Кир Булычев - Спасите Галю! Страница 5

Я открыл флягу с коньяком, заставил ее глотнуть. И тут же Галку начало рвать сгущенным молоком.

Я думал, что она помрет. Но ничего, через несколько минут отошла. Оказывается, старик кормил ее больше часа, банок пять как минимум в нее всадил. Он псих, он самое дорогое ей отдавал.

Пока мы откачивали Галку, старик очнулся, стал плакать, чтобы мы у него ее не отбирали.

Я поглядел наружу. Уже почти совсем стемнело.

– Будем ночевать здесь, – сказал я.

– Нельзя, нас ждут, – сказал мой технолог. – Ее мать сходит с ума.

– Моя мать с утра пьяная, – сказала Галка.

– Ты хочешь остаться здесь?

– Нет, уведи меня, дядя Жора.

– А что тебя в эту дырку потянуло?

– Мне нужно было… нужно было озеро Желаний.

– Из-за мамы? – спросил Щукин.

– Из-за мамы? А зачем ей? Мне нужна любовь одного человека, – сказала Галка.

– Сколько лет этому человеку? – спросил я.

– Сорок. У него жена. Толстая, гадкая, я бы ее убила!

– Дура! – сказал я. – Жалко, что пошел тебя вытаскивать.

Старик очнулся, стал просить, чтобы мы оставили ему Галку.

– Пошли, – сказал Щукин. – Уже поздно.

– И куда ты пойдешь? – спросил я.

– Обратно.

– Обратно мы не пройдем, – сказал я. – Даже днем мы чудом прорвались. Ночью погибнем. Хуже Лукьяныча.

– Отдайте мне королеву, – сказал старик с угрозой. – А то скоро Ночные придут. Они вас скушают.

– Это правда, – сказал я. – Пошли.

Мы вышли, старик бежал следом, просил, чтобы я отдал ему его лом. Но я оттолкнул его, а шагов через пятьдесят велел моим спутникам затаиться в остатках трансформаторной будки. И шепотом сказал им:

– Сейчас сидим тихо. Десять минут. Пускай он думает, что мы обратно пошли.

– А мы? – спросил Щукин.

– А мы пойдем дальше.

– А разве вы там были?

– Там никто не был. Но зато я знаю – на обратном пути нас точно убьют. А впереди – не знаю.

Они ничего мне не ответили. Они устали. Им было почти все равно. Я их понимал, мне самому было почти все равно. Только я упрямый. Я хотел, чтобы Галка все-таки вернулась домой.

– А кто этот старик? – шепотом спросила Галка.

Видно, начала оживать. Они живучие, как кошки.

– Сумасшедший, – сказал Щукин.

– Он дезертир, – сказал я. – Так он мне сказал.

– Какой дезертир?

– В сорок первом здесь спрятался. А может, троцкист.

– А что же он ест?

– Сгущенное молоко, – сказал я. – В войну по лендлизу состав со сгущенкой шел, ветка недалеко, его в Зону затянуло, потеряли. А может, врут.

На груди защекотало. Я испугался. Может, ядовитое. Запустил руку за пазуху. Оказалось – зеленый глаз. Я выбросил его, он покатился к Галке. Она взвизгнула. Пришлось его раздавить.

Когда мне показалось, что все тихо, я повел их дальше.

Но незаметно уйти не удалось.

Раздался такой грохот, которого я в жизни не слышал.

Особенный, страшный, гулкий, будто тысячи человек принялись молотить по пустым бочкам.

Меня отшвырнуло, понесло… Кинуло на землю, погребло…

И, наверное, сто лет прошло, прежде чем я сообразил, что случилось: Галка наткнулась на край Великой пирамиды. Той самой, которую мне старик показывал в прошлом году. Она из пустых банок. Пятьдесят лет он жрет это молоко. Две-три банки в день. Простая арифметика – сколько банок? И всю эту пирамиду мы развалили.

С нами-то ничего страшного, если не считать нервов. Но, конечно, мы переполошили весь этот скорпионник. А места дальше мне незнакомые, самые древние, самые загадочные…

Мы побежали по колючкам и мертвому лесу, мы пробивались сквозь цветущие оранжевыми одуванчиками заросли медной проволоки. Сумерки еще не кончились, так что, к счастью, мы кое-что видели.

А может, не к счастью.

Галка и так была еле живая. И именно она натолкнулась на скелет. Весь размозженный, на черепе сохранились длинные волосы, обрывки джинсов и даже цепочка на вывернутой шее. И Галка начала вопить – она этого парня знала. Хипповый парень, весной пропал. Значит, идиот, полез в Зону.

Галка начала снова рыдать, ее рвало, а по нашим следам уже шли Железные люди, заводные, без голов, раскрашенные. Хорошо еще, что у меня лом был, я отбивался, пока Щукин тащил Галку дальше.

Мы чуть было не погорели совсем, когда оказались перед ущельем. Я никогда и не слышал, что здесь есть ущелье. Без дна.

Как переползли на тот берег – до сих пор не представляю. Мы по паутине ползли. Двух пауков я убил. Третий половину волос у меня выдрал… Но ушли. И Железные люди отстали.

Но пауки позвали других на помощь.

Это, может, и не пауки – они плюшевые, желтые, ноги у них из пружин. Не прыгают, но качаются.

Они были осторожные, как шакалы, ждали, когда мы помрем или ослабеем. И видно было, что ждать им недолго. Я все надеялся, что Зона кончится, но точно не знал когда. Да и шли мы по луне, по звездам. И уверенности не было.

Пауки загнали нас к бетонной стене. Не знаю, кто и когда ее поставил. Метра три, поверх колючая проволока. Надо было эту стену одолеть, но сил одолеть не было.

Мы сидели в рядок, прижавшись к стене спинами.

Пауки дежурили полукругом, тоже ждали, раскачивались, как один футбольный тренер.

И тогда я услышал, что за стеной стук. Быстрый частый стук. И я понял, что мы погибли – мы вышли к Бездне. Никто там не был, но некоторые слышали. Там работа вовсю идет, как будто ничего не было, а кто работает, неизвестно… А может, это Сборный червяк, что еще хуже…

Тут пауки пошли в наступление.

Я встал, я один смог встать. Я поднял лом и начал махать им.

Пауки, улыбаясь беззубыми ртами, отступили. Глаза светятся, как тарелки.

Я с отчаяния размахнулся и ударил ломом по стене. От нее отлетел кусок бетона. Я стал с отчаянием рубить по стене – пускай Бездна, но умереть от этих пауков куда хуже.

Я вошел в раж. Я бил, бил и ничего не слышал. Но, когда Галка завизжала, я обернулся.

И увидел, что моего Щукина уволакивают пауки.

Они рвут его, тянут, а он почти не сопротивляется. Сам как тряпичная кукла.

Я кинулся на пауков, я дробил их ломом, мне уже было на все наплевать.

Они оставили Щукина. Он был без сознания. Я поволок его к стене, и пауки пошли за мной следом.

И тогда я снова набросился на стену.

Наверное, никогда еще во мне не было такой силы. Как последние сто метров в марафоне – а потом человек умирает.

Кусок стены выломился, выпал в ту сторону.

Лом провалился в дыру, звякнул там.

Теперь, даже если там ждет немедленная смерть, все равно другого пути нет. Мое оружие там.

Нас спасла Нога. Ее пауки боятся. Она вышла из темноты, скрипя суставами, сапог с меня ростом, из него торчит каменный палец. Пауки – в стороны. А Нога медленно попрыгала к нам, чтобы растоптать.