Александр Шляпин - Максимовна и гуманоиды Страница 5

Ближе к полуночи, когда самогонка уже текла рекой, в клуб стал подтягиваться костюмированный деревенский люд. Кто тянул бутылку мутной русской сивухи, кто соленых огурцов, а кто и шмат ароматного сала с чесноком и перцем. Молодежь, нарядившись в костюмы ряженых, с нетерпением ждала начала карнавального дефиле. Тем временем, потягивая, как принято на светских раутах через трубочки коктейль местного разлива, изготовленного из самогона с клюквенным морсом.

Когда все было готово, грянула музыка. На сцене, в лучах софитов переливаясь и искрясь стразами от Сваровски, блесками и импортным люрексом, появилась великолепная Мария Максимовна Балалайкина. Статная девушка с ногами, растущими из подмышек, в облике Снегурочки, вылетела на сцену. Весь зал, восхищенно посвистывая, дружно зарукоплескал.

– Добрый вечер вам друзья, вас поздравить рада я – декламировала она со сцены, улыбаясь односельчанам.– С новым годом поздравляю! Счастья, радости желаю!

Сквозь проталину в замерзшем стекле пришельцы опознали Максимовну, рассчитав на компьютере эффект её омоложения и вычислив математическую модель образа. Внешний вид Машки и фотографии полученной «нубирийцами» методом анализа на сто процентов совпадал с её внешностью.

В это время кузнец Прохор, изрядно накушавшись спиртных напитков, выполз из—за угла деревенского клуба. Шапка на его голове торчала в разные стороны развязанными ушами, а тулуп, ввиду бушующего внутреннего жара, был расстегнут, и развевался полами в разные стороны. Глаза горели, словно угли, а во рту торчали клыки вампира, купленные у Нинки в сельпо за десять рублей в придачу к старой ржавой селедке. Тут и встретились нос к носу две цивилизации. О том, что это пришельцы, Прохор узнал намного позже. Спутав их с чертями, он перекрестил гуманоидов, и, убедившись, что они не поддаются воздействию силы крестного знамения, нанес удар в первую же физиономию, которая смотрела на него черными космическими глазами.

Враг был повержен! Пришельцы ошеломленные «радушным» приемом землян, подхватив тело своего соплеменника, бросились бежать прочь, чтобы не попасть под горячую руку русского богатыря.

– Это кому ты Прохор, так вломил, – спросил Шумахер, подойдя поближе к пьяному кузнецу.– Так помчались, даже снег до самой земли протаял, и даже подснежники заколосились.

– Черти, – ответил Прохор.– Я иду, а они в окно смотрят. Ни табе здасте, ни вам добрый вечер! Я человек вежливый и культурный поздоровался. А они на меня смотрит сквозь черные очки, словно какие шпиёны. Вот я им по этим очкам и залимонил с левой, чтобы не убить.

– Пошли брат, сказал Шумахер, – концерт в разгаре. – Споем, спляшем и выпьем!

– А может, выпьем, а потом, споем и спляшем, – перебил его Прохор, и заржал словно конь.

Кузнец по—дружески положил Шумахеру руку на плечо, и запел.

– Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним, и отчаянно ворвемся прямо в снежную зарю!

– Ты узнаешь, что напрасно называют Север крайним, ты увидишь он бескрайний, —подхватил Шумахер, – я тебе его дарю!

– Эгей, – завершил Прохор, и подбросил свою шапку вверх.

Новогодняя дискотека была в самом разгаре. Елка сияла огнями, а вся молодежь дружно плясала, топая ногами по полу в такт музыке.

Прохор и Шумахер ввалились, обнимая друг друга, словно кровные братья. Народ веселился, прыгая в пылу хмельного угара. Всем было хорошо, и ни кто не обратил внимания на их приход.

– Что скачите убогие?! Там «чужие» обложили клуб! Меня хотели в плен взять, но я живым не дался!

На крики пьяного кузнеца никто внимания не обратил. Народ знал, что Прохор любитель наводить тень на плетень, особенно тогда, когда его голова заполнена парами ядреной деревенской сивухи с карбидом и куриным калом для крепости и убоя.

Следом за Прохором в клубе появились и осмелевшие пришельцы. Они робко вошли в храм культуры, держа могучую фигуру кузнеца в поле своих бездонных глаз. Они остановились, около входа, переминаясь с ноги на ногу в такт музыке, и опасаясь нападения землян. Их спокойствие было недолгим. Местные девчонки, приняв одежду пришельцев за карнавальные наряды, затянули их вкруг, не подозревая, что перед ними не ряженые мужики из соседней деревни, а полноценный инопланетный разум из далекой галактики, планеты Нубира. Повторяя движения землян, пришельцы постарались влиться в общую людскую массу. Они беспечно закружились в вихре карнавального танца, радостно щебеча, словно канарейки.

Все было бы хорошо, но русские были бы не русскими землянами, если бы уже через пятнадцать минут, они не напоили пришельцев знаменитой «огненной водой». Деревенские мужики и бабы бросились в интернациональном порыве лобызать «внеземной разум», требуя от них к себе уважения и безграничной межгалактической любви.

– Елочка, зажгись! – орал Прохор.

Он прицелился в елочную игрушку из конфискованного у инопланетян бластера, который был похож на детский пистолетик и нечаянно нажал на курок. Голубая молния с треском вылетела из инопланетного «плазмометателя» и срезала с неё все ветки вместе с игрушками, которые с грохотом посыпались на пол.

– Вау! – прокричал Прохор, глядя на голый ствол дерева, наверху которого все еще продолжала гореть, покосившаяся на бок, красная звезда.

Народ замер в оцепенении. Музыка стихла и над танцполом, повисла угрожающая тишина. Кузнец, почувствовав, что за испорченный праздничный реквизит придется отвечать, бросил «плазмоидный» бластер на пол и стал медленно продвигаться к выходу, озираясь по сторонам на опешивших односельчан.

– А че я? Я ничего, оно само стрельнуло, – стал оправдываться он, протискиваясь к выходу.

Народ был в шоке. Участники карнавального дефиле глядели, то на голый ствол, то на улепетывающего Прохора, который в позе уползающего рака двигался прочь из клуба. Оцепенение было не долгим. Сообразив, что виновник должен быть, наказан, кто—то из жителей села Горемыкино громко проорал, ввергая публику в управляемый Гзаарс.

– Бей гада! Он нам праздник испортил, – молодежь одержимая чувством справедливости бросились на Прохора с кулаками и ногами.

– Только не по голове! – кричал кузнец. – Только не по голове! Завернувшись в расстегнутый полушубок, он завалился возле выхода, продолжая кричать:

– Только не по голове!

На его мольбы о пощаде, следовал один за другим удары ногами, обутыми в валенки

– Получай, гад! Извращенец, – орал кто—то из толпы. В эту секунду авторитет кузнеца Прохора, как мастера молотка и огненной стихии рухнул ниже плинтуса. Свернувшись в позу вареной креветки, он заполз в самый угол помещения, оставив для нанесения побоев, только мышечную зону ягодичного отдела. В такой позе Прохор лежал пару минут, пока кто—то из односельчан не увидел, валящуюся пластиковую челюсть «графа Дракулы».

– Люди вы что звери, – заорал истошный женский голос.—Да вы ему все зубы выбили.

Толпа в ужасе отпрянула от лежащего на полу тела, образовав окружность. В эту минуту Прохору было, как никогда больно. Больно не телом, больно было душой. Он даже не мог понять за что добропорядочные односельчане так поглумились над ним.

– Что же вы делаете, волки?! – прокричал он.– Вы же завтра ко мне придете, чтобы я вам плуг к «Запорожцу» пристроил.

– Молчи, урод! – ответил народ. —Ты своими дурацкими штучками, нашим деткам испортил праздник. Завтра у них утренник, а елки нет! Вот глянь один стебель стоит.

Максимовна, поняв, что сельчане могут забить кузнеца насмерть, бросилась спасать бедолагу. Встав на колени, она приложила голову к его груди, желая услышать угасающее сердцебиение. Народ в тот миг оторопел. Все смотрели на своего кузнеца, гадая, будет он жив, или к утру, испустив дух, предстанет перед вратами рая.

– Крякнул? – послышался голос из толпы.

– Нет, еще не крякнул! Прохор живуч! Не зря он в графа Дракулу рядился!

– Раз не крякнет, пошли плясать! Оклемается, зараза, навалим потом еще! Ишь, что учудил, алкаш хренов, —сказал кто—то из членов клуба кулачного боя.

После этих слов сельчане вновь бросились в пляс. Взяв за руки «нубирийцев», они стали кружиться вокруг голого ствола, совсем забыв о деревенском кузнеце, который лежал на полу и стонал, будто попал под асфальтовый каток.

Все что произошло в те минуты, шокировало пришельцев до самых их внутренностей. Постоянно озираясь на кузнеца, они прыгали вокруг бывшей ели, прикинувшись в ту секунду беленькими и пушистыми зайчиками, которые на празднике жизни землян оказались совершенно случайно. Инстинкт самосохранения диктовал инопланетянам правила поведения во враждебной цивилизации, и они лезли из кожи вон, чтобы их в тот момент никто не распознал. Они, прыгали под звуки музыки, не сводя глаз с Максимовны, которая, усадив кузнеца на скамейку, вытирала ему разбитый нос.