Михаил Тырин - Грехи ночного неба Страница 48

Павел не столько слушал, сколько поражался, глядя на лицо этого худого угловатого мальчишки – оно было серым, а вокруг глаз серость переходила в черноту, из которой выступали больные, налитые кровью глаза. Это было лицо не юноши, а старика, измученного какой-то жестокой болезнью.

– Я уже умею запускать детонатор, – продолжал солдат. – Вот смотрите, я уже подключил.

Он указал рукой на противоположную стену. Павел обернулся и заметил лежащий на верстаке большой оранжевый цилиндр со значком радиоактивности на боку. Такие штуки Павел видел только в кино, но нетрудно было догадаться, что это действующая боеголовка ядерной ракеты.

– Это быстро. – Солдат тяжело поднялся и побрел к верстаку. – Я сделал так, что это может сработать от аккумулятора.

– Сядь на место, – сказал наконец Павел.

Солдат послушался.

– Что, ты говорил, у тебя не получается?

– Я не могу запустить двигатели ракеты. Для этого нужно пусковое оборудование. И инструкции. Я ведь ничего не умею. Вы думали, раз я на точке служил, значит, знаю, как они устроены. А я простым связистом был.

«Ого! «Вы думали...» Значит, он принял меня за одного из вождей. Стоит ли разубеждать его в этом?»

Солдат, видимо, неверно истолковал молчание Павла, и его лицо исказилось от страха.

– Но я все сделаю! – торопливо заговорил он. – Честное слово, у меня все получится. Мне бы только инструкции найти. И еще – поспать бы немножко.

– А что ж ты не спишь?

– Не могу. Только глаза закрою – сразу будто толкает кто-то: работай, думай... А как думать, если голова болит?

Было совершенно ясно, что жуткий внешний вид парня и его не очень связная речь – следствие операций доктора Краба.

Павел оглянулся на дверь.

– К тебе часто приходят?

– Нет, – удивленно ответил солдат. – Вы ведь сказали, чтобы я сам пришел, когда все получится.

– Да, да, я забыл. Ты действительно хочешь выспаться?

– Конечно! Я уже много дней не спал. Хотя тут не видно, где день, где ночь.

Павел смотрел, не отрываясь, на пол, где среди мусора лежал острый, как бритва, монтажный резак.

– Я могу сделать так, что ты заснешь. Но придется потерпеть – будет больно.

– Я не боюсь, – заверил его солдат. – Я и не чувствую ничего. Вот, смотрите...

Он задрал рукав и показал большую уродливую язву ниже локтя.

– Случайно руку на паяльник положил, да и не заметил ничего, пока не запахло.

Павел поднял резак, осмотрел лезвие.

– У тебя тут есть спирт или какой-то огонь?

– Огонь? Вон газорезка лежит. А спирта нет. Но могу в ангар сбегать, поискать.

– Какой еще ангар?

– Тот, где мы ракеты разбираем.

– Нет, не надо никуда бежать. Заводи свою газорезку.

Павел ввел лезвие резака в голубой клинышек пламени и держал там, поворачивая разными сторонами, чтобы выжечь органику.

– Снимай брюки, – приказал он.

Искать приемник не пришлось – над ним краснел свежий шрам, из которого еще сочилась сукровица. Павел собрался с духом и ввел лезвие в плоть.

Ткани развернулись, разошлись нежно-белыми и розовыми слоями. И тут же заалели от выступившей крови. Пока ее было мало. Однако Павел на всякий случай вынул из кармана и положил рядом свой носовой платок.

Он попытался нащупать пирамидку кончиком резака. Было жутковато – трогать живые ткани холодным острием, и поэтому руки вдруг начали дрожать. Он испугался – и руки затряслись еще сильнее.

Тогда Павел крепко сжал рукоятку резака пальцами, ввел лезвие поглубже, пытаясь подковырнуть приемник снизу.

Раздался треск рвущихся тканей, в лицо брызнула кровь. Павел быстро стер ее рукавом и, к своему ужасу, обнаружил, что развороченная рана стремительно наливается алой жидкостью. Она потекла по ноге солдата, начала капать на пол, потом полилась тонкой струйкой.

Павел попытался остановить ее платком, но тот быстро пропитался, превратившись в скользкий теплый комок.

Солдат, похоже, действительно ничего не чувствовал, он сидел, привалившись к стенке, и безучастно глядел в потолок.

До Павла вдруг дошло, что он взялся за непосильное дело. Но было уже поздно останавливаться, потому что кровь неумолимо уходила из этого худого измученного тела, а вместе с ней капля за каплей, секунда за секундой, вытекала и жизнь.

Очаявшийся Павел сунул пальцы в самый центр кровотечения, нащупал там твердую частицу и вырвал ее, отбросив в сторону.

Парень вздрогнул всем телом и что-то простонал. Кровь продолжала литься ручьем. Павел лихорадочно соображал, что ему делать. Кажется, в таких случаях нужно накладывать жгут, но где его взять?

Он подобрал с пола толстый провод в синей изоляции, обернул вокруг ноги солдата и попытался закрутить потуже. Кажется, кровь стала капать медленнее. Может, потому, что Павел пережал вены. А может, просто ее осталось совсем мало в этом измученном теле.

Нужно было срочно закрывать рану. Зашить, заклеить, залепить – все равно, лишь бы остановить кровь. Павел быстро огляделся и вдруг увидел неподалеку от себя перфоратор для сшивания листового железа.

Ботинки заскользили по окровавленному полу, когда Павел бросился к инструменту. Но он не заметил этого и, схватив широкую, шершавую рукоятку, быстро наложил на разрез три скобы – грубые, варварские, но надежные. Он осторожно ослабил провод на ноге солдата и убедился, что кровотечение почти остановилось. Только на самом краю раны набухали и быстро скатывались большие красные капли.

Павел отошел, вытер руки о пиджак. Солдат лежал с закрытыми глазами и не шевелился.

На висках выступил холодный пот – неужели он мертв?!

– Эй, – позвал Павел тихо, будто пугаясь своего голоса. – Эй, парень, что с тобой?

Он подошел, потряс солдата за плечо.

– Скажи что-нибудь!

Но Павел зря старался. Солдат спал. Спал так, что ему не нужны были ни морфин, ни водка – усталость подействовала лучше любого обезболивающего.

Павел осторожно натянул ему на ногу брючину, надел ботинок. Потом сгреб в кучу все, что валялось на полу – чтобы не так была заметна кровь. Рядом с солдатом он положил два съедобных брикета, чтобы тот догадался подкрепиться, когда проснется. Павел знал: человеку, потерявшему много крови, нужно лучше питаться.

Его все еще терзала совесть – рана могла загноиться, потеря крови также могла вызвать роковые последствия. Да и сам факт удаления приемника неизвестно как подействует на этого мальчишку. Павел уже жалел о том, что решился на это.

Оставалась лишь слабая надежда, что все обойдется. Только бы солдат пережил эти сутки, а там уже Белый подскажет, как с ним лучше поступить. И тогда у Павла появится, наконец, помощник.

Павел подставил под ноги какой-то корпус или кожух, дотянулся до люка и вернулся в кабину подъемника. Ему жутко хотелось поскорее уснуть.