Иван Наумов - Мальчик с саблей (сборник) Страница 48

Один за другим к особняку подползали пафосные чёрные катафалки приёмной комиссии.

– Порви шаблон, – накачивал Коровина Бобрис. – Покажи им Терем так, чтобы у них шерсть облезла!

– Я тебя, Фима, потом убью, – предупредил Коровин. – А пока – не учи учёного.

Подошёл со своей гвардией Нил Зерович, пахнущий валидолом.

– Прошу любить и жаловать… – он подтолкнул Коровина в спину, навстречу бесстрастной снежной королеве, поднимающейся по ступенькам.

Заказесса и сама умела ломать шаблоны. Стоило Нилу Зеровичу заикнуться насчёт «посмотрим домик», как ему было предложено вместе со всеми остальными подождать на кухне, «чтобы не мешать восприятию концепта».

Коровин настроил Терем на голос будущей хозяйки, и заказесса углубилась в дом.

Коровин снял с пояса коммуникатор и через камеры Терема наблюдал, как идёт осмотр объекта. Нил Зерович сотоварищи сгрудились вокруг, пытаясь сразу впятером заглянуть в маленькое окошко монитора.

Сначала заказесса вдоволь позабавилась с интерьерами гостиной. Терем, сама любезность, предлагал ей «обои, чтобы с полосочками» и «какую-нибудь мебель посветлее». По первому же намёку он цинично корректировал разработки ведущих мировых дизайнеров, подстраиваясь под вкус хозяйки. Под конец они так спелись, что заказесса принялась рассказывать Терему о приёме в каком-то посольстве, о том, какие безвкусные там стояли диваны… пока не опомнилась и не прервала себя на полуслове.

В спальне она первым делом спросила про шкафы.

– Я подам вам всё, что пожелаете, – вежливо ответил Терем.

Перед заказессой закружилось разноцветье платьев, юбок, костюмов, блузок… Разгильдяй-дизайнер не столько по просьбе Коровина, сколько по собственному почину просидел всю ночь, чтобы настроить именно дресс-блок наилучшим образом.

Перед заказессой возникла она сама… её чуть-чуть усовершенствованная, словно хороший портрет, трёхмерная копия.

– Вы хотели бы одеться для деловой встречи? Или в театр? – мягко спросил Терем.

Полтора часа как корова языком слизнула – ребёнок, в детстве не наигравшийся в куклы, весьма серьёзно подошёл к процессу.

Наконец, завершив обход дома, заказесса вышла на кухню.

– А что же здесь так пустенько? – капризно спросила она.

Поскольку вопрос адресовался людям, Терем смолчал.

– Ну как – пустенько? – Коровин взял инициативу на себя. – Тот же принцип, что и везде, – дом предложит всё, что нужно. Двести пятьдесят ресторанов, лучшие повара, сверхбыстрая доставка…

Заказесса поджала губы:

– Вообще-то, я сама люблю готовить… порой.

Терем среагировал сам, и мгновенно. Кухонная стена вспучилась и лопнула, открывая ряды полок, заполненных радужным калейдоскопом баночек с пряностями и крупами, зарослями свежей зелени, разноцветными горками овощей и фруктов. Пол вздыбился кольцом разделочных столов, мойкой, двенадцатиконфорочной плитой, прозрачным холодильником, в котором угадывались корзинки грибов, ломти мяса, рыбные тушки. Из ниоткуда вырастали миксеры, шейкеры, блендеры, грили, фритюрницы, мармиты, мясорубки, пароварки…

– Эта опция всегда останется при вас, сударыня, – галантно развёл руками Коровин.

С этого момента, хотя сдача продолжалась ещё пять часов, сомнения в успехе уже не было.

– Знаете… – заказесса чуть задержалась на пороге, полуобернулась к Коровину, протянула в его сторону безупречную длань. – Вы молодец!

И не менее эффектно покинула Терем.

– Как вы это делаете, Коровин? – негромко поинтересовался Нил Зерович, вытирая испарину со лба.

Коровин пожал плечами:

– У нас, эргономистов, свои подходы…

Обычно Фортуна навещала Коровина по понедельникам. Когда в акте приёмки работ появилась последняя подпись, он окончательно поверил, что в этот раз обошлось.

Коровину разрешили остаться в особняке до вечера – собрать вещи, то да сё.

Стадо чёрных лимузинов, шурша гравием, неспешно побрело за ворота имения.

– Ниччё так потусились, а, браза? – прокомментировал отъезд комиссии Терем.

– Браза, – машинально повторил Коровин. – Исключить из лексикона. Предложить синонимы.

– Да ладно, браза, выдыхай! – дружелюбно посоветовал Терем. – Работа сдана, мир прекрасен, пренебреги мелочами. Заходи, я сделал красиво! Пойдём, оттопыримся – как-никак, прощальный вечер!

Коровин медленно обернулся.

Холл преобразился. Коровин готов был отдать параллельный кабель на отсечение: сто лучших дизайнеров и не предполагали, что атрибуты их изысканных интерьеров можно смешать столь кардинально.

Аскетичный квадратный стол времён покорения Америки лишился ножек и превратился в дастархан, заполненный фруктами, шипящими горшочками, частоколом островерхих бутылок. Разноцветные шифоновые занавеси украсили окна, воссоздав цветовую гамму ямайского флага. Подушки, расшитые лилиями и львами в стиле эпохи Луи Тринадцатого, были небрежно разбросаны по устлавшему пол персидскому ковру. Из глубины дома донеслись первые аккорды расхлябанной карибской гитары. С огромного, в полстены, постера загадочно улыбался Боб Марли.

– Настраиваюсь на волну твоего креатива! – нараспев произнёс Терем. – Сразу за стол – или дунешь сначала?

Коровин непонимающе уставился на самокрутку и зажигалку, возникшие на перилах крыльца:

– Ты где это взял?!

– Да твой непутёвый брат-дизайнер… Нашёл, короче, где нычки устраивать! Чё ты напрягся? Джа разрешает и даже одобряет!

Коровин приложил ладонь ко лбу. Температуры не было.

– Да не парься, браза, – сказал дом, и Коровину показалось, что невидимая рука снисходительно похлопала его по плечу. – Ведь главное же, это чтобы войны не было.

«А ведь и правда, – подумал Коровин, – главное – это чтобы не было войны!»

Курить он всё-таки отказался.

Терем во все камеры уставился на запад. Коровин сел на крылечко. В миролюбивом молчании они вместе смотрели, как неоцифрованное солнце садится за далёкий аналоговый горизонт.

Созданная для тебя

I

Нескончаемый истошный вой полупсов преследовал Хадыра до самого дома. Колесница стремительно и плавно неслась по термитовой дороге, светлеющей в тени леса, и вскоре сквозь чёрную гребёнку стволов замерцали светляки деревни Гибоо.

Впереди мелькнула развилка, и Хадыр навалился на подлокотник подвески. Колесница качнулась и свернула на левую дорожку, постепенно замедляя ход. Лес раздвинулся, открывая продырявленное звёздами небо и большую грибную поляну. Дорога оборвалась треугольным лепестком, колесница встала на её краю.

Гибоо уже спала, лишь от некоторых грибов доносились приглушённые голоса. Музыка деревьев обволакивала деревню сном, баюкала, как заботливая нянька. Хадыр, едва соскочив с подвески, беззвучно и протяжно зевнул, чувствуя, как слипаются веки.