Ноэми Норд - Теплая тварь. Эротика. Теория соблазна Страница 5

Великолепные кружева из тоненьких цепочек понравились ветреной супруге. Но не разглядела неверная, что каждый стебелек из золота был спаян завитками в завиток в прочнейшую охотничью сеть.

Глас мойр:

Урод, колченогий,

обманутый муж,

решил погубить Афродиту!

Любовники сошлись.

Она и Арес!

– Где муж?

– Ушел за топливом для горна.

– Мы одни!

Фалл Ареса восстал мечом.

Швырнув в перины Афродиту, любовник пал на дичь, пронзил.

Но вдруг сверкнула сеть и, сжав любовников в тисках, смешала с потом пот и с плотью плоть.

Вошел Гефест.

– Прости! – воскликнул Арес.

Молот Гефеста, вознесенный над предателями, замер.

– Умрите оба!

– Друг…

– Я отомщу! – рычал обманутый супруг.

В глазах двоился фарш двух смятых тел и брызги крови в пламени жаровни.

Но Афродита молчала.

– Предательница!

Она не просила о пощаде, нет. Она сама пощадой стала для него.

Жизнь – изменение.

Ревность на пользу монстрам.

Уродства забываются в моменты исступления.

А женщину ударить так легко. Ударить и простить.

– Ты бил ее?

– И на цепи держал. И клетку выковал золотую. Но это же… Афродита!

7. Зов воспаленных чресл

Книга Гермеса

– Рассказывай и ты, Гермес.

– Что видел в ней, тумана надышавшись?

– Афродита… Афродита… Всем нужна Афродита. Переменчивая волна, дуновение ветра, рисунок на песке. Та пустота, которую можно заполнить желанием, любой причудой, манией, даже грязью.

Афродита с рождения была хитра и коварна, все время ловила взгляды, угадывая и предвосхищая мечты.

Она услужливо опережала зов воспаленных чресл, обращаясь то бухтой, полной звездных волн, то соломенной подстилкой.

Распутав клубки человеческих грез, она каждому показала свое.

Гермесу – мечту и музу.

Аресу предстала воином, соперником храбрейшим.

Гефеста обрекла на вечный труд и пекло.

Пред Аресом Киприда являлась безусым отроком, вспыльчивым, горячим в чувствах. От ласки звенели ягодицы, кровь заливала мозг, а непокорный взгляд сводил с ума.

Дионис в ней нашел смешливую подругу для купаний в винных реках. Тоскуют без нее сатиры, Пан грустит.

А Посейдон гордился достижением пловчихи, легчайшей на волнах, быстрейшей из дельфинов.

Гефеста, бога железа, творец любовных мук терзала без огня, лепила из скотины сладкий пряник.

В его ладонях плавила, как в тигле то обруч для волос, то пряжки и никчемные подвески. А мастер повиновался капризам, прокалывал над горном раковинки нежные ушей, улыбка скашивала рожу исполина.

Дева пищала от щекотки, плотоядно закатывая глаза. Им обоим наплевать на войны за окном, на океан вражды, на смерть героев, пока рождает пламя вещи для войны.

– Что сделала плутовка с книжником Гермесом?

– Представ пред ним весталкой, сумела точно повторить узоры альф, омег и бет, как ни один другой забитый ученик.

Он восхитился памятью, искусством подражания, желаньем познавать.

Он жаждал знаний, впитывал их не зрением и слухом – каждой порой кожи поглощал, но все равно не доставало звездочету.

Когда знаниям тесно стало в его голове, он изобрел алфавит, и сигмами исписал скалы пещер и стены жилья.

– Что чертишь ты все время на песке? – она спросила однажды у него.

– Мысли.

– Их слижет прилив.

– Не жаль.

– Объясни – для чего твой труд?

– Радость не мысль – а ее рождение. Свойства мудреца – порождать мысли, и засевать ими пустоту.

Была ли Афродита мыслью для него?

Он первый заметил дивный свет на берегу.

– Глядите!

Вытащил Пенорожденную из волн и положил на песок.

И тут же потерял.

Она растаяла, как очередной опус на песке.

Едва он прикоснулся – ускользнула.

Но разве не этого он сам желал среди тысяч дешевых побед?

Афродита всегда насмехалась над альфами и цифрами Гермеса:

– Кто много помнит – с сексом не в ладу.

Он был в ладу и гордился детородным великолепием.

Базальтовым гермам его гигантского фаллоса поклонялись странники на всех дорогах земли. Вакханки водили хороводы и оплетали венками каменные изваяния. Путники по гермам сверяли маршрут.

Кто не почтил в пути честь каменного фалла бравой шуткой: «Привет, Гермес!»

– Но как ты Афродиту оседлал? – нахмурил брови Гефест.

– Похитил сандалию с ног, спрятался в идейских скалах.

– Она нашла?

– Специально наследил. И по следам Киприда влетела в темную пещеру, угодив в объятья мудреца

– Кто здесь? – спросила.

Гермес схватил, смял, рот поцелуями заткнул.

Он манил, играл, выписывал круги, вибрировал мелкой дрожью, стонал сквозь зубы, рычал.

Он довел ее до безумия и не позволил узнать похитителя, пока задуманное не свершил.

– Кто ты?

– Молчи! Молчи! Молчи!

– Гермес? Как долго я ждала! – она воскликнула и обняла ногами, руками, вызывая страсть.

– Ждала? Что ж не дала ты знать?

– Лишь бы Гефест, мой колченогий муж, не догадался!

– Что Гефест мне! Страшнее – Арес, гнусный пес войны!

8. Навстречу музыке вторжения

Книга Афродиты

Глас мойр:

Все трое видели в одной — три разные картины,

трех разных женщин,

тварей, гарпий трех.

– Она уже не слизь в ногах, не лужа. Не медуза. Не опасна, – сказал Гефест.– Она опасна, и она – Богиня, – вздохнул Гермес.– Она  война! Она испепелит наш мир! – воскликнул Арес.

Смахнула волосы с плеч, раскаленный гравий обжег ступни, золотая жаровня песка превратила остатки пены в пар.

Их было трое.

Самый сильный назвался Аресом.

Я вытащила из-под его раскаленных чресл колени, толкнула с силой в мохнатую грудь, пытаясь освободиться.

Самец не почувствовал удара, но перемена положения позволила ему вонзить напряженный вулкан до самого подреберья. Он снова напрягся и ударил по сомкнутым лепесткам тяжелым, как удар кувалды, лобком.

Два упругих шара, царапнув жесткой шерстью, бессильно затихли, зажатые нашими телами.

Самец сладострастно застонал, выдавливая из ядер вспышки неистовой похоти.

Ритм бешеного трения раскалил каждую клетку.

Волна страдания охватила низ живота, вспыхнула и разразилась каскадами огня по жилам. Пламя охватило каждую клетку тела, испепелило оболочку, позволив самке стать гибкой и послушной в руках мужчины.

Я пристально следила за поволокой в зрачках.

Взгляды встретились.

Рука, завладевшая грудью, ожила, я не успела ускользнуть из-под терзающего тела.

Он впился пересохшими губами в сосок, обратился младенцем, лишенным разума, детенышем гиены.

Молочные железы ожили, напитались соком, тонкие иглы пронзили их.

Я застонала, не в силах освободиться от медленной пытки.

Вдруг он опомнился и включился в пляску вожделения.

Удар за ударом вгонял огненный столб в судорожное кольцо кратера, и, не позволяя завладеть добычей, ускользал. И снова возвращался.

Это продолжалось, пока чувство дивной похоти не окутало низ живота, тело содрогнулось от желания присвоить каждую клетку дикого существа, похитить часть плоти, выпить энергию жизни.

Кровь сердца хлынула навстречу музыке вторжения.

9. Дети Афродиты

Летопись Олимпа

Афродита стала самой удачливой собирательницей человеческих генов. Она легко обманула мир людей, незаметно преобразив страну дикарей в обитель богов.

Дикари, вошедшие с ней в контакт, сами стали богами, получив от Пенорожденной потомков солнцеедов.

Страну людей Афродита называла миром похоти. Но похоть считала великим чувством, ибо она разговор плоти с мозгом.

Спроси любую дриаду, и она скажет, что Афродита положила начало беспредельной власти солнцеедов над людьми.

Это, пожалуй, был единственный случай, когда лучезарная дева заняла высочайшее место в царстве людей, и, породив несметное количество мутантов, едва не уничтожила человеческую расу.

С точки зрения человека, дети Афродиты были несовершенны, но жрецы молчали, ибо в их жилах текла древняя кровь солнцеедов.

Так продолжалось бесконечно долго. Ни одно поколение царских династий пережила Афродита.

Солнцееды и люди долго пребывали в созвучии.

Солнечные девы покорили Элладу, ее кротких мужчин и страстных женщин, одарили их вином и оливой.

Много тысячелетий раса лучезарных процветала в созвучии флейт и лир.

Легион дриад усовершенствовал мир людей. Леса кишели от детей кровосмешенья. Появились кентавры, люди – осьминоги, девы-змеи и сфинксы, вернулись драконы. Существа земли не стыдились ветвей и крыльев, растущих из спин.

Легенды рассказывают, что дети рождались вегетативным способом.