Михаил Грешнов - ВАС ЗОВУТ "ЧЕТВЕРТЬ ТРЕТЬЕГО"? (Сборник НФ) Страница 47

Он глядит по очереди своими пронзительными серыми глазами то на меня, то на Витьку и говорит:

— А теперь, молодые люди, я хотел бы высказать вам два своих соображения. Они интересны вам?

— Разумеется! — говорит Витька.

— Конечно! — подтверждаю я. — Что за вопрос!

— Для меня эта история, естественно, более необычна, чем для вас. Я не ретроград и читал об эйнштейновской теории относительности. Но с таким феноменальным ее подтверждением я, конечно, не ожидал встретиться. Я тоже готов поверить в то, что она говорит. Тем более, что вы сами видели какой-то неизвестный летательный аппарат. Но можете ли вы мне объяснить, почему этот аппарат опустился на нашу землю незамеченным? Ведь у нас есть радиолокаторы, которые за сотни километров обнаруживают в небе чуть ли не птицу! Почему же пролетел этот шар?

— Это может объясняться очень просто, — отвечает Витька. — Радиолокация основана на том, что все земные тела отталкивают радиоволны. По крайней мере, значительную их часть. Эти отразившиеся радиоволны возвращаются к локатору и очерчивают на его экране примерные контуры оттолкнувшего их предмета. Если людям той планеты удалось создать тело, поглощающее или пропускающее через себя все радиоволны, то оно не может быть обнаружено локатором. Волны радара пройдут сквозь него или поглотятся им и обратно не вернутся. И поэтому на экранах локаторов ничего не появится. Видимо, шары этих космонавтов обладают такими свойствами. Я уже думал об этом, — признается Витька. — И не только в связи с приземлением Корнелии. Видимо, таким же свойством поглощать или пропускать радиоволны обладали и военные ракеты на родине этих людей. Иначе там не решились бы развязать ядерную войну. А когда неуловимы для радара — соблазн велик. Каждому будет казаться, что он сможет нажать кнопку безнаказанно. Этакая самоубийственная иллюзия для неврастеников… Со временем могут появиться такие ракеты и на Земле. Теоретически это вполне возможно. Так что радар — не вечная защита. Но лучше бы, конечно, на Земле таким ракетам не появляться!..

Мы благодарим его и поднимаемся. Корнелия тоже благодарит его своим коротким «Grato».

…И вот мы снова сидим в машине, и машина глотает километры, и Корнелия жадно глядит по сторонам. У заднего стекла, за моей спиной, громоздится стопка книг — учебники латинского языка и словари. Мы купили все, что было в книжных магазинах Симферополя.

Теперь мы оба будем изучать латынь. Не для экзаменов, а для жизни.

Не на тройку, а всерьез. И еще там лежат два разных букваря и детская азбука с картинками. Это для Корнелии. Мы начнем учить ее прямо в дороге. Начнем с самого главного — с языка. По существу, мы уже учим ее.

Мы учили ее в столовой, когда обедали, учили в книжных магазинах. Она способная ученица. Она легко запоминает слова, особенно если в них латинские корни. Но сейчас она все-таки спрашивает меня по-латыни, ибо по-русски этого спросить не может:

— Quo vehimus?

И я отвечаю ей:

— Pro urbe Гурзуф.

Да, мы едем в Гурзуф. Там живет Витькина тетка. Мы не собирались раньше заезжать к ней.

Витька не видел ее уже шесть лет и не умер бы, если бы не увидел еще столько же. Но сейчас эта тетка нужна. Не нам — Корнелии. Потому что Корнелии нужно одеться. Так, как одеваются женщины в нашей стране. И для этого, конечно, нужна помощь женщины.

Гурзуфская тетка уже немолода — ей явно за пятьдесят.

Полная, но очень подвижная, и, чувствуется, энергичная, она даже не выслушивает Витькиного рассказа до конца и со скептической улыбкой перебивает:

— И зачем, Витюшка, ты все эти страсти-то говоришь? Переночевать вам нужно — так мой дом весь ваш. А то и полный отпуск живите. Квартиранты вон завтра вечером уезжают — вышел их срок. Могу больше никого не пускать. Что с девушкой приехал — так ведь я только рада за тебя. Пора уж и жениться. У других в твои-то годы детишки бегают. А ты все холостуешь… Только страсти-то эти зачем выдумываешь? Так ведь я говорю, девушка?

Она обращается с этим вопросом к Корнелии, и Корнелия вежливо улыбается и извиняющимся тоном произносит:

— Non intellego.

— Чего-чего? — Тетка даже прикладывает руку к уху, чтобы лучше слышать.

— Она не понимает по-русски, — вставляю я. Она говорит вам, что не понимает.

— Иностранка, что ли, какая?

Витька, махнув рукой, снова начинает объяснять, и тетка снова ему не верит. В конце концов, Витька, кажется, уже готов взмолиться:

— Ну, хорошо, тетя Нина! Думай, что хочешь, только помоги нам!

— Чего надо сделать-то, милый ты мой? Тут-то уж хоть не ври!

Витька объясняет. Надо съездить с нами в Ялту.

Надо подобрать в магазинах Корнелии платье, туфли, чулки, белье, плащ какой-нибудь… В общем, все, что необходимо девушке на время задуманного нами путешествия.

Тетка слушает Виктора и осуждающе смотрит на Корнелию.

— Где ж вы ее такую непутевую подобрали? — спрашивает она. — Это ж надо чтоб у девчонки чулок не было! Это ж ни в какие ворота!

Витька снова начинает объяснять.

Тетка, махнув рукой, почти кричит:

— Да хватит мне ересь-то эту пороть! Готовь лучше деньги! Завтра с утра и поедем… Ночевать-то, надеюсь, у меня будете?

— У тебя, тетя Нина, у тебя!.. Ты уж вот Корнелию пристрой. А мы и в машине переночуем…

— Для всех место найдется!

Через полчаса мы ужинаем на тесной, маленькой терраске и уходим к морю. Оно лежит у наших ног тихое, ласковое и нежно облизывает прибрежные камни. Оно что-то бормочет в темноте, как будто рассказывает вечную и в то же время всегда новую легенду.

Каждому слышится в шуме моря что-то свое. И мне кажется сейчас, что море рассказывает удивительную легенду про темноволосую и голубоглазую, девочку, которая родилась шестнадцать с лишним веков назад, которую воспитывали сначала рабыни, а затем космонавты, которая побывала в другом мире — на далекой и несчастной планете.

Про девочку, которая шагнула из рабства в социализм, которая видела быт античности и технику будущего и должна быть поэтому одновременно наивной и мудрой.

Я показываю рукой в морскую даль и говорю;

— Море.

— Маге! — отвечает мне Корнелия.

— Море! — настаиваю я.

— Море! — повторяет она и улыбается. — Море…

Мы медленно идем по берегу, показываем на скалы и камни, заборы и скамейки, тополя и каштаны и ведем урок русского языка, который мы начали сегодня утром и который нам предстоит вести еще долго, очень долго.

И когда поздно вечером, в глубокой темноте августовской крымской ночи мы возвращаемся к дому Витькиной тетки, я вдруг решаю, что нужно сейчас же, немедленно научить Корнелию еще одному очень важному слову. Д показываю рукой на всех нас троих и говорю латинское слово «amici» и перевожу по-русски — «друзья».