Майк Резник - «Если», 2002 № 04 Страница 48

Сошлись на том, что снявши голову, по волосам не плачут. Тот коммерческий риск, на который они идут, вкладывая деньги в сомнительную экспедицию, несоизмерим с финансовой и даже уголовной катастрофой, которая грянет, если сидеть сложа руки.

У Машки больше опыта в общении с библиотекой. Она и додумалась поискать самые ранние и самые поздние публикации Грядущего. Ранние — потому что всякий индивид сперва норовит опубликоваться в родных краях. Поздние — чтобы убедиться: он еще жив.

Таким образом мы установили, что родом наш аноним из города под названием Протасов, что публиковался на протяжении двадцати лет (по меньшей мере) и что последний след нужно искать в Москве, в бухгалтерии журнала «Наука и жизнь». Мы с преогромной радостью вылетели в Москву. Тайна псевдонима обошлась в коробку конфет и в полсотни зеленых, которых, кстати, можно было и не давать — но я не хотел экономить неправедно нажитые доллары.

Оказалось, что у Грядущего простая фамилия — Фоменко. Оказалось, он-таки по сей день живет в Протасове. Мы нашли этот город на карте и поехали туда поездом. Это уже не в целях экономии — просто поезд отбывал в шесть вечера, возникал в городе в десять утра, и если взять СВ, то вся ночь — наша!

В Протасове мы отправились в редакцию городской газеты. Я предъявил свое удостоверение «Пресса» и получил полное содействие. Сотрудница субботнего приложения «Прогрессор» покопалась в блокноте и дала нам телефон Аркадия Анатольевича Фоменко. А созвонились мы уже без посторонней помощи.

Я оставил Машу в гостиничном номере и пошел в сквер к постаменту от недавно убранного памятника вождю. Очевидно, весь город там встречался. К счастью, я примерно знал возраст Фоменко. Мужик за сорок: среди нервной молодежи он был один.

Дядька Юст правильно мне его описал — сухой, бесцветный, в невзрачном костюме, — совершенно никакой, не человек, а черно-белое кино. Есть люди, созданные для кирзачей по колено и ватников. Вот это он и был.

Я все ломал голову: говорить или не говорить о проекте «Янус»? То есть — о моей причастности к проекту? Решил, что не надо. Если я ему совру — мол, дела идут успешно! — он, чего доброго, надуется, все-таки конкурирующая фирма. А рассказывать ему правду тоже нелепо. Неизвестно ведь, как он этой правдой распорядится.

В общем, сказал я так:

— Аркадий Анатольевич, мой будущий тесть читал ваши публикации и очень заинтересовался! Он готов спонсировать одну-две экспедиции, но хотел бы иметь научное обоснование ваших гипотез.

— Ваш тесть — бизнесмен? — спросил Фоменко.

— Естественно! — я вспомнил, как это убоище втерлось в правление банка, и решительно добавил: — Банкир!

— А он хоть слово поймет?

Фоменко не шутил — он очень спокойно относился к тому, что меня все еще возмущало. Привык, наверное.

— Он ни хрена не поймет, — ответил я, — но это не обязательно. Должен понять я, и решение тоже за мной.

— Ну тогда попытаемся объяснить. Нас ведь целая группа! — похвастался Фоменко, но хвастовство было лишь в голосе, лицо выражения не изменило, впрочем, оно никакого выражения и не имело.

— Охотно познакомлюсь с группой.

Мы пошли к телефону-автомату. Он позвонил в какой-то вычислительный центр и попросил позвать Лешу. Потом объяснил, что Леша — прекрасный программист, и все матобеспечение гипотезы — его дело. Он даже специально написал огромную программу, с которой я еще познакомлюсь…

— Кроме того, мы проводим эксперименты не в полевых, а в лабораторных условиях. Вот сейчас вместе с Лешей пойдем к нашему третьему коллеге…

Этот Леша по фамилии Золотухин оказался моим ровесником, но на две головы ниже и в очках. Я попробовал его разговорить, но он отвечал такими забубенными фразами, что я сник.

В конце концов мы сделали еще один звонок — человеку по имени Вовчик. Он был готов нас принять. Жил он за четыре квартала от Лешкиного института.

Мы вскарабкались на шестой этаж, но там была другая лестница. И мы попали в очень странное место. Когда я увидел чердачный пейзаж, то просто обалдел. Вот бы сюда, думаю, мою Машку! Она бы оценила дизайн!

Дизайн возник без всяких стараний хозяина, сам собой. Дальних углов Вовчик не касался, там громоздилась всякая дрянь, а посередке свисали со стропил тросики, к ним чуть ли не бельевыми прищепками крепились плакаты. Это были кошмарные плакаты, какие раньше учителя приносили на уроки — с нервной системой, с кровеносной системой, еще с какими-то синими и красными трубочками, пронизывающими реалистически выписанное разрезанное свежее мясо. Целый угол был отведен под рабочее место — с неплохим «пентюхом», со всей периферией. И еще был стол с приборами, которые тоже кого угодно бы озадачили. Один, самый большой, так и вовсе стоял сбоку на низкой скамейке. Он представлял собой большой жестяной таз, а на дне таза из черного агрегата торчали вверх трубки разной длины.

Пока я разглядывал эту дикость, Фоменко здоровался с хозяином. Который, кстати, довольно неохотно поднялся ради нас с большого дивана.

Хозяин Вовчик оказался здоровым дядькой с широкой физиономией, с квадратным подбородком, а на лбу лежали, как приклеенные, четыре зачесанные справа налево светлые пряди. На кабинетного ученого он был похож примерно так же, как новенький красный «мерс» — на древнюю зеленую лягушку. Похож он был на одного французского киноактера из очень старых видиков, тоже такой мясистый питекантроп, вот только вспомнить бы, как того деда звали…

В этом самом доме он недавно приобрел чуть ли не этаж и сделал невероятную квартиру, в которой хозяйничала жена с родней. А самому ему больше полюбился чердак, который он тоже приобрел почти за бесценок.

Леша сразу оказался за компьютером и заработал с такой скоростью, что я остолбенел: все на экране мелькало в безумном темпе, и он ведь не притворялся, будто понимает в этих разноцветных овалах и параболах, он действительно понимал! И наслаждался работой так, как нормальный человек наслаждается дорогим коньяком.

Я не мог называть Вовчиком человека на десять лет старше, да и от него немного уважения не помешало бы. Поэтому я представился официально и даже назвал свою должность в агентстве — ведь я еще не уволился.

— Володя, безработный, — сказал в ответ он и потряс мою руку.

Зная, что ему принадлежит и прекрасная квартира в доме, и этот чердак, я изобразил удивление.

— Надоело вкалывать! — откровенно признался он. — Я свое отработал, пускай теперь на меня другие горбатятся. У меня знаешь, сколько кредиток, мастер-карт и всяких там золотых карт? Я могу по всей Европе целый год ездить без копейки в кармане, я посчитал! Там же на каждом углу банкоматы, сунул-вынул, сунул-вынул!