Анатолий Днепров - Клуб любителей фантастики, 1970–1971 Страница 49

— Слишком поздно! — орал он. — Слишком поздно, полковник Уиндермир!

Ван Пелт! Но в этом мягком жирном теле жил теперь не Ван Пелт, это-то я знал точно, потому что Хорн-Ван Пелт держал в одной руке пистолет, а в другой железный прут. И этим прутом он крушил, крушил поликлоидный квазитрон! Бам! — и искры фонтаном брызнули из него. Трах! — и аппарат раскалился, осел, стал медленно отекать.

У него был еще и пистолет. Положение создалось сложное.

Но не безнадежное! Потому что в комнате мы с ним были не одни.

Возле моего пистолета лежало еще одно тело — не мертвое, всего лишь без сознания. Это был капрал Мак Кейб, сбитый ударом по голове.

Он мелко дрожал, сознание должно было вот-вот вернуться к нему.

— Стой! — скомандовал я, поднимаясь на колени.

Хорн-Ван Пелт повернулся, посмотрел на меня.

— Остановитесь! Вы сами не понимаете, доктор Хорн, как много зависит от этой машины! Не только ваша жизнь, доктор Хорн, — я еще увижу, как вы смените много тел, прекрасных тел, чтобы сохранить ваш разум на такое время, на какое вы пожелаете. Но подумайте и о национальной обороне! Подумайте о безопасности нашей страны! И вспомните, наконец, о вашем святом долге перед наукой!

Капрал Мак Кейб дернулся и зашевелился.

Я встал на ноги. А Хорн, он же Ван Пелт, в испуге выронил железяку, перехватил пистолет в правую руку и уставился на меня. Тем лучше! Хорошо, что на меня, а не на Мак Кейба!

— Доктор Хорн, не разрушайте машину, она нам еще пригодится!

— Но она уже разрушена, — произнесла маленькая жирная фигура, нелепо при этом жестикулируя. — А я не…

Плюмб!

Пуля Мак Кейба попала ему в основание черепа. Мозги, из которых был изгнан Ван Пелт, чтобы они стали вместилищем Хорна, теперь не вмещали никого. Толстое маленькое существо было мертво.

Я разозлился.

— Дурак! Идиот! Осел безмозглый! — кричал я на Мак Кейба. — Убить его! Зачем ты его убил? Почему ты его не ранил? Не искалечил? Не сломал ему ногу? Не выбил пистолет у него из руки? Можно было сделать все, что угодно, только не убивать его. Мы могли бы заставить его построить новую машину. А теперь он мертв, машина разрушена…

Капрал смотрел на меня с весьма странным выражением на лице.

Я взял себя в руки. Разрушена мечта моей жизни, но теперь ничего уж не поделаешь. Возможно, найдутся инженеры, которые починят, откроют, построят… Но достаточно было взглянуть на руины бывшего поликлоидного квазитрона, чтобы понять, что это бесплодные мечты.

Я глубоко вздохнул.

— Ну что ж, Мак Кейб, — сказал я решительно, — отправляйтесь в казарму. Поговорим позже. А сейчас я должен позвонить в Пентагон и попытаться объяснить им ваш промах.

Мак Кейб нежно похлопал по ручке пистолета, положил его на пол и пошел к двери.

— Вот именно, лейтенант, — сказал капрал Мак Кейб.

1971, № 12

Илия Джерекаров

ПОСЕЛЕНЦЫ

На конкурсе научно-фантастических рассказов, объявленном болгарским еженедельником «Орбита» фантастическая юмореска «Поселенцы» получила первую премию. Автор остроумно пародирует механистические тенденции в биологии, процветающие ныне в западной науке.

Последний переход меня доконал. Я был слишком изможден, чтобы понять, что одолел наконец-таки перевал. И все же я перевал одолел и вот рухнул средь неведомых лиловых трав и заснул, но и во сне меня выслеживали хищники, засасывали трясины, грозили горы каменными перстами.

Когда я проснулся, бирюзовый день угасал. Там, далеко внизу, на океанском берегу, реял прозрачный купол лагеря, прозрачный и легкий, как лепесток. Река, срываясь со скал, низвергалась в лагуну, где в серебряных водах плавал закат. Тропинка вдоль берега. Оранжевая скамья. Несколько цветочных клумб. Судя по всему, очередное пристрастие Блики — цветы. Когда женщина решается предать мужа, вернее когда уже предала, она ничем не рискует, разводя пионы и рододендроны. А также ромашки, георгины, астры, гвоздики, черт побери! Хотя применительно к Блике «предательство» не совсем точное слово. Отчуждение — вот суть того, что долго вызревало в нас и принесло в конце концов столь горькие плоды.

Теперь-то я понимаю: она все продумала, когда отказалась полететь со мною. В сущности, она была права. Планетолет не выдержал. Сгорели дюзы, и я едва успел спастись. Ничего. По крайней мере, не сидел сложа руки, хоть что-то пытался предпринять.

Сегодня и на Земле и здесь меня считают мертвым. Блика, конечно, видела, как тотчас же после старта моя ракета сбилась с курса и унеслась над океаном бог весть куда. Наверное, Блике было нелегко. Ведь я даже не попрощался…

Я подымаюсь и медленно иду вниз, оскальзываясь на осыпях. Что ни говори, женщины — непостижимые существа. Пережить за короткий срок гибель звездолета, потом гибель планетолета, наконец, потерю мужа — и разводить в полном одиночестве цветы…

Когда погиб звездолет и мы остались на планете одни, Блика долгое время пребывала в состоянии полусна-полуяви. Казалось, для нее стерлась грань между жизнью и смертью, она просто существовала, и это ее существование пугало меня своей бесцельностью.

Однажды она долго и сосредоточенно наблюдала, как я устанавливаю флюгер на метеостанции, и потом тихо спросила:

— Момчил, ты когда-нибудь был ребенком?

Странный вопрос!

— Если мне память не изменяет, — начал я осторожно, — то…

— Я сегодня видела во сне детей, — перебила меня Блика. — Много детей. И каждый из них был точная копия тебя.

— И девочки были точной моей копией? — улыбнулся я.

Блика подумала и ответила:

— Я не помню.

Тут я расхохотался:

— О чем ты говоришь, какие дети! Представляю, как бы мы выглядели в роли поселенцев. Детишки, огород, коровы, козы, курочки. Все блага натурального хозяйства. Я буду выращивать табак, а ты — разводить цветочки.

— Да пойми же ты, пойми, — едва не закричала она. — Мы уже поселенцы, хочешь ты того или нет. Твой планетолет вот-вот развалится. Сколько раз можно на нем стартовать? Четыреста. А на счетчике какая цифра? Семьсот сорок четыре. Вот то-то и оно. Не сегодня-завтра прогорят дюзы. На Земле небось думают, будто мы погибли, а если ищут, не скоро найдут. Лет через двадцать жди спасателей. А то и через тридцать.

Я заметил не без иронии:

— И это дает тебе повод полагать, что возвращение невозможно? Стало быть, сиди здесь до старости и ожидай ангелов-спасителей? Ну, а если нас никогда не найдут?