Владимир Аренев - Вся наша жизнь Страница 47

В Башне , как и в древнем Гардгэне, уже наступила полночь. Вялые и сонные, но с урчащими желудками, мы поднялись в Большой зал.

Стол там был накрыт, и свежие, еще дымящиеся блюда несколько развеяли нашу сонливость — но не надолго.

Пожелав всем спокойной ночи (с учетом последних событий — в прямом смысле этого слова), я поплелся к себе в комнату, где и уснул. Без сновидений.

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

Удивительно, но меня никто не разбудил. Не успели.

За семь дней я привык вставать в одно и то же время, так что теперь совершил над собой сей маленький акт вандализма без особого напряга.

Лучше так, чем слышать стук в дверь и бесстрастный голос: Вставайте, господин! — когда вставать ну совсем не хочется. И чем настойчивее тебя будят, тем больше не хочется — прямо какая та пропорциональная зависимость. А когда сам себя заставляешь покинуть теплую уютную постель, то и винить некого. Кроме себя.

Я успел одеться, посетить ванную комнату и прочие утренние места, вернулся в номер, а за мной так никто и не пришел.

Несколько обиженный подобным невниманием со стороны слуг, я отправился в Большой зал, попутно размышляя над тем, что же такого исключительного могло произойти. Может, приехали-таки спасатели и отволакивают в сторону ту глыбу у входа? Да нет, пожалуй, это бы происходило шумно и сенсационно, с восхищенными комментариями господина журналиста, со вспышками и непременно с фотографированием на фоне работающих спасателей. Я бы обязательно проснулся.

Что тогда?..

Не гостиница, а вместилище загадок!

В Большом зале я и впрямь обнаружил неплохой шанс прояснить ситуацию. У дальнего края стола одиноко сидел Данкэн и сражался с каким-то салатом — героически, надо отметить, сражался, — и потихоньку побеждал.

— Доброе утро! — я поприветствовал его, но журналист лишь на мгновение оторвался от блюда, чтобы небрежно кивнуть.

— Понимаю, вы заняты, но может быть, все-таки уделите минутку внимания? — ядовито поинтересовался я.

— Насчет того, что никто вас не будил? — хмыкнул Данкэн.

— С чего бы такая проницательность?

— Просто вы очень скучный и предсказуемый человек, Нулкэр, — лениво протянул журналист. — Ваши вопросы написаны на ваших губах еще до того, как вы успеваете их открыть. Губы, разумеется.

— Сомнительный комплимент.

— Точно, — согласился Данкэн. — Что же касается вашей покинутости и забытости , то все просто. Сегодня не будет повествований.

— По какой причине? — удивленно спросил я.

— Карна плохо себя чувствует и просила, чтобы денек повременили — дали ей прийти в себя.

Мугид согласился.

— Но еще вчера в точно таком же случае господин повествователь не временил . А юноша в очках ведь не внимал ему, так что…

— Что мне в вас нравится, так это ваши умозаключения, — заметил журналист. — Я тоже подумал о чем-то подобном и решил даже навестить очкарика дабы уточнить кое-какие детали.

— Ну и каковы результаты?

— Никаких, — развел руками Данкэн. И, разумеется, замолчал, давая мне возможность спросить.

Я спросил.

— Почему?

— Потому что еще не ходил к нему, — объяснил журналист. — Позавтракаю — пойду.

— С собой не приглашаете? — мне почему-то казалось, что ответ я и так знаю.

— Нет, — тон Данкэна стал серьезнее. — Потому что мне одному мальчик, может быть, и расскажет, что с ним случилось, а нам обоим — вряд ли.

Он развел руками:

— Не обессудьте…

— Ничего, найду, чем заняться, — ответил я. — Завтраком, например.

— Достойное занятие, — согласился журналист. — Ну что же, приятного аппетита, а я побегу.

— Удачи.

Он благодарно кивнул и ушел. Я остался один.

Итак, сегодня у меня есть в распоряжении целый день. Остается только решить, на что его потратить.

Я задумался.

Разумеется, можно было бы начать претворять в жизнь тот план, который родился у меня после внезапного отъезда толстухи. И случай, вроде бы, подходящий, и обстановка располагает.

Только уйти — никак. Летать я пока не научился, так что остается лишь ожидать своей очереди и уповать, чтобы, когда она наступит, я получил подобную способность.

Кстати, об очередях… Вчера, как мне кажется, был очкарик, но кто сегодня? Вернее — со вчера до нынешнего, еще не наступившего вечера.

Но — кто? Явно не Карна — ее черед еще не наступил (если, конечно, я прав, и таланты у нас появляются по очереди). Значит, остаются четверо: Чрагэн, генерал в отставке или кто-то из Валхирров.

Поскольку таланты — по моим предположениям — могут появляться лишь у тех, кто внимает, слуги и сам Мугид в расчет не принимаются. Хотя, что касается Мугида… У него и так талантов предостаточно.

Итак, кто же?

Да, а ведь совсем не обязательно, чтобы талант проявился. Если, скажем, господин Валхирр получит на сутки возможность исцелять, это еще не значит, что он тут же обнаружит в себе сей дар.

Пресветлые вон иногда долго искали свою сверхспособность, а ведь они знали о ее существовании. Никто же из четверых внимающих не знает. Так что…

Начать, что ли с библиотеки? Почитаю Феномен Пресветлых , а в крайнем случае — если в библиотеке обнаружится господин Чрагэн — осторожно прощупаю почву и исключу одного подозреваемого . Или убежусь (убедюсь?) в его вине .

Решено!

В Большой зал вошла чета Валхирров. Выглядели они как-то непривычно, но в чем дело я понял лишь спустя долгую тягостную минуту. Зато когда понял…

Необъяснимым, невозможным образом господин и госпожа Валхирр стали походить друг на друга больше, чем двое близнецов. Нет, разумеется, то, что называется внешними половыми признаками… — с этим было все в порядке, особенно у госпожи; но вот лица — тут да!.. Одинаковые чувства отражались в них, как в двух зеркалах, обращенных друг к другу.

Кажется, я догадываюсь, кто в очередной раз стал счастливым обладателем дара ашэдгунских Богов.

Поздоровавшись со мной, Валхирры принялись за завтрак.

Господин Валхирр осторожно, с благоговением, положил своей супруге несколько ложек салата, два кусочка мяса и налил в высокий тонкий бокал темного вина. Затем принялся есть, не глядя на жену, но всякое чувство отражалось на их лицах почти одновременно. Почти. Вот только у госпожи на несколько секунд раньше, чем у ее супруга.

Мясо, которое подали сегодня к столу, было жестковатым, и поэтому когда одно из волокон застряло в зубах у госпожи Валхирр, я не особенно удивился. Тотчас оба лица — и мужчины, и женщины — скривились, и даже руки их потянулись ко ртам с одинаковым рвением. Только господин Валхирр сумел остановить себя; впрочем, мучительное выражение не покидало его лица до тех пор, пока супруга не извлекла ненавистную нить.