Виталий Мелентьев - 33 марта, 2005 год Страница 5

Глава четвертая

ТУЗИК

Первое, что услышал Вася Голубев, был рев. То жалобный, то злобный, то умоляющий. Трубный, необычайно громкий рев. Потом Вася почувствовал, что земля колышется и на лицо сыплются влажные комочки и что вокруг очень тепло, даже жарко; вспотевшее тело сковано такой удивительной слабостью и истомой, что, кажется, не то что пошевелиться, а даже открыть глаза и то не хватит сил. Оценив все эти ощущения, вспомнив, что там, наверху, над ямой началась метель, он с ужасом подумал: "Замерзаю". Ведь все замерзающие обязательно согревались перед смертью, страшно хотели спать и не могли даже открыть глаза. Об этом он читал много раз. Но Вася не хотел замерзать. Он собрал все свое мужество, всю силу воли и, стиснув зубы так, что один, коренной, зуб с дуплом даже заныл, заставил себя открыть глаза и попытался подняться. Глаза открылись с трудом, как будто ресницы были склеены чем-то липким, тягучим. А когда он все-таки открыл их, то прежде всего удивился. Над ним было подернутое дымкой высокое небо. Края ямы-шурфа осели. Она казалась теперь не такой уж глубокой. И нигде - ни в небе, ни на краях ямы, ни в самой яме - никаких признаков снега, или изморози, или хотя бы спутников вечной мерзлоты - ледяных прожилок в стенах. Стены ямы высохли, на краях росла трава, кусты багульника, и вниз заглядывали пушистые, как гусята, сероватые цветы - махровики. В яму все время врывался сухой, будто от утюга горячий воздух. С каждым дуновением этого необычайного ветерка Вася ощущал, что в нем крепнут силы. В это время над ним опять раздался отчаянный рев, и та стена, к которой он лежал, прислонившись головой, закачалась. На лицо упала оттаявшая земля. Вася оглянулся и увидел, что справа, в самом углу, топчется огромная, как бревно, волосатая, с костяными наростами на ступне, определенно живая нога. Не помня себя Вася вскочил и отпрыгнул в противоположный конец ямы. Это спасло его, потому что почти сейчас же над ним метнулась темная змея. Прыжок отнял последние силы. Ноги подкашивались, в горле пересохло, сердце стучало медленно и глухо. Вася не выдержал и присел. Он рассматривал стену, у которой ложился спать, и удивлялся все больше и больше. Перед ним стоял удивительный, мохнатый слон. Вернее, не весь слон, а только одна его половинка, как у расклеившегося картонного елочного слоненка. Вторая половина и спина скрывались в толще еще не оттаявшей вечной мерзлоты, которая открылась после того, как со стены ямы-шурфа отвалился слой влажной, холодной земли. Живая половинка слона, которую Вася сначала принял за стену, была не только огромна, но еще и беспокойна. Задняя нога все время ворочалась, бок, поросший густой бурой шерстью, от которой и сейчас все еще пахло паленым, тяжко вздымался. Черный морщинистый хобот то взлетал вверх и становился торчком, то бессильно падал на желтоватый сломанный бивень. Даже четырехклассник мог бы сразу определить, что перед Васей стоял оживший, но все еще скованный вечной мерзлотой доисторический житель ледникового периода - мохнатый мамонт. Разглядывая своего соседа, Вася увидел маленький, свирепо ворочающийся сизовато-карий глаз. Он неотрывно следил за Васей, но вдруг померк, и из него скатилась большая желтая слеза. Она скользнула по ресничкам и повисла на грубых волосах. Мамонт плакал. Он опять поднял хобот и затрубил жалобно, призывно, точно жалуясь на свою удивительную судьбу или выпрашивая помощи и защиты. Васе стало очень жалко этого оттаявшего, ожившего гиганта, который, оказывается, делил с ним все беды плена в холодной яме-шурфе. Мальчик хотел было подойти к мамонту, погладить его, успокоить, но потом решил, что спешить с этим не следует. В школе № 3 еще не проходили мамонтов и правил обращения с ними. Можно было ошибиться. Слабость постепенно исчезала. Захотелось есть. Да так, что даже под ложечкой засосало. Вася осмотрелся и увидел сломанные лыжи и палки, свою лопатку и Сашин топорик, тускло поблескивающую банку консервов. Осторожно, чтобы не попасть под мамонтов хобот, мальчик собрал свое имущество и сломанной лыжей подтащил рюкзак: в нем должен быть хлеб. Но вместо хлеба в рюкзаке были какие-то мокрые, серые крошки, слегка попахивающие керосином, потому что, хотя бутылка была цела, пробка в ней испортилась. Все еще ничего не понимая, но уже догадываясь, что с ним произошло что-то невероятное, Вася покорно вздохнул, вскрыл покрытую пятнышками ржавчины консервную банку и стал есть. Консервы были вкусные, слегка солоноватые, и пахло от них так, словно их только что принесли из магазина. Это успокоило Васю, но он все-таки с горечью вспомнил: "На Новой Земле нашли консервы, которые пролежали на зимовке почти пятьдесят лет..." Мысль эта не только не успокоила его, а наоборот - ему стало грустно, и он пожалел себя. Почему именно с ним вечно случаются самые неприятные вещи? То переведут в женскую школу, то никуда не пускают, то вот попал в такую неприятность, что и сам не разберешь, что же все-таки случилось. Вася вздохнул еще горше, печальней и понял, что даже хорошие консервы без хлеба - не очень приятное кушанье. Удивительное дело, когда он обедал дома, мама вечно покрикивала на него: "Опять без хлеба? Возьми же хлеба, Вася. Ну как можно есть без хлеба?" Тогда Вася обижался, и хлеб для него был одной сплошной неприятностью. А сейчас... Дорого бы он дал за кусочек хлеба! Да что там - хлеба! Просто за сухарь. Притихший мамонт шумно вздохнул и пошевелил хоботом. Его диковатый глаз неотрывно следил за жующим Васей. По толстым, как щетина, волосам опять поползла желтоватая слеза. И потому что Васе было очень жалко самого себя, он пожалел и мамонта. - Бедный... Тузик, - невольно сказал он и даже улыбнулся: собачья кличка так не шла к этому волосатому великану, попавшему в плен вечной мерзлоты. - А ведь и ты, наверно, есть хочешь! Консервы придали Васе силы, и он, разыскав топорик и лопатку, без труда сделал в оплывшей, мягкой стене ямы ступеньки и вылез на поверхность. Мамонт проводил его взглядом, поднял хобот и затрубил - кажется, из последних сил - жалобно и призывно.

Глава пятая

НЕБЛАГОДАРНАЯ СКОТИНА

По всем правилам, нужно было немедленно возвращаться домой, чтобы узнать, что же с ним случилось. Пусть будет нагоняй, даже наказание, но зато он узнает, что же с ним произошло. Да и мама перестанет волноваться. Но мамонт трубил так жалобно, что оставлять его в беде показалось Васе нечестным, непионерским поступком. Нужно было помочь ему вырваться из плена. Вспоминая о доме, о товарищах и, конечно, о теперешней своей 3-й школе и о своей бывшей 21-й, Вася подумал, что было бы очень здорово вытащить мамонта и привести его в теперешнюю свою школу. Это не то что зуб. Это живой мамонт! Вот уж тогда в 3-ю школу повалят экскурсии, пожалуй, не только со всего города! Вот уж тогда 3-я школа прогремит!.. Пока Вася мечтал, он все-таки осматривался по сторонам, и его мечты постепенно потухали. Кусты багульника уже явно отцвели - на них вовсю разрослись листья. Травы стояли густые, темно-зеленые. В хмуром небе чирикали пичужки и даже как будто звенел жаворонок, хотя Вася твердо знал, что вокруг их городка никогда не бывало жаворонков. Внизу, у самого подножия сопки, на которой стоял Вася, подпрыгивала на камнях река, а вся долина переливалась на теплом ветру, как зеленая вода: он был засеян пшеницей. На далеких сопках, на тех самых, на которых был обнаружен мамонтов зуб, высились какие-то строения, и не то их крыши, не то огромные зеркала на них все время поблескивали. Именно оттуда непрерывным потоком, ровным и спокойным, тек теплый, сухой воздух, но с таким привкусом, какой бывает только после грозы. "Почему же теплый ветер дует с севера?" - удивился Вася, но сейчас же подумал о другом: сколько же времени он спал в яме? Понятно, что сейчас начало лета или конец весны. А он ходил на лыжах в марте. Значит... значит, он проспал не менее трех месяцев! Это смутило Васю, но он подумал, что бывали же случаи, когда люди спали летаргическим сном даже несколько лет, а не то что месяцев. "Вот и будут меня дразнить теперь: спящая красавица из женской школы!" Но он отмахнулся от этой мысли. - Надо рассуждать логически, - сказал он вслух. - Когда я провалился, началась метель. Саша мог заблудиться, или меня занесло снегом. Поискали, поискали и решили, что я замерз. Значит, дома меня не ждут. А если Саша заблудился и не вернулся домой? Значит, нас обоих считают погибшими? Значит, я мертвый?! Но если я спал столько времени на морозе, я должен был замерзнуть. Я не мог не замерзнуть. Но как же я оттаял? Странно! Как это могло случиться? Конечно, он знал, что, например, лягушку можно оживить даже через несколько лет после того, как она была заморожена. Он читал, что в медицинских клиниках научились оживлять людей через несколько часов после того, как они умерли. Да что там - в клиниках! Взять утопленников. Ведь их оживляют уже после того, как они и посинеют, и похолодеют, и сердце у них вовсе не бьется. А замерзших людей? Всякий житель Севера обязательно расскажет, как приводили в чувство людей, которые провели в сугробах по нескольку дней без всякого сознания. Все было правильно, все говорило о том, что Вася вышел из ямы на вполне законных, строго научных основаниях, и все-таки... Все-таки человек оживал через несколько часов... ну дней, но уж не месяцев. Оставалась только лягушка. Она одна оживлялась и через несколько лет. Вот и будут дразнить так: