? — Тем не менее я взял список и просмотрел его. Большинство кандидатур я знал: кого по фэрли-досье, кого по личным встречам; знал я и причины, по которым каждый из них попал в список.

И тут мне в глаза бросилось одно имя: Корпсмен, Уильям Дж.

Я поборол в себе прилив благородного негодования и спокойно сказал:

— Вижу и Билл попал сюда, Родж.

— Да. Я как раз хотел вам сообщить об этом. Видите ли, шеф, мы все прекрасно знаем, что между вами пробежала кошка. И я не виню вас, нет: в основном в этом виноват сам Билл. Но есть здесь и другая сторона дела. Может быть вы еще не поняли, что у Билла сильнейший комплекс неполноценности: он чувствует себя ниже всех нас из-за того, что не занимает никакого официального положения. Это постоянно грызет его. Так что мы намерены излечить его от этого комплекса, сделав парламентарием.

— Ах, значит так?

— Да. Ведь именно этого он всегда и добивался. Понимаете, все мы являемся членами Великой Ассамблеи, я имею в виду тех, кто работает плечом к плечу с… э-э… вами. И Билл это чувствует. Я сам слышал, как он однажды после третьего стакана признался, что чувствует себя просто наемным рабочим. Это страшно угнетает его. Но ведь вы не против, правда? Партия может себе это позволить, ведь это сравнительно небольшая цена за прекращение всяких трений в ее штаб-квартире.

Теперь я окончательно взял себя в руки.

— Это не мое дело. Да и с чего бы мне возражать против того, что хочет мистер Бонфорт?

Я заметил, что Родж и Дэк переглянулись. Тогда я добавил:

— Ведь он хочет этого, не так ли, Родж?

Дэк грубо произнес:

— Скажите ему, Родж.

Родж медленно сказал:

— Мы с Дэком сами так решили. Мы считаем, что так будет лучше.

— Следовательно, мистер Бонфорт не давал «добро» на это? Вы, конечно, спрашивали у него.

— Нет, не спрашивали.

— Почему же?

— Шеф, его нельзя беспокоить такими проблемами. Ведь он измученный, старый больной человек. Я вообще старался не приставать к нему ни с чем кроме вопросов политики, а этот вопрос никак к таким не отнесешь. Это уже относится к чисто нашей сфере деятельности.

— Тогда зачем же вообще спрашивать моего мнения?

— Ну… нам казалось, что вы должны знать об этом, и знать причины, по которым мы пошли на это. Нам казалось, что вы одобрите.

— Я? Но вы просите меня принять решение, как будто я сам мистер Бонфорт. А я им не являюсь. — Я побарабанил по столу совершенно как Бонфорт. — Либо это решение входит в сферу его компетенции, и тогда вы должны были спрашивать согласие у него, либо решайте сами, но совершенно незачем спрашивать у меня.

Родж пожевал свою сигару, затем произнес:

— Хорошо. Я не спрашиваю вас.

— Нет!

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать «нет». Вы хотели узнать мое мнение, следовательно, вы в чем-то сомневаетесь. Поэтому, если вы хотите, чтобы я представил это имя комитету, как будто я сам Бонфорт, то пойдите и спросите его.

Они оба сели и некоторое время молчали. Наконец Дэк вздохнул и сказал:

— Расскажи ему все до конца. Или хочешь, я сам расскажу.

Я ждал.

— У шефа, мистера Бонфорта, четыре дня назад был удар. Поэтому его ни в коем случае нельзя беспокоить сейчас.

Я оцепенел и стал про себя напевать старую песенку «о башнях с вершинами в тучах и о роскошных дворцах» и так далее. Когда я пришел в себя, то спросил:

— А что с его разумом?

— Кажется, он находится в полном сознании, но совершенно измучен. Видимо эта неделя в заключении повредила ему больше, чем мы думали. Удар вогнал его в коматозное состояние на двадцать четыре часа. Сейчас он уже вышел из комы, но у него парализована вся левая половина лица и частично левая сторона тела.

— А что говорит доктор Кэпек?

— Он надеется, что как только кровоизлияние в мозгу рассосется, все болезненные явления исчезнут. Но ему все же придется напрягаться поменьше, чем раньше. Но, понимаете, шеф, в настоящее время он действительно болен. Так что остаток кампании нам придется провести, рассчитывая только на собственные силы.