Александр Громовский - Феникс Страница 5

Гоша и еще более соплистый паренек, Толик Репин, по кличке Репа - зашли как-то поздно вечером в подъезд соседнего дома. По лестнице спускалась одна очень старая, как ему тогда казалось, и очень пьяная дама в берете, ну и в пальто, естественно (дело было зимой). Дама неожиданно смело обняла за шею Гошу с возгласом: "Ой, какой красивый парень!" После чего она схватила его под руку и потащила из подъезда. Знакомый сопляк путался под ногами и предлагал дружку трахнуть ее вместе. (Впрочем, в те времена такого эвфемизма как "трахнуть" еще не знали, поэтому он сказал просто - выебать.) Гоша ответил, что справится сам.

На улице они крепко целовались. Он уже тогда был высокого роста, и даме приходилось тянуться к его губам, сильно откинув голову. Чтобы берет не падал в снег, она поддерживала его левой рукой, а правой тискала шею малолетнего своего кавалера. Нацеловавшись, она спросила: "Куда пойдем, к тебе или ко мне?" - "У меня - родители...", - хмуро ответил Гоша. "Значит, едем ко мне". Дама поймала такси, и они поехали к ней домой, в Болатово, на другой конец города, почти что ночью. Смелая попалась бабенка. Оказавшись в комфортных условиях на заднем сидении, она вновь склонила мальчика к поцелуям. Шофер тачки, холуйская морда, сидел как каменный, не оборачиваясь.

У нее дома никого не было. Все - сын школьник и дочь первокурсница почему-то отсутствовали. Усадив гостя в кресла гостиной, дама угощала его кофе, курила с ним наперегонки, ерзала у него на коленях, наслаждаясь обществом молодого человека, то есть его, Гоши, обществом, и, с расчетливостью скупердяя, как можно дольше оттягивала предстоящее удовольствие. Она говорила приятным, низким грудным голосом: "Не спеши, у нас с тобой вся ночь впереди". А он все равно спешил, все рвался "на передок", как необстрелянный доброволец ВОВ. Все норовил овладеть (не в мечтах, а в натуре) взрослой бабой, хотя представления не имел, как это делается. В конце концов она сдалась и постелила на диване. Потом проделала такой фокус: зашла в кладовку (была такая в хрущевских домах небольшая комнатка без окон), одетой, а вышла оттуда голой. Его это слегка шокировало. Он впервые видел голую женщину вот так близко, причем, раздевшуюся специально для него.

Когда он, наконец, овладел этой странной дамой на ее одиноком, полутораспальном диване, он удивился, как легко у него все получалось, как он сразу уловил нужный ритм, который она задавала, и сам, без подсказки, догадался, что двигаться надо не абы как, а в противофазе. Но все равно она его учила. И охала от удовольствия, хотя он ничего особенного еще не сделал, даже не притронулся к ее увядшим грудям, просто механически двигался, и все. Как включенный станок. Но, казалось, ей и этого было достаточно.

И тут она стала плакать. То есть всхлипывать, в голос подвывать, как при рыданиях. Он удивленно спросил: "Что с тобой? Ты плачешь?" - "Не останавливайся, ради бога! - простонала она, крепко обнимая руками его спину. - НИКОГДА не останавливайся в это время..." - и еще сильнее зарыдала и задвигалась под ним неистово.

Дурачок! К ней приближался оргазм, а он подумал, что чем-то ее обидел или сделал больно. Ведь она была такой худенькой, как девушка, а у него, несмотря на малолетство, орган этот был уже "ого какой!", как потом скажет другая дама. Ему казалось, что он пронзает ее насквозь. "Тебе не больно?" заботливо вопрошал он. "Нет, - шумно дышала она, - мне хорошо. Боже, как мне хорошо! О, теперь я знаю, что значит - молодой парень! Ты весь как пружина!.." - Она была счастлива.

Как выяснилось позднее, муж ее ушел к другой, более молодой. И вот дама мстила своему мужу тем же оружием - познавала молодых. Гоша надеялся, что свою месть она начала с него, с Гоши Колосова. Как бы там ни было, он был благодарен ей за то, что она на долгие годы вперед заложила в него уверенность в себе как в мужчине. Георг долго, очень долго помнил, что он бог в постели, что мало кто с ним сравнится в искусстве довести женщину до экстаза. Глупо, как он сейчас понимает. Но зато у него почти никогда не было проблем с потенцией, если рядом лежала ждущая его женщина.

Георг кончил с каким-то истерическим оргазмом, словно Инга была первой женщиной за много лет его отшельнической жизни. Возбуждение его было столь велико, что он еще минут пять трудился над всхлипывающим телом Инги, пружинно распластанном на кухонном столе; трудился усердно, без остановок и задержек, как его учила когда-то женщина из Болатово, далекая теперь и, вероятно, давно умершая, - и замер только тогда, когда смолк самый громкий вскрик-стон Инги, и пока она не открыла уже совершенно трезвые глаза.

Ух-х! Ну мы даем копоти, - сказала Инга, тяжело дыша, полностью расслабляясь. - Даже муж мой не отведывал на этом столе подобного блюда... А он был, в свое время, гурман известный.

- А как насчет других столов? - осведомился Георг, стоя прямо и поглаживая ноги лежащей навзничь женщины, его птенчик все еще нежился в ее теплом гнездышке.

- И других столов тоже не было, хотя не скажу, что других мужчин не было вообще. Но в целом, я женщина целомудренная. Только вот сегодня я загуляла, сегодня я блуду...

- Ах, ты моя, целкомудренная блудница! - почти пропел Георг, наклонился и укусил за еще не утративший твердость сосок Инги.

- Хулиган, сказала Инга, поднимаясь.

Она осталась сидеть на столе, и они крепко обнялись.

- Я не хулиган, - отверг Георг, целуя Ингу в закрытые глаза. - Я просто старый... потрепанный жизнью художник.

- Ты старый конь, - поправили его.

- Знаем, знаем - старый конь, который не портит борозды, но, увы, глубоко не пашет.

- Ага - не глубоко! - вскинулась Инга. - Глубже некуда. Все мне там разворотил... И всю меня залил. Надо же, из тебя хлестало, как из лопнувшей водопроводной трубы! Уж накопил, так накопи-и-ил. Можно подумать, ты с Рождества не имел женщины...

- С Покрова, с Покрова дня прошлого года. Или позапрошлого. Точно не вспомню.

- Бедненький. Ну ничего, мы наверстаем упущенное. У нас еще вся ночь впереди. (Георг усмехнулся.) Надеюсь, что это, - она постучала по столу, был только аперитив?

- Об чем речь! Само собой, моя радость, - похвастался Георг, впрочем, не без основания. Сегодня он чувствовал небывалое вдохновение. Вот что значит, молодая любовница!

- Зер гут! - резюмировала Инга, нахватавшаяся в Бадене немецких словечек. - Тогда будем пить кофе. Достань новые чашки, а я схожу в ванную... Пусти меня, "мой конь ретивый".

- Рад стар-р-раться, Ваше Величество! - верноподданнически вытаращив глаза, заорал Георг.

- О! Меня уже короновали, - засмеялась Инга, - тогда я приму душ.

- Погоди-ка, что это у тебя на плече? - спросил гость, взяв хозяйку за руку и внимательно рассматривая маленькое коричневое пятно, похожее на трилистник. - Какое интересное у тебя родимое пятно... Словно клеймо фирмы "Адидас"? - Он засмеялся было, но резко оборвал себя, поняв, что оплошал.