Олег Ёлшин - Тейа Страница 48

Она внимательно на него посмотрела, взяла за руки и серьезно спросила:

– Можно тебя оставить пока таким… ну, не надолго… А то, вдруг превратишься в ребенка? И что я тогда буду с тобой делать?

– Тебя посадят за растление малолетнего, – засмеялся он, и добавил: – Можно, пресвятая дева… Делай, что хочешь, – и подумал:

– Господи, как долго он не видел ее! Целую вечность! Миллионы лет!

А она снова и снова рассказывала о чем-то – о работе, об острове. Он слушал и не слышал, только любовался ею.

– Особенно поразил результат с Вилли, – продолжала говорить она. – Тот всегда хотел участвовать во всем и очень переживал, что его никуда не брали. А тут такой случай! Отказать было невозможно. Результат поразил!

– Я встретил его, – очнулся Леонид.

– Встретил? Каков красавец! Он годится тебе в сыновья, а ему уже больше шестидесяти. Вот, юная душа!

– Да, юная, – повторил Леонид.

– А как Юрий? Как наш писатель? – внезапно вспомнил Леонид.

– Нестеров, – она задумалась, на мгновение стала серьезной и произнесла: – Нестеров не хочет.

– Но, ему пошел шестой десяток, пора бы немного сбросить, – удивился он.

– Он не хочет. Я предлагала. Он такой странный. Сказал только… Дай-ка, вспомню…

Она замолчала, сосредоточенно вспоминая, наконец произнесла:

– «Все должно быть так, как должно быть».

– И все? – удивленно переспросил Леонид.

– Да.

– Я поговорю с ним, – произнес он. Больше они не касались работы, и далекого будущего тоже, потому что сейчас были вместе, были рядом, и не хотелось думать ни о чем…

Генри был в тупике. Все операции, которые они проводили в настоящем и будущем, превращались в тлен, в отзвуки той реальности, которая давала им повод задуматься о жизни, но не более того. Венцом всему был конец, который неминуемо наступал. Избавиться от наваждения, все повернуть вспять, было невозможно. В такие минуты он вспоминал своего деда. Этого вездесущего, всепонимающего человека, который мог принять единственно правильное решение и все изменить…

Время шло. Шло параллельно, и в этом Генри однажды убедился воочию. Не на листке бумаги с формулами и доказательствами, выводами лаборатории времени, а наяву. Его великий дед ушел из жизни двадцать лет назад, все тосковали без живого ума, безудержной энергии и фантазии этого удивительного человека. И однажды, в день, когда Вилли впервые удалось настроить канал и перейти во времени на конкретный отрезок, Генри принял решение вернуть любимого человека, наставника, и просто родного деда. Вернуть сюда, в далекое прошлое и его будущее. Он выбрал отрезок времени, который немного отделял старого Ричарда Уилсона от его кончины, и перенес на остров. Собрались родные и близкие, сын и внук сидели рядом, Вилли, следивший за каналом, тоже находился здесь. Это был один из первых его экспериментов и сразу такой ответственный. Дед расположился в любимом кресле, который потомки из уважения даже не передвигали, а прошло около 20 лет. Посидел, подумал, выслушал последние новости и произнес:

– Мне приятно видеть всех вас. Но, сколько мне осталось там?

Все молчали, и никто не решался заговорить.

– Так сколько мне осталось, Генри? – повторил дед. Генри не смог тогда ответить на этот вопрос и промолчал. А дед подтянулся в кресле, посмотрел на свое потомство, на внуков и правнуков и произнес: – Все равно, месяц или день, неделя или год, мои дни – это дни мои, и я должен прожить их в своем времени, сколько бы их не оставалось. Там я полезнее, дети мои, понимаете? Срок мой конечен и предопределен, и оставьте его мне. А все это похоже на эксгумацию, не правда ли?…

Так было тогда, и Генри смог лишь дать всем увидеться с дедом, но сейчас… На этот раз он отправился к нему сам, теперь он был один.

– Дед, тебе осталась неделя. Всего неделя. Сейчас я могу тебе об этом сказать откровенно.

Старый Уильямс потянулся в кресле, которое стояло там, в его далеком времени, посмотрел в окошко на небо, на сонный прибой, который успокаивал вечерние волны океана и спросил: – Ты пришел, чтобы сказать мне только это? Зачем?

Тогда Генри ответил:

– Мы нашли то, что продлит тебе годы и столетия. Нашли эликсир молодости и бессмертия, панацею от всех болезней. И теперь я могу подарить жизнь, вернуть тебя к нам, пригласить в наше будущее. Возвращайся, дед!

А прибой все разбивал неутомимые волны о берег и скалы. Он настаивал, торопил, он отсчитывал волну за волной, растворяя их в желтом песке. Сколько этих волн еще оставалось?

– Милый мальчик, – ответил тот, – если то, что ты говоришь мне, правда, если это не твоя юношеская фантазия,… я готов, – и старик хитро прищурился, – столетия – нет. Но годы или месяцы, какие-то мгновения, не отведенные мне этой жизнью… Я готов ненадолго остаться с вами. Здравствуй, новый век…

Вот когда Генри в первый и единственный раз вмешался в свое прошлое. Чем все это закончится, он не знал, не спрашивал об этом в лаборатории времени, мнение их ему было известно… Только оставил в далеком прошлом записку себе и родственникам. Они прочитали ее и поняли все…

Старому Ричарду было много лет. Если не столетие, то совсем немного отделяло его от этого рубежа. И когда в комнату вошла Валери, взяла в руки шприц и уже хотела сделать укол сыворотки, он понял, что жизнь бесконечна. Если сейчас, в свой последний день или час, он готов так смотреть на женщину, значит, он будет жить! И сколько еще не осталось, он хочет жить и любить, словно, ему еще нет и пятидесяти… Нет – сорока!.. Двадцати. Потому что душа не покидала этой земли и стремилась познать все то, что не успела за прожитые годы долгой, далекой, теперь уже прошлой жизни…

Так на острове появился еще один гражданин, еще один житель, который не стремился подняться туда, «наверх», получая все радости от этого места здесь, в миллионах годах «позади». И как удивительно, как чудесно было наблюдать, когда шел по пляжу великий старец – человек, который помолодел на десятки лет, а жизнь и желания были с ним, были его прошлым и будущим…

И снова корабли – плавучие острова и дворцы выныривали из пучины времени, приближаясь к маленькому островку в океане прошлого. Снова встреча великих и сильных мира сего проходила у Генри на вилле. У Генри и у Ричарда. Некоторые из гостей хорошо помнили старика, и рады были пожать эту благородную руку.

– Ричард, старина, ты снова с нами? – воскликнул пожилой господин без галстука, отводя его в сторону.

– Сколько времени прошло с нашей последней встречи – лет двадцать? – изумлялся он, глядя на Ричарда.

– В гробу я видал ту последнюю встречу, где тогда и находился, – засмеялся Ричард, пожимая ему руку. Потом прищурился и хитро посмотрел на собеседника: