Джери Пурнель - Бегство с планеты обезьян Страница 48

— Чьими пленниками? — испуганно спросил Фишер.

— Землян, конечно! — ответил Тейт.

— Ничего не понимаю, — пробормотал Фишер. — Ведь это мы подготовили полет, не так ли? Мы похитили корабль и организовали побег с Ганимеда.

— Давайте прослушаем пленки, — предложил Портбейн Лануару, — может, тогда что-нибудь прояснится.

Даниэльс выключил магнитофон и посмотрел на собравшихся в зале.

— Вы убедились, — сказал он, — что это был космический госпиталь. На нем не было экипажа. Корабль управлялся при помощи контрольного луча с Юпитера. Он пролетел через всю звездную систему и где-то неподалеку от нашей планеты из-за неполадок в системе защиты столкнулся с каким-то космическим обломком, который пробил силовой экран, после чего потерявший управление корабль упал на Бетельгейзе II.

— А если бы этого не случилось, — спросил Домграф-Швач.

— Ну, тогда бы мы очутились в главном госпитале на планете Фомальгаут IV.

— Я предлагаю прослушать запись еще раз, — сказал Тейт.

Даниэльс нажал на кнопку, послышалось потрескивание динамика, а затем человеческий голос отчетливо произнес:

«Работая с этими пациентами, нужно постоянно учитывать разницу между параноидальными симптомами и симптомами других психических заболеваний. У параноика сохраняется формальная логика мышления и, следовательно, индивидуальность. За пределами своей бредовой идеи больной не проявляет никаких психических отклонений. Он рационально мыслит, сохраняет трудоспособность. Внешне его поведение выглядит вполне нормальным. Параноик в состоянии превосходно, даже блестяще, исполнять свои обязанности, правда, при условии, что они не пересекаются с комплексами его заболевания. С ним можно вести диалог, он может дать оценку своим поступкам, осознает свое окружение.

Параноика от всех остальных душевнобольных отличает та особенность, что он остается активно ориентированным на внешний мир. От так называемых нормальных людей он отличается тем, что явно не соответствующие действительности представления фиксируются в его сознании как абсолютные истины и не поддаются исправлению ни опытом, ни убеждением. На основе этих представлений больной создает очень развитую, подчас поразительно сложную систему мышления, логически выстроенную и вполне соответствующую закрепившимся у него ложным поступкам».

Дрожащим от волнения голосом Даниэльс пояснил:

— Эти пленки предназначались для персонала госпиталя на Фомальгауте IV. Они были спрятаны в стенном шкафу кабины управления кораблем. Сама кабина управления была полностью изолирована от остальных помещений космического корабля. Войти в нее никто из пассажиров, то есть — нас, не мог.

«Параноик мыслит раз и навсегда установившимися постулатами, — продолжал доноситься из динамика спокойный и размеренный голос земного врача. — Его мысли и представления невозможно поколебать. Они управляют жизнью больного. Все события, всех лиц, с которыми он сталкивается, все случайные замечания и услышанные разговоры больной включает в свою систему мышления. Он убежден, что окружающий мир преследует его, стремится принести ему вред, что сам он — лицо исключительной значимости и способностей, а против него направлены бесчисленные умыслы и действия. Чтобы защитить себя, параноик совершает самые невероятные поступки. Он часто переезжает с места на место и, когда наступает последняя, самая опасная для окружающих стадия болезни, может даже стать…»

Зильберман выбросил руку вперед и резким движением вырубил магнитофон.

В зале наступила полная тишина. Все девять руководителей лагеря сидели недвижно в своих креслах.

— Итак, — медленно произнес Тейт. — Мы — группа психов. Корабль, набитый чокнутыми, который столкнулся со случайным космическим объектом…

— Ты напрасно закрываешь глаза на то, что в появлении этого космического тела не было ничего случайного, — сказал Хорстоковски.

Фишер истерически захохотал.

— Вот он — типичный бред параноика. Боже мой, все эти нападения на нас, как выяснилось, были лишь галлюцинациями! Плодом нашего больного воображения!

Лануар ткнул пальцем в груду кассет.

— Чему же нам верить? Неужели не было никаких врагов?

— Но они нападали на нас в течение целых пяти лет! — воскликнул Портбейн. — Разве это не доказательство?

— А ты видел хотя бы одного из нападавших? — спросил Фишер, не скрывая сарказма.

— Это лучшие агенты Галактики. Среди них — ударные части Терры и разведчики, великолепно владеющие приемами подрывных операций и саботажа. Они так великолепно вышколены, что ни разу не попались нам на глаза.

— Они разрушили наши мосты, — добавил О’Киф. — Да, мы не видели их, но мосты-то разрушены!

— А может, просто качество строительных работ было никуда не годным, — возразил Фишер. — И мосты рухнули сами.

— Объекты, особенно такие, как мосты, не могут рухнуть сами по себе. Я уверен, что для всех событий, происходящих с нами, имеются какие-то причины.

— О каких событиях ты говоришь? — спросил Тейт.

— Как о каких? О еженедельных попытках отравить нас ядовитыми газами, о ядовитых солях тяжелых металлов в системе водоснабжения, — сердито ответил Портбейн.

— Бактерии и вирусы везде, — вставил свое слово Даниэльс.

— Может, ничего этого и не было, — не сдавался Тейт, — Но как доказать? Если все мы психически больны, то каким образом нам убедиться в этом?

— Нас больше сотни, — сказал Домграф-Швач, — и все мы были свидетелями нападений. Чем объяснить это? Коллективной галлюцинацией?

— Истории известны случаи, когда вера в какое-либо явление, даже выдуманное, охватывала все общество. Причем эта вера передавалась из поколения в поколение. Боги, колдуны, ведьмы — это же плод воображения, но в них верили! Точно так же, как на протяжении многих веков земляне были убеждены в том, что Терра — плоская.

— Если бы все линейки длиной в двенадцать дюймов выросли до тринадцати, — медленно начал Фишер, — то кто обнаружил бы это? Согласитесь, одна из двенадцатидюймовых линеек должна остаться такой, как была, служить эталоном для сравнения. Нам же для сравнения нужен один человек, не страдающий паранойей.

— Что бы вы ни говорили, а я не исключаю того, что мы имеем дело с составной частью их плана, — резко возразил Зильберман. — Может быть, они специально построили кабину управления и спрятали там магнитные ленты со специальным текстом.

— Проверить, так это или нет, — ничуть не сложнее, чем убедиться в достоверности — или недостоверности — некоего явления, — задумчиво произнес Портбейн. — В чем основная особенность истинно научного эксперимента?