Александр Громов - Запруда из песка Страница 5

Первый год обучения в средней школе оказался самым унылым и тягостным. Зубрежка, муштра, наказания, серые будни – и никакого просвета, ни малейшей искорки впереди. Теоретически, конечно, существовал свет в конце тоннеля, да кто ж разглядит его издалека без мощной оптики? Текли дни, одинаковые, как патроны в обойме или кирпичи в кладке. Лишь однажды младший учебный отряд свозили на экскурсию в Москву – посмотреть кратер. Фрол был впечатлен – противоположный берег круглого озера, возникшего в самом центре бывшей столицы Северо-Евразийского отсека, еле-еле проступал сквозь осеннюю морось. Если бы не вал кратера, опоясавший озеро дохлым удавом, водная рябь казалась бы уходящей в бесконечность. Не верилось, что такую ямищу в земле мог выбить камень (ну ладно, пусть скала) всего-навсего трехсотметрового размера. Окрестности вала на огромном протяжении были усеяны обомшелыми остатками строительных конструкций и поросли молодым березняком.

– После двенадцатого астероида чужие всегда предупреждали за несколько суток о месте очередного удара, – говорил отрядный наставник. – Так было и здесь двадцать три года назад. Московский астероид оказался двадцатым и предпоследним. Личному составу нашего отсека удалось организовать эвакуацию людей и – отчасти – материальных и культурных ценностей, так что ущерб оказался хоть и громадным, но меньшим, чем мог быть. Тэк-с… Кто мне назовет последнюю цель чужих?

Шеренга учеников зашумела и задвигалась.

– Мельбурн!

– Восемь лет назад!

– Не восемь, а уже девять! В две тысячи пятьдесят седьмом…

– Смирно! – гаркнул наставник. – Вы что, Устава не читали? Почему галдите, а не докладываете? Ты, ты и вот ты – вам по наряду вне очереди. По возвращении доложите дежурному.

– Есть… – выдохнули трое.

Остальные скашивали на несчастливцев глаза и прятали усмешки. Фрол тоже. Он уже умел вовремя ловить себя за язык и молчать, когда слова так и рвутся наружу. А нечего им там делать – пусть внутри побудут! Вон в прошлом веке люди прокричали на всю Вселенную о своем существовании – и что вышло? Радио, телевидение, послания «братьям по разуму», ура-ура, а в ответ от чужих прилетел астероид – бамс! Да не один, а двадцать один! И еще неизвестно, будет ли мельбурнский кратер последним. Вряд ли.

Чэнду, Лас-Вегас, Мехико, Бангалор, Исфахан… Фрол хлопал глазами, не в силах понять: как люди могли быть настолько глупы, чтобы изо всех сил держаться за прежнюю жизнь. Она же была плоха! Скверное здравоохранение, голод там и сям, грызня между блоками, странами и корпорациями, поощрение бездельников, извращенцев и пустых крикунов, уничтожение природы, религиозные распри, неустойчивый мир, основанный на балансе сил… Встань на шар и побалансируй – долго ли удержишься, если ты не циркач?

– Людям вообще свойственно цепляться за старое, – вещал лысый историк, когда находил для Фрола время. – Поэтому довольно часто путь к пользе человека лежит через насилие над ним. Ты ведь и сам это видишь и, надеюсь, понимаешь. С толпой труднее, чем с отдельным человеком, ибо она не есть сумма интеллектов составляющих ее людей. С человечеством – еще труднее. Попробуй управлять им, а я посмотрю, как долго ты сможешь сдерживать рвотный рефлекс и как скоро превратишься в мизантропа и подонка. Не всем это дано – разумно управлять Кораблем. Даже лучшие – и те сами не взялись бы, а худших, сам понимаешь, нам не надобно. Чужим пришлось действовать насилием – для нашей же пользы. Теперь человечество – это Экипаж… ну, и еще отщепенцы, которых мало, а со временем совсем не станет. Отклонения они от нормы. В худшую сторону. Потому что всякий, кто отклоняется в лучшую сторону, используется Экипажем к обоюдной пользе… Между прочим, до вечерней поверки пять минут, а у тебя ботинки не чищены. Марш!

И Фрол бежал наводить глянец на ботинки, а в стриженой его голове, теснясь, толкались сотни вопросов. Кто они – чужие? Этого никто не знал. Чего им надо вообще и чего они хотят от человечества? Тут, по крайней мере, имелись гипотезы. Целое поле гипотез. Фрол с презрением отвергал мысль о том, что чужие плеточкой загоняют человечество в райскую жизнь, мешая ему самоубиться по собственной глупости. Нужна им для людей райская жизнь, как же! Небось не дураки. В школе официально проповедовалась иная гипотеза: вероятнее всего, чужие собираются вести войну с другими чужими, а может, уже ведут ее, так что человечество – разумеется, единое, сплоченное и достаточно сильное – со временем пригодится им как союзник. В пользу этой гипотезы говорило, например, то, что никаких ограничений на развитие технологий чужие не накладывали и космические аппараты не уничтожали. Полным успехом завершились первая и вторая экспедиции на Марс, достраивалась циклопическая лунная база «Аристотель», разрабатывались проекты планетолетов дальнего действия, стартовала экспедиция в пояс астероидов, на очереди были спутники Юпитера… Чужие не вмешивались. Играйтесь, мол, в своей песочнице, в Солнечной системе, авось со временем доиграетесь до того, что малость повзрослеете, и вот тогда…

А что тогда? Фрол не был исключением, он тоже не знал, что будет.

Но ведь для чего-то чужие обратили внимание на Землю!

Почему бы просто не спросить их об этом? На какой там радиочастоте?..

Нормальный детский вопрос. Всякий его задавал. И всякий слышал ответ: чужие не ответят. Они вообще никогда не отвечают. Не было случая, чтобы они вступили в диалог. Они лишь сообщают, чем недовольны. И, как правило, наказывают.

Девятилетнее отсутствие наказания в виде прицельно несущейся к Земле космической горы означало: Экипаж несет службу достойно, чужие если и не удовлетворены полностью, то по крайней мере терпят. А если найдут полезным вмешаться, то результаты этого вмешательства отметят все сейсмографы и барографы Земли.

Любое наказание – на пользу, на пользу, на пользу! Это не уставали твердить школьные наставники, и Фрол не спорил – дурак он, что ли? Австрало-Новозеландский отсек захотел себе поблажек и даже почти получил их – но в итоге-то понес наказание. Наверное, за дело. Эвакуированных из Мельбурна людей, знамо дело, где-то расселили, но всему личному составу отсека пришлось потуже затянуть пояса. И поделом – не выпрашивай себе особых условий, не поощряй сепаратизм и расхлябанность!

И все-таки было обидно. Фрол мечтал вырасти и показать чужим, где раки зимуют. Вряд ли в его учебном отряде нашелся бы хоть один шкет, не мечтавший о том же.

А как?

А никак. Пока. Великое слово – «пока»! Оно позволяет надеяться.

Вокруг Фрола все текло своим чередом. Окончился первый учебный год, стремительно пролетели каникулы, и вновь началась однообразная череда занятий. Строевая, физподготовка, эсперанто, естествознание, математика, история, Устав, география, физика, астрономия, школа выживания… Фрол не блистал, но и не числился в отстающих. Обыкновенный середнячок, каких большинство. Лишь лысый историк хвалил его за любознательность.

Никто в отряде не считал Фрола Пяткина ничем, кроме заурядности, а Терентий Содомейко, стихийный лидер, кулаками доказавший свое право быть вожаком, неоднократно лупил Фрола – то ли от скуки, то ли ради интереса: даст ли этот тюфяк сдачи?

Фрол попытался. В тот раз ему досталось больше обыкновенного. Терентий был сильнее, вот и все. И совсем не имел страха. Терпел наказания, сидел в карцере, но не унимался. Правда, однажды он – единственный из отряда – был по приказу свыше взят старшими в испытание на выживание где-то на Севере и спустя две недели вернулся в школу значительно посерьезневшим и притихшим. Лидером он остался, но рук без острой нужды уже не распускал. Казалось, что за две недели он повзрослел по меньшей мере на два года.

В последних числах апреля учебный отряд разделили на три группы, и ту группу, где оказались Терентий и Фрол, высадили с вертолета на какой-то поляне посреди необозримых лесов. Там и бросили, оставив немного еды, чуть-чуть снаряжения, один компас на всех и дав задание: выйти к людям и сообщить о себе. Наставник напутствовал шкетов словами «ну, разбирайтесь тут», пилот помахал ручкой, и геликоптер с надтреснутым ревом ввинтился в небо. А группа осталась. Десять мальчишек – и никого вокруг. Возможно – на километры никого. Возможно – на сотни километров.

Первый час все валяли дурака, даже Терентий. Нахлынула свобода. А-а-а! – вот она. Сколько угодно. От пуза. Один сплошной пряник и никаких кнутов. Счастье в неограниченных дозах. Что хочешь, то и делай. Ну разве не благодать?

Терентий опомнился первым – видать, сказался опыт северного выживания. А ну, вали все сюда! Что делать будем, а? Сколько у нас еды? Та-ак… Понятно. Хорошо бы добраться до людей сегодня, но лучше готовьтесь к ночевке. До вечера еды не будет. Увижу, что кто-то жрет втихаря, – буду бить морду. Пойдем быстро. Кто отстанет – пожалеет, ясно?