Марта Уэллс - Город костей Страница 5

— Его стражи тебя пристрелят, — весьма к месту вмешалась Нетта. — Они, знаешь ли, с ружьями не для забавы ходят.

Хет ничего не ответил. Он знал, что внимание горожан с верхних ярусов уже само по себе таит опасность, но не имел ни малейшего желания выкладывать сейчас настоящую причину того, почему он согласился взяться за это дело.

Дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появился их сосед Рис, совершенно запыхавшийся. Это был болезненно худой темноволосый мальчуган, который, видимо, мчался во весь дух. Наконец он выдохнул:

— Тебя ищет Лушан, Хет.

— И с каких пор?

Рис сел на пол, схватил крошечного ползунка и принялся его щекотать.

— Примерно с полудня. Я слыхал об этом от огнеглотателя возле Одеона.

Нетта встала и отобрала визжащего ребенка.

— Возле театра? Надо бы пожаловаться твоей тетке.

— А она и сама знает! — ответил мальчишка.

Рис и его семья жили через дом отсюда, его отец был уличным актером. В прошлом году двое пьяных люмпов сломали его шарманку, чем лишили его возможности зарабатывать. Потом Хет кое-как починил шарманку, методом тыка заменяя проволочки и сломанные кусочки металла, а Сагай увенчал работу, разукрасив ящик изумительными рисунками. С тех пор Рис выполнял для них массу мелких поручений, бегая туда и сюда со всякого рода информацией.

— Опять Лушан? — удивился Сагай. — Что нужно этому мешку с нечистотами?

Хет прислонился к стене, стараясь выглядеть так, будто эти новости его не касались.

— Позже схожу с ним повидаться. Может, у него есть для нас какая-никакая работенка?

— А с чего это он нам будет благодетельствовать? — возразил ему Сагай, но малыш уже давно орал, цепляясь за его халат, и Сагай отвлекся. Взяв ребенка с пола, он все же добавил: — Я ему не верю. Впрочем, в нашем ремесле никому нельзя доверять в эти дни.

Хету очень не понравилась чеканность этой формулировки.

Хет прогуливался по театральной улице Четвертого яруса, наслаждаясь уходом дневной жары и долгими сумерками. Колоннады, выложенные цветной плиткой, давали убежище множеству разносчиков и служили входами в богатые лавки. Улица была полна народа, искавшего вечерних увеселений. Темнело, и лампы, помещенные в ажурные бронзовые вазы, уже загорались над дверями самых богатых заведений ювелиров, гранильщиков, пекарей, оружейников, торговцев винами. Многие лампы скрывались за красными стеклами, что, конечно, уменьшало яркость освещения, но зато, как считалось, отгоняло злых призраков и духов воздуха, не любивших красного света. Зазывалы приглашали игроков, а многочисленные предсказатели будущего сидели на корточках под мрачно-красными лампами как ради безопасности, так и для того, чтоб зрители видели, что они делают.

Зная, что у него еще есть время, Хет купил у уличного разносчика булочку, испеченную в виде цветка, и сел на ступени Одеона рядом с проститутками, работающими в толпе театралов. Приливы и отливы толпы на улице были необычайно живописны.

Там можно было видеть патрициев в мантиях и чадрах, патрицианок с открытыми лицами, но с волосами, скрытыми под развевающимися шарфами или под низко надвинутыми клуазоновыми шапочками; всех сопровождали слуги. Портшезы драпировались шелками и кисеей, в них сидели патриции, считавшие зазорным даже ходить по одной улице со всяким сбродом.

Публика с нижних ярусов была менее живописна, но зато более активна. Кое-кто даже осмеливался взбираться на ступени к самым колоннам, украшавшим вход в огромный театр прямо за спиной Хета; другие шли густой толпой к кабакам и обжорным рядам или туда, где вызыватели духов, факиры или клоуны давали представления на открытом воздухе. Среди них шатались приезжие с широко раскрытыми от удивления глазами, прибывшие из городов Приграничья, и портов Последнего моря, болтая на множестве диалектов менианского языка между собой или на торговом пиджине с местным людом.

Внезапно шум усилился, и из толпы вырвался один из иностранцев, таща за собой мальчишку. «Вора поймали», — подумал Хет. Затем группа людей в темно-красных одеяниях торговых инспекторов вывалилась из какой-то лавки. Один из них держал в руках что-то вроде обломка мифенина, в то время как мальчишка орал, отрицая свою вину. «Нет, попался идиот, попытался обмануть торговцев и продать какой-то антик за деньги». — Хет вздохнул и отвернулся. По дерюжной одежде и босым ногам было трудно предположить, что мальчишка имеет права гражданства. «Скоро сдохнешь, дурачина».

Глупый мальчишка попался на глупую приманку. Всем известно, что торговые инспектора часто гримируются под иностранцев и делают вид, что хотят приобрести запрещенные к продаже антики или монеты имперской чеканки у продавцов, не имеющих лицензий. Предположение Сагая, что патриций тоже принадлежал к переодетым инспекторам, не было лишено оснований.

Арестованного увели, но один инспектор все же остался, чтоб оглядеть толпу на ступеньках, ища возможного соучастника или просто дурака, у которого будет испуганный вид. Хет не выразил никаких эмоций, кроме любопытства, и инспектор повернулся, чтобы последовать за своими товарищами. Всегда надо быть настороже, даже сейчас, когда в карманах Хета не было ни одного осколочка керамики. Торговые инспектора особенно тщательно следили за торговцами древностями, не имевшими гражданства, а у Хета не было возможности приобрести таковое, даже если б он наскреб нужную сумму.

Традиционно считалось, что Древние сотворили крисов специально, чтобы те обитали в Пекле, ибо Древние боялись, что Пекло распространится на весь мир из конца в конец. Народ Хета рождался с иммунитетом ко всем ядам пустыни, со способностью ощущать, где находится север, что было очень важно: потеря направления в пустыне грозила верной смертью. А еще у крисов были сумки, в которых они вынашивали детей, тогда как обычным людям приходилось рожать своих в муках и крови. Но Древние вымерли, а их планы не принесли ожидаемых плодов. Пекло и в самом деле захватило большую часть мира, хотя и остановилось перед Последнем морем, оставив его побережье нетронутым. Крисов оттеснили в глубь пустыни, и люди Приграничья, а особенно имперской столицы — Чаризата, вовсе не хотели их видеть в своих стенах.

По мере того как темнело, все новые и новые лампы зажигались над дверями Одеона, и один из мужчин-проституток тихонько выразил пожелание, чтоб Хет, если не собирается кого-либо закадрить, убирался к такой-то матери. Хет ушел, не споря: теперь уже достаточно стемнело.

Главный зал театра был огромен, кругл, с куполом высоко-высоко над головами, на котором мозаика изображала восшествие на престол какого-то забытого уже Электора. Сцена, тоже круглая, располагалась в центре зала, где ее окружала со всех сторон шумная, шевелящаяся толпа.