Александр Линевский - Листы каменной книги Страница 5

Юноша торопливо выдернул дротик, торчавший в плече покровителя.

- Пусть твоя рана заживет поскорее, - шептал он, разглаживая рваные края дыры. - Ты подарил мне удачу, и я никогда не буду делать тебе больно.

Побеседовав так с Роко, Льок решил, что дружба между ними налажена, и совсем успокоился.

Теперь следовало бы развести в очаге огонь, чтобы прогреть промерзшую за долгую зиму землянку. Юноша разыскал у очага зажигательную доску и палочку. Обложил лунку в доске сухой травой и принялся быстро вращать палочку. Трава дымилась, но не вспыхивала. Льок со злостью повторял: "Гори, гори", пока наконец не показался синеватый язычок огня.

Вскоре из очага потянуло сладковатым запахом дыма, потом повалили густые клубы, едкие и горькие. Льок откинул меховой полог входа на верх землянки и присел перед очагом на корточки, привычно пригибая к земле голову. Белесый дым слоем поднимался кверху, плавно колеблясь от струй морозного воздуха, стлавшегося понизу.

Когда камни очага накалились, Льок перестал подкладывать сучья. Остатки дыма вытянуло наружу, дышать стало легче, глаза больше не слезились. Юноша опустил полог, подоткнул его поплотнее и при свете догорающих углей еще раз оглядел свое новое жилище. С восточной стены, против входа, на него смотрел Друг охотников - Роко, но Льок его уже не боялся. Северная стена была в несколько рядов завешана меховыми шкурами. Юноша осторожно приподнял висевшую сверху лосиную шкуру. На обратной ее стороне был нарисован большой, с ветвистыми рогами лось. Под лосиной оказалась оленья шкура, на ней углем и охрой был изображен олень, на волчьей и рысьей - нарисованы волк и рысь. Не было только медвежьего меха. Но тут же, в корзине из черемуховых прутьев, Льок нашел медвежий череп и под ним две пары высушенных когтистых лап.

Перед молодым колдуном раскрылось несложное колдовство его предшественников. Не выходя из землянки, они могли колдовать над изображением тех животных, на которых собирались охотиться сородичи, и требовать от духов помощи. Отныне Льоку предстояла такая же, как у его предшественников, одинокая жизнь: он должен был держаться в стороне от всех, никогда не заходить в землянки, где живут женщины. Говорят, хозяйки гор, лесов и рек очень ревнивы. Они не простят колдуну, если он подойдет к обыкновенной женщине. Он должен дружить только с ними или другими духами мужчинами. А какие были эти духи - Льок не мог себе даже представить...

Этот день для Белой Куропатки был не похож на другие. Вернувшись со Священной скалы, она прошла через все стойбище. На самом краю его примостилась маленькая землянка. Летом и зимой она стояла пустая и заброшенная, дым над ней вился только в те дни, когда "мудрые старухи" обучали новую колдунью. Здесь посвящаемая должна была прожить до новолуния. Старухи навещали ее поочередно и учили тому, что держали в тайне от всех сородичей, особенно от охотников, - искусству лечения больных, заговорам и заклинаниям.

Белая Куропатка руками разгребла снег у входа, приоткрыла полог, с порога поглядела, оставила ли ей предшественница достаточно хвороста, цел ли сосуд для воды, есть ли спальный мешок, и вернулась в стойбище. В эту землянку она войдет в новой одежде, сшитой про запас Лисьей Лапой, с горячими углями из костра Главной колдуньи, чтобы разжечь здесь давно не горевший очаг.

- Пришла! - угрюмо встретила ее Лисья Лапа. - Я и огонь не успела еще развести.

- Я подожду, - покорно ответила мать Льока.

Бормоча что-то под нос, старая колдунья достала из большого берестяного короба все, что полагалось надеть новой колдунье. Сверху лежали сшитые из выделанной оленьей кожи рубаха и набедренники, к который привязывались длинные, выше колен, меховые чулки, внизу была уложена верхняя одежда: меховая, шерсть внутрь, безрукавка, разукрашенная множеством нашивок, и такая же малица с разрезом на груди, обшитая по краям лисьим мехом.

- Торопись! - проговорила Лисья Лапа. - Торопись!

Белая Куропатка оглянулась. Входное отверстие не было прикрыто пологом, солнце заглядывало в землянку.

- Как может женщина показать солнцу свое тело? - не поддалась она хитрости старухи. - Если я нарушу обычай, ты же первая прогонишь меня...

- Хочешь быть Главной колдуньей? - Лисья Лапа, уже не скрывая злобы, посмотрела на женщину, ускользнувшую от ее коварной уловки.

- Так сказала Вещая, сестра моей матери, - не опуская глаз, ответила Белая Куропатка. - Это помнят все мудрые старухи.

У Лисьей Лапы в руках задрожали рябиновые прутья, которые она собиралась бросить в очаг, чтобы разжечь священный огонь. Вещей звали предшественницу Главной колдуньи. Перед смертью она предсказала, что Лисью Лапу заменит женщина, носящая имя птицы. Но Лисья Лапа была не из тех, кто легко уступает другому дорогу.

- Не скоро, не скоро это будет! - крикнула она матери Льока. - Не дождаться тебе моей смерти.

Костер разгорался. Обе женщины присели на корточки. От огня было горячо, а по ногам тянуло морозным воздухом от неприкрытого входа. Пока полыхало пламя, Белая Куропатка и Лисья Лапа молчали. Медленно тянулось время. Наконец хворост вспыхнул в последний раз и рассыпался оранжевыми углями.

Тогда по знаку хозяйки гостья опустила меховую полость. В землянке наступил красноватый полумрак.

Белая Куропатка сняла малицу и взглянула на старуху. Во время обряда переодевания главная колдунья должна заклинаниями призывать духов к той, что надевает одежду мудрых. Но Лисья Лапа молчала. Быть может, она надеялась, что Белая Куропатка не посмеет прикоснуться к священной одежде без ее заклинания. Но старуха просчиталась - женщина знала священные заклятья!

Громко выговаривая одно слово за другим, белая Куропатка сняла старую одежду. Не дождавшись приказания Лисьей Лапы, она упала на вытянутые руки и изогнулась дугой над еле тлеющим очагом.

Новая колдунья заклинала огонь, чтобы он очистил ее тело от всех болезней, уберег от злых наговоров и недобрых духов чужих стойбищ и сделал непобедимой, как сам огонь, от силы которого трескаются даже камни.

Со страхом и ненавистью смотрела старуха на мать колдуна. Власть Главной колдуньи велика. Ни одна из женщин стойбища не смела ее ослушаться. Даже охотники побаивались Лисьей Лапы, и сам Кремень старался ей не перечить. Злобно щурилась старуха, глядя на Белую Куропатку. Ей, матери нового колдуна, ведомы древние заклинания, она еще не стара, а Лисья Лапа дряхлеет с каждой весной. Когда ее слабеющие руки уже не в силах будут поднять тяжелый посох, мать нового колдуна станет на ее место во время священных колдований.

"Горе мне, горе! - думала Лисья Лапа, прислушиваясь к словам, четко раздававшимся в землянке. - горе мне!"