Джонатан Летем - Пистолет с музыкой Страница 47

Теперь я не сомневался, что могу распутать это дело. Вопрос заключался только в том, к кому мне идти, распутав его. У меня был клиент — даже два, считая Челесту, — но они вышли из игры. Я мог распутать это дело, но с точки зрения самосохранения лучше бы мне было его не распутывать.

Корнфельд вошел, когда я вытирал стол. Он вошел без стука. Судя по его виду, он не спал всю ночь — впрочем, я тоже. По крайней мере он был при полном параде и даже с пистолетом. На мне был только халат.

— Одевайся, — буркнул он.

Я сделал так, как он приказал. Он не заглянул в спальню, и если и узнал плащ Кэтрин или ее помаду у зеркала, то промолчал. Он только стоял и смотрел, как я сражаюсь с пуговицами. В окно заглянуло солнце, и на стволе его пистолета вспыхнул солнечный зайчик. Когда я обулся, он попросил мои карточку и лицензию.

Я протянул их ему. Он сунул лицензию в карман и пробежал декодером по карте. Я протянул руку забрать ее, но он убрал ее в карман к лицензии и ухмыльнулся.

— Просто сувенир, — пояснил он. — В свое время получишь новую.

Я хлопал глазами не понимая.

— Добро пожаловать в мир лишенных кармы, Меткалф. Надевай плащ.

Мы спустились к его машине. Я никогда не смогу этого проверить, но не думаю, что Кэтрин хотя бы пошевелилась во сне.

ЧАСТЬ 2

ШЕСТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Глава 1

Это было недолго, но противно. Я проснулся с ощущением, что так и не отоспался как следует после той ночи, когда меня забрал Корнфельд. На мне была уродливая пижама, и я лежал в квадратном белом помещении — вроде бы несколько минут назад я находился в таком же, только тогда вокруг суетились врачи, готовившие меня к заморозке.

Теперь в углу сидел один-единственный санитар с журналом в руках. Я слез со стола, потянулся и хотел уже было поворчать насчет того, что даже здесь у них ничего не работает как надо. Тут парень заметил, что я проснулся, достал откуда-то и вручил мне мою одежду, чистую и отглаженную, и только тогда до меня дошло, что я отлежал свой срок. Гадкому привкусу у меня во рту исполнилось шесть лет.

Я не спеша оделся. Санитар не торопил меня. Чуть позже он спросил, готов ли я, и я ответил, да, и мы вышли в коридор и спустились на лифте на первый этаж. В лифте санитар окинул меня взглядом и улыбнулся. Я попробовал улыбнуться в ответ, но не смог — так волновался. Я все пытался найти в себе подтверждения того, что миновало шесть лет, но не находил.

Санитар проводил меня в кабинет, где сидел инквизитор, в бешеном темпе печатавший что-то на встроенном в крышку стола компьютере. С минуту мы ждали, пока он покончит с этим занятием, потом он опустил монитор и улыбнулся. Я сел на стул и, пока санитар и инквизитор подписывали друг другу какие-то бумаги, переговариваясь вполголоса, выглянул в окно. Солнечные лучи слепили глаза, отражаясь от стеклянных стен домов напротив.

Может, это объяснялось особенностями моего свежеразмороженного зрения, но все показалось мне каким-то неправильным: слишком яркие краски, нечеткие силуэты. Словно плохо отретушированная фотография. Я вдруг понял, что мне вот-вот предстоит выйти из дверей Отдела в эту плохо отретушированную фотографию — насовсем. И эта фотография — мой новый мир, а старого больше не будет. И еще я понял, что продолжаю жить своим последним делом, что глупо. Смехотворно глупо. Можно подумать, что это дело еще не закрыто.

Санитар вышел, а инквизитор выдвинул ящик стола, достал оттуда металлический контейнер размером с коробку из-под ботинок и поставил передо мной. В нем оказалось барахло, которое они вынули из моих карманов шесть лет назад, аккуратно рассортированное по полиэтиленовым пакетам. Его было немного. Ключи от машины и квартиры, исчезнувших пять лет и одиннадцать месяцев назад, когда я перестал платить. Все же ключи приятно оттягивали задний карман — в конце концов ими удобно чистить ногти.

Все остальное составляли половинки шести разных стодолларовых купюр и ручка-антиграв. С минуту я покрутил обрывки в руках, пытаясь собрать хоть одну бумажку, которую смог бы сунуть в кассовое окошко или по крайней мере бармену в темном баре, но, увы, я явно грешил привычкой совать в карман одинаковые половинки. Пока я не наткнусь на парня с противоположной привычкой, толку от этих бумажек никакого. На всякий случай я все же сложил их и сунул в карман.

Я вытаскивал из пакета авторучку, когда почувствовал на себе пристальный взгляд инквизитора. Я поднял глаза, и он ухмыльнулся. На вид ему было лет двадцать — двадцать пять, но мне казалось, он нагляделся на лишенный кармы мусор вроде меня, входящий и выходящий из морозильника, и теперь развлекается, глядя, как я разбираюсь со своим богатством.

Неожиданно он встал и закрыл дверь в коридор.

— Я вас ждал, — заявил он.

— Очень рад, — озадаченно промямлил я.

— Я дам вам пятьдесят баксов за эту ручку, — сказал он, возвращаясь за стол. — Это ведь первая такого рода. — Он говорил, словно обращаясь к ребенку в те времена, когда еще были дети. — Это мечта коллекционера, — объяснил он.

Я не удержался от улыбки.

— Эта ручка спасла мне жизнь.

Он принял это за желание поторговаться.

— О’кей, — сказал он. — Сотню.

— Она не продается.

Он посмотрел на меня со странным выражением в глазах.

— Я же оказываю вам услугу, чудак. Ваши деньги вряд ли на что годны.

В этом была своя логика.

— Сто пятьдесят, — сказал я.

Он покачался немного в кресле, потом с улыбкой достал бумажник.

— Учтите, я ведь мог просто взять ее.

— Нет, не могли, — заявил я немного обиженно. — Если бы могли, взяли бы.

Он расстегнул бумажник, и в кабинете послышалась музыка: фанфары, которые не смолкали, пока он не отдал мне деньги и не убрал бумажник в карман. От этого у меня по спине побежали мурашки. Я надеялся только, что играл бумажник, а не деньги.

Он выдвинул другой ящик и достал оттуда маленький конверт, заклеенный скотчем, и новую карточку с моим именем.

— Семьдесят пять единиц, — сообщил он. — Желаю удачи.

Он снова осветился своей идиотской улыбкой. Похоже, интервью перед выходом подошло к концу. Я сорвал скотч: конверт оказался полным стандартного порошка. Трогательная заботливость.

Я рассовал все по карманам. Мне здорово хотелось вытереть эту чертову ухмылку с его физиономии, но я сдержался. Я подтолкнул ручку к нему; он прикинул траекторию и поймал ее прежде, чем она пролетела над его головой. Но не раньше.

— Пока, — сказал я.

Я пересек пустой вестибюль и вышел на солнце. Я еще не решил, что буду делать дальше, но мои ноги сами на всякий случай старались унести меня подальше от Отдела, на что у них имелись основания.