Александр Громов - Бобугаби Страница 5

Ну что тут скажешь? Что ни скажи — получишь в ответ вдесятеро. Я послушался совета и заткнулся, а Хелен скоро вернулась, причем с таким скорбным и участливым видом, какой бывает у работника похоронного бюро, когда он произносит: «Примите наши самые искренние соболезнования…».

— Ну? — почти крикнула ей Варвара.

Она рвалась в бой, а выяснилось, что ломится в открытую дверь. Хелен заговорила. Оказалось, Варваре разрешено посетить брата, и даже не только ей, но и всем нам троим, если мы захотим этого… но не будем ли мы столь любезны выслушать прежде небольшое сообщение чисто информационного плана?

— Ну? — уже спокойнее отозвалась Барби.

— Видите ли… — Хелен обращалась ко всем нам и медлила, подыскивая слова, — собранный вами материал свидетельствует о том, что кулюгуляне в общих чертах решили проблему долголетия. Решили ее и мы, хотя у нас это произошло несколько позже. Примерно через десять лет после старта вашей экспедиции к Кулюгулю была доказана принципиальная возможность блокировки некоторых генов человека, чья работа ведет к старению организма, а спустя еще десять лет процедура генетического продления жизни стала в общем-то рутинной. Мы не можем победить смерть, но мы живем почти втрое дольше, чем биологически положено жить человеку, причем это активная, полноценная жизнь…

Хелен вздохнула. Барби сидела злая и напряженная, зато Дэн даже рот открыл — предвкушал, как видно, что-то сенсационное. Вот-вот, мол, сейчас…

И грянуло.

— Разумеется, и такая долгая жизнь все равно оканчивается смертью; к сожалению или к благу — вопрос отдельный. Но перед смертью… но прежде чем человек умрет от естественных причин, он… он…

Хелен запнулась. Дэн хлопнул себя по лбу.

— А я понял, — заявил он, — почему Накамура первым делом спросил, от каких форм жизни произошли кулюгуляне и не хордовые ли они.

Я только хлопал глазами.

— Так что прежде смерти? — спросил Дэн. — Окукливание и метаморфоз?

Хелен кивнула. Потом молча провела рукой по воздуху, отчего в нем возникло объемное изображение. Мы увидели большой стеклянный бак с некоей колышущейся студенистой массой в толще воды. Масса вяло шевелилась, у нее были не то короткие щупальца, не то псевдоподии, ими она ощупывала стенки бака. Потом сверху подкатило какое-то устройство и вывалило в бак некую серую крупу, немедленно расползшуюся в воде мутным облаком. Масса сейчас же мигрировала кверху, потянулась к облаку щупальцами и начала ритмично сокращаться, поглощая питательный субстрат. По-видимому, это было живое существо, состоящее преимущественно из протоплазмы, как медуза, и мы наблюдали за процессом его питания. Боюсь, я не сумел скрыть гримасу гадливости, ибо было в этом процессе жадного поглощения пищи что-то невыразимо омерзительное.

— Вот в это, значит? — спросил Дэн. Хелен неохотно кивнула.

— Да что происходит? — не выдержал я. — Может, мне объяснят наконец?

— Это бобугаби, — вздохнув в свою очередь, сказал Дэн. — Понимаешь, старина, мы ведь с тобой существа, принадлежащие к типу хордовых…

— Ну и что? — Я уже почти орал. — Подумаешь, новость! Это в школе проходят! Хочешь, дам пощупать позвоночник?

— А ты проходил в школе, от какой группы организмов произошли хордовые? Нет? От оболочников. Ты не шуми, ты выслушай. Оболочники, знаешь ли, прелюбопытные создания. Их личинки имеют хорду, довольно сложную нервную систему и еще кое-какие полезные приспособления, свободно плавают и ориентируются, словом — довольно продвинутые организмы. Но проходит время — и личинка, прикрепившись ротовым отверстием к какому-нибудь камню, проходит метаморфоз, превращаясь во взрослую особь. И вот она-то, эта взрослая особь, примитивна до крайности, ну просто медуза-медузой… — Дэн участливо посмотрел на меня. — Видишь ли, старина, считается, что настоящие хордовые произошли от тех оболочников, которые научились размножаться на личиночной стадии, а взрослыми не становятся вообще, поскольку умирают от старости задолго до метаморфоза…

До меня начало доходить.

Не скажу, что я обрадовался. И не скажу, что ужаснулся, — просто еще не успел.

— Теперь эта теория подтверждена экспериментально, — с кривой ухмылкой закончил Дэн и повернулся к Хелен за подтверждением. — Так?

— Так, — едва слышно прошептала Хелен.

— И долго они живут… эти существа?

— До пятидесяти лет.

— Мило, — прокомментировал Дэн. — Тоже ведь долголетие, и от него даже не взвоешь, потому что выть нечем. И мозга нет, стало быть, нечем осознать свою беду. Можно только знать, что это когда-нибудь произойдет с тобой, и ждать своего часа… Очень, очень мило! Значит, гены старения удалось заблокировать, и тут-то проявились гены, отвечающие за метаморфоз. В каких они хоть хромосомах?

— В восьмой и семнадцатой парах. — Хелен прятала глаза, как будто именно она была ответственна за человеческий геном. — Но известны еще не все…

— И заблокировать их, конечно же, пока не удалось? — продолжал допытываться Дэн.

Хелен скорбно покачала головой.

— Доктор Накамура — ведущий специалист по этой проблеме, — сказала она. — Он очень торопится. Обычно метаморфоз у человека происходит в возрасте от двухсот двадцати до двухсот сорока пяти лет, но бывают случаи, когда он начинается раньше. — У доктора Накамуры мало времени.

— Я хочу увидеть брата! — решительно заявила Барби.

— Но… вы же видели…

— Никаких «но». Я так хочу. Попробуйте мне помешать!

Если женщина не умеет при необходимости быть стенобитным тараном, ей не место в дальнем космосе. Варвара умела. Но даже я засомневался в наличии необходимости.

Она добилась своего. Я не поехал с ней. Не хватало мне еще услышать, как она кричит, обращаясь к студенистой туше: «Сережа! Сереженька!», или «Павлик!», или еще как нибудь. Я так и не спросил Барби, как звали ее брата, и теперь не хотел этого знать. А Дэн спустя несколько дней отправился осматривать отгороженный стальной сеткой залив в южной части Японского моря, куда свозили людей, прошедших метаморфоз, — вернее, уже не людей. Я никуда не поехал, с меня хватило и видеозаписей. Сказать, что мне от них стало тошно, значит ничего не сказать. Процесс метаморфоза просто кошмарен. Хорошо, что я просматривал эту запись на пустой желудок, и мне казалось, что было бы гуманнее не помещать проходящего метаморфоз человека в резервуар с морской водой, а позволить ему растечься по полу и высохнуть, как высыхает на песке медуза, или, еще лучше, пристрелить несчастного, не дожидаясь завершения процесса. Но применимо ли слово «гуманность» к существу, которое уже не человек? Или понятие «человек» теперь расширилось?

Меня тошнило от одной этой мысли. И еще, помню, я скрипел зубами от того, какая же все-таки природа подлая штука. Возьмет да и ткнет носом своего царя в самое что ни на есть животное начало, которое прячется в нем, и еще выставит это напоказ — идите все сюда, любуйтесь! Сволочь. Вернувшийся Дэн попытался объяснить мне, какая вышла закавыка с человеческим геномом и почему до сих пор ничего не удалось сделать, и мне даже казалось иногда, что я понимаю, о чем идет речь. Во всяком случае, я, кажется, понял, почему отвечающие за метаморфоз гены не были обнаружены раньше.

— Их принимали за древние псевдогены, уже не способные ничего кодировать, а они были просто выключены. Другими генами, некоторые из которых также принимались за псевдогены и даже за нитроны…

— За что?

— За бессмысленные участки ДНК. К сожалению, гены, кодирующие белки, ответственные за метаморфоз личинки во взрослый организм, сохранили функциональность. Равно и гены, играющие роль «часового механизма» и «спускового крючка»…

Он еще долго просвещал меня. Для него, биолога, все это было прорывом, фейерверком открытий, он прозевал этот фейерверк и теперь упоенно наверстывал упущенное. У меня же были совсем другие эмоции.

Я — личинка. Все мы личинки. И это прекрасно, потому что взрослый — безмозглый медузоид, бессмысленный и отвратительный. Бобугаби. Я прекрасно понимал кулюгулян. Сама натура носителя разума протестует против того, чтобы показывать ЭТО чужим. Это беда. Это унизительная и страшная плата за долголетие. Всегда надо платить. Казалось бы, вывернулись, обвели природу вокруг пальца — ан нет, кредитор все равно придет и предъявит счет. Плати.

И ведь как ловко обставлено дело! Никто не хочет превращаться в бобугаби, сама мысль об этом ужасает больше, чем мысль о смерти. Наверное, каждый человек мечтает умереть в почтенном возрасте, но все же до метаморфоза. А не выйдет умереть естественной смертью — покончить с собой. Ага, как же! Я узнал, что количество пожилых самоубийц на Земле действительно увеличилось, но в общем ненамного. Оно и понятно. Жизнь вообще хорошая штука, а жизнь на Земле за двести лет нашего отсутствия стала все-таки лучше, несмотря на многие странности, поначалу принятые нами в штыки. И каждому хочется пожить еще немного, еще что-то доделать, что-то прочувствовать… А когда наступает время, человек уже не человек и ничего не может, кроме как выполнять биологическую программу превращения в медузоида. И везут его в Японское море или какую-нибудь другую морскую резервацию и, если не хватает планктона, подкармливают какими-то отрубями, потому как убивать безмозглую животину, некогда бывшую человеком, — это похуже глумления над трупом. И родственники умершего в старости, но до метаморфоза, наверное, должны радоваться, как радуются кулюгуляне, катя на кладбище свои шаровидные гробы с неуспевшими превратиться в бобугаби покойниками…