Александр Алфимов - Китайские палочки времени Страница 5

Но Галя твердо решила быть доктором. И раз характер препятствует этому, то надо менять характер. Галка решила покончить со всеми своими страхами раз и навсегда.

Если она боится всего склизкого, то надо завести террариум и поселить в нем лягушек. Если она боится крови, то надо смотреть боевики, ужастики, триллеры.

Эти фильмы дали ей понять, что она боится еще очень многого. Например, оружия. Тогда Галка записалась в стрелковую секцию.

Однако устранять каждый конкретный страх оказалось слишком долго. В одном из китайских боевиков Галя услышала, что кунг-фу — это не просто удары и блоки, а образ жизни, способный изменить человека. В том числе и научить бороться со страхами.

После этого Галка увлеклась кунг-фу. Потом были ушу, карате, что-то еще. Конечно, чтобы по-хорошему отрабатывать все удары и блоки, времени не хватало. Галка брала и.; каждого единоборства понемногу, делая основной упор на философию и развитие духа.

Однако она не только преодолевала свои страхи, но и активно изучала медицину и все сопредельные науки: биологию, химию, психологию. По этим предметам наша подружка очень скоро стала отличницей, регулярно побеждала на всех олимпиадах.

На все времени не хватало катастрофически. Галка забросила развлечения, с головой погрузилась в самосовершенствование.

Родители перестали отговаривать, видя, что дочь настроена серьезно. Лишь однажды они обмолвились, что медработник — это не только герой, спасающий жизни. Приходится ухаживать за людьми, многие из которых не могут ходить. Точнее, могут, но только под себя.

Галка намотала эту информацию на ус — она завела щенка и с упоением убирала за ним лужицы и кучки, стараясь навсегда избавиться от естественного отвращения.

Все эти старания не прошли даром. Галка поступила в медицинский и, закончив его с красным дипломом, стала первоклассным хирургом.

Она совершила то, что под силу лишь немногим,— поставила перед собой цель и шла к ней долгие годы, посвящая ей каждое мгновение своей жизни. Галка сделала это потому, что любила Олега. Каждый раз, когда ей становилось слишком трудно, когда силы были на нуле, когда усталость и отчаяние возводили перед ней непреодолимую стену, Галка вспоминала Олега. Вспоминала, как он лежал на больничной койке, его бледное лицо, дрожащие от слабости веки. И это давало ей силы продолжить: она сразу видела, что если через стену нельзя перелезть, то ее наверняка можно обойти.

Галка никогда не мечтала, что ей придется лечить Олега. Однако она знала, что у каждого ее будущего пациента будут родные, которые его любят, которым он так же дорог, как ей Олег. Этого ей было вполне достаточно.

Однако судьбе это не показалось достаточным. И теперь человек, которого Галка любит, лежит на кровати в ее квартире и его жизнь зависит от нее. И теперь Галка знает наверняка: все, через что она прошла, было не напрасно. Я где-то читал, что труднее всего для врача — лечить близкого человека. Того, кого любишь, боишься потерять. И если знаешь, что только ты и никто более ответственен за его жизнь, начинаешь волноваться. А врачу нельзя волноваться. Потому что медицина — не точная наука, а искусство. Искусство более высокое, чем рисование или графоманские потуги. И даже не потому, что необходимо обладать настоящим талантом, опытом и теоретической подготовкой, а не только особым мировоззрением. Потому что цена ошибки — жизнь человека.

Однако сейчас, глядя на Галку, нельзя сказать, что она волнуется,— все-таки она работала над собой так долго и интенсивно, что ее нервы давно превратились в стальные тросы.

— Слушай, Галка, а в чем опасность для его жизни? — спрашиваю я.— Кровь ты остановила. Кардиоэмулятору конец, но у него же свое сердце цело. Легкое, конечно, в клочки порвало. Но при современном уровне медицины и твоих способностях ему и одного с избытком хватит. Так почему же ты сказала, что дела плохи?

— Да потому что с таким сердцем долго не проживешь. Оно же у него с двенадцати лет почти бездействовало, миокард сильно атрофирован. В больницу бы его... Там бы он наверняка выжил.

— Нельзя ему в больницу! — отзываюсь я.— Там его найдут и завершат начатое. Это серьезные люди. Выстрелили не абы куда — в сердце метили. Олегу жутко повезло, что ему врачи сердце в правую часть груди переместили. Слушай, неужели ты больше ничего сделать не можешь?

— Я ввела ему препарат, замедляющий метаболизм. Жизнь в нем еле теплится — так меньше нагрузка на сердце. Пока он держится. Но в таком состоянии нельзя находиться долго. Если бы у меня был «Митохондр»!

— Но это нелегально! Вирусы-симбионты запрещены.

— Уж поверь мне, я об этом знаю не хуже тебя. Все-таки я врач.

Я задумываюсь. Вместо нужных мыслей в голову лезет всякая чепуха. В памяти всплывает неизвестно когда прочитанная мною статья уголовного кодекса, которая обещает м использование вирусов-симбионтов до семи лет тюрьмы.

Я мотаю головой, отгоняя ненужные мысли. Жизнь моего лучшего друга зависит от «Митохондра», а это значит, что я достану его. Даже если мне будет грозить смертная казнь через посажение на кол.

— А если я достану «Митохондр», он выживет? — спрашиваю я.

— Я ничего не могу гарантировать,— отвечает Галка.— Но у него будет гораздо больше шансов. Если клеточное дыхание улучшится, то сердцу надо будет меньше напрягаться, чтобы обеспечить тело кислородом. Да и клетки Миокарда будут вырабатывать больше АТФ, что повысит потенциал самого сердца. Другого пути вытащить его я не вижу.

ГЛАВА 2

— Борька, ты можешь достать «Митохондр»? —спрашиваю я в трубку мобильника.

На том конце линии раздаются неопределенные звуки, видимо, Борька изумлен моим вопросом.

— Оракул, а ты в курсе, что это нелегально? — задает встречный вопрос он.

— В курсе.

— То есть ты осознаешь, что просишь меня нарушить закон?

Голос его необычайно серьезен. Как правило, Борька сыплет шуточками и сам же больше всех смеется.

— Я пока ни о чем не прошу. Я просто интересуюсь, можешь ли ты его достать.

Растеряв напускную серьезность, он громко хохочет — мой ответ ему понравился.

— И сколько «Митохондра» тебе надо? — отсмеявшись, интересуется он.

Я успокаиваюсь: Борька достанет вирус-симбионт, иначе он сразу бы ответил отрицательно.

— А сколько у тебя есть? — спрашиваю я. Несколько секунд Борька молчит, видимо, сверяется с компьютером.

— Сейчас есть три ампулы,— наконец отвечает он.— Если нужно больше, то только через месяц.

— Нет, мне нужно именно сейчас. Сколько ты хочешь за все?

— Ну обычно я отдаю их по пять кусков. Но если возьмешь все три, то, как старому другу, отдам за двенадцать тысяч.

— Рублей? — зачем-то уточняю я.

— Ну не долларов же! Это все-таки запрещенный препарат, потому и цена такая высокая.

— Беру три,— заявляю я. Не знаю, сколько нужно Олегу, но пусть лучше будет запас. Денег у меня хватит: предсказание будущего — выгодная профессия.

Договорившись с Борькой о месте и времени встречи, я иду в комнату, в которой лежит Олег.

— Галка, трех ампул «Митохондра» хватит?

— Конечно. И одной хватит. Количество значения не имеет, это же вирус. Запустил его в организм чуть-чуть, а дальше он делиться начнет. Главное, количество должно быть достаточно большим, чтобы исключить случайные факторы: часть единиц вируса окажутся нежизнеспособны, часть иммунная система уничтожит до того, как вирус подстроится. Но даже сотой части ампулы хватает, чтобы достоверно заразить пациента.

— Отлично, тогда я вернусь через пару часов, привезу «Митохондр».

До «Китай-города», где назначена встреча, добираюсь быстро. Сразу замечаю Борьку. Подхожу к нему.

— Хвост за собой не привел? — интересуется он. Но не потому, что действительно боится. Просто ему нравится играть в шпионов. Поэтому он и одет как секретный агент из плохого фильма.

— Давай ампулы, деньги я уже перевел тебе на счет,— говорю я.

— Ты что? — наигранно возмущается он.— Хочешь, чтобы нас раскрыли? Наликом надо было принести! Зачем я только связался с тобой? Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу.

Достав мобильник, он проверяет свой счет. Убедившись, что деньги я действительно перевел, он достает из кармана плаща небольшой контейнер.

— Здесь весь товар,— таинственным шепотом произносит он.

Я прощаюсь с ним и собираюсь уходить. Но он не выдерживает и задает вопрос, вертевшийся у него на языке с того момента, как я ему позвонил:

— А зачем тебе «Митохондр»? Ты что, в Олимпийских играх решил участвовать? — не смог он удержаться от иронии.

— Вроде того! — Я не собираюсь вводить его в курс дела. Возвращаюсь к Галке, первым делом интересуюсь:

— Как он?

— Пока живет. Ты принес?..

Я достаю контейнер. Галка открывает его, держа в руке уже подготовленный шприц-пистолет.