Сергей Малицкий - Главный рубильник (сборник) Страница 49

– Желтые.

– Желтые. Знаете, эти тридцать лет я больше боялся не того, что какие-то образы выветрятся из памяти, они наоборот становились ярче. Я боялся забыть цвета. Обычно воспоминания лишены цвета. Я представлял себе желтый цвет, зеленый, красный, фиолетовый. Разные… оттенки. Но теперь почему-то мне кажется, что мой желтый на самом деле какой-то другой цвет.

– А лица вы помните?

– Лица? Да. Конечно. Лицо Даши я знаю наизусть. Впрочем, я помогаю себе пальцами….

– Монитор.

– Не понял?

– На стене еще и монитор.

– Телевизор?

– Нет, телевизор вам пока не нужен, к тому же в первое время лучше не утомлять глаза. Только монитор. Он показывает зал для посетителей. Кстати, ваша жена уже там. Ходит, нервничает, волнуется. На ней голубое платье, туфельки на высоких каблуках.

– Я хочу посмотреть.

– Через час вы все увидите.

– Я хочу посмотреть сейчас. Снимите повязку.

– Я не имею права.

– Снимите повязку, иначе я это сделаю сам.

– Вы с ума сошли, меня выгонят с работы!

– Никто ничего не узнает! Снимите повязку!

– Подождите! Не нервничайте! Зачем вам это? Осталось уже меньше часа.

– Аня! Послушайте меня. Вот сейчас, в данный момент решается, как я буду жить дальше. Начнется новая жизнь или нет. Через час уже ничего нельзя будет поправить.

– Что вы хотите поправить?

– Я очень многим обязан Даше. Очень многим. Может быть, всем.

– Я не поняла.

– Все просто, я хочу увидеть ее.

– Увидите!

– Сейчас!

– Да что же мне с вами делать?

– Хотя бы на одну минуту! Поймите, я уже близок к тому, чтобы содрать повязку!

– Стойте! У вас руки дрожат! Вы сумасшедший? Ну… хорошо. Я сниму повязку. На одну минуту. Пообещайте никому не говорить.

– Тогда пообещайте и вы. Ничего не говорить доктору, чтобы ни случилось.

– Кого интересует мое мнение? Я всего лишь медсестра.

– Вы мой ангел.

– Ну, уж ангел. Осторожно. Не открывайте глаза сразу. Медленно. Не бойтесь. В комнате специально приглушен свет. Вы видите?

– Нет.

– Как нет?

– Я вижу вас, Аня. Вы … Ладно. Вижу монитор. Но не вижу Дашу.

– Вам не следует напрягать глаза.

– Подождите, я вижу каждого человека на мониторе, но не вижу Дашу.

– Ну, как же? Вот! Вот она.

– Это?!

– Да. Это она.

– Кажется, да…

– Вы не узнаете ее?

– …

– Почему вы молчите?

– Ну, вот и все. Не нервничайте. Сейчас мы снимем повязку, и ваша жизнь переменится.

– Доктор, а если я не увижу?

– Не отпевайте себя раньше времени. У вас хорошие шансы. Ну, если нет, продолжим лечение.

– Я не хочу продолжать лечение.

– Бросьте. Думаю, что продолжение лечения не потребуется. Сейчас. Секунду. Теперь медленно открывайте глаза. Ну? И как?

– Я ничего не вижу.

– Подождите. Вы не ошибаетесь?

– Я ничего не вижу.

– Я огорчен. Поверьте мне, шансы были очень велики.

– Ничего страшного. Дайте мне, пожалуйста, мои очки. Мы продолжим лечение, может быть. Позже. Извините. Я очень устал.

– Ты огорчена?

– Да. Хотя и чувствую облегчение, что ли. Я отчего-то боялась поймать твой взгляд.

– Дай мне руку.

– Вот.

– Да. На какое-то мгновение мне показалось, что это не ты. Но это ты. Я узнаю твои пальцы. Знаешь, что я больше всего люблю?

– Что?

– Слушать, как ты дышишь.

2005 год

За лестницей, во дворе

За лестницей, во дворе старый тополь. Под тополем качели. За качелями серый столб. Щурится дед Коля, млеет на солнце, но глаз с Митьки не спускает. Тополь дерево слабое, обломиться сук может, пришлось столбом подпереть. И так кору содрали цепью. Боится дед за внука. А Митька не боится. Он легкий. Мамка, когда на руки берет, говорит, что легкий. Отец, когда над головой подбрасывает, говорит что легкий. Митька и сам думает, что он легкий, а дед пальцем грозит. На руках не носит, сидит на скамейке и все смотрит за Митькой, как бы не залез куда, со двора не убежал, в руки что острое не взял. Стекляшку цветную отобрал, гвоздь отобрал, петлю дверную отобрал. Не покажет ему Митька секрет. Отберет дед, точно отберет. Мамка придет с работы – покажет Митька мамке секрет. Папка заедет пообедать – покажет. А деду не покажет. У деда пальцы твердые, как деревяшки. Когда за стол Митьку сажает – твердые, когда одеялом накрывает – твердые, когда в спину подталкивает с улицы. И сейчас сидит, пальцы кривые приготовил, выпустил на колени коричневыми корнями, косится на внука, как тот на качелях качается, а сам жмурится. Размяк на солнце, головой о стену оперся, жилетку расстегнул, ноги вытянул, того гляди уснет. Вот голова опустилась, борода в рубашку уткнулась, застиранный карман оттопырила. Пусть скворец над головой заливается, цыплята под сеткой галдят, храп все равно слышно. Уснул дед Коля.

Митька с качелей прыг. Мимо столба. Мимо кучи песка. Мимо сирени. Мимо крапивы жгучей к забору. Четыре штакетины сломаны, почернели на полвысоты, ромашки подвяли, а под ними секрет. Упал Митька на колени, щекой к траве прильнул. Смотрит.

Сверху гриб грибом, а снизу от травы огоньки мелькают. Как сквозь туман, но разглядеть можно. Сначала в одну сторону бегут, потом в другую. А в середине искорками заливаются. Полосками цветными, вспышками. Как раз в том месте, где гриб надломлен. Там и трава почернела и гарью пахнет. И шарики цветные как муравьи. Копошатся над трещиной, паутину цветную плетут, только рвется она раз за разом. Вот один подскочил, откатился, пелену мутную рассек и вдруг засверкал, замельтешил отблесками. Митька палец вперед протянул, коснуться хотел, да только иголочка желтая вспыхнула, кольнула и тут же голос деда Коли на весь двор:

– Митька! Митька-паршивец! Ты где?! А ну-ка сюда спеши!

Митька палец в рот, вскочил на ноги и бегом. А там уже папка! Большой, загорелый, с запахом машинного масла, весь покрытый блестящими капельками воды. Отдал папка полотенце деду, подхватил сына под руки, подбросил легкого над головой, так что дух захватило, поставил, руку в карман сунул и конфету на палочке вручил. Забыл Митька тут же про секрет, поехал, поплыл на папкином плече на кухню. Под притолокой наклонился, прижался к папкиному уху, чтобы лбом не удариться, руки под гремящим рукомойником вымыл, за стол сел, за куском хлеба потянулся. Конфету пока на стол выложил.

– Давай, наследник, наяривай первое! – прогудел отец.

Тарелку подвинул. Себе побольше, Митьке поменьше, со слоном. Только слона не видно. Его дед в щах утопил. Теперь, чтобы хобот рассмотреть, да уши, что на крылья похожи, надо всю тарелку вычерпать. Отец подмигивает, хлеб режет, а дед Коля кляксу сметаны в Митькины щи роняет. Митька ложку в кулак зажимает, но тут же видит руку отца и старательно копирует отцовский хват. Кладет ручку ложки на средний палец, указательным придерживает, большим прижимает.