Андрей Годар - Под тенью феникса Страница 5

Когда стемнело, выдвинулись на позиции ждать предсказанной облачности. Луна светила так, что можно было бы вполне комфортно читать крупный шрифт. Вся поляна была видна как на ладони, и с возвышения в её центре на нас пялился тёмными провалами своих амбразур дот. Я залёг рядом с

Томми под предлогом того, чтобы ещё раз рассмотреть дот в его бинокль, Томми охотно согласился.

– Слушай, а ты где книжки-то берёшь читать?– поинтересовался я, в очередной раз припадая к биноклю и пытаясь разглядеть хоть какое-то движение в доте

– У меня электронная читалка уже много лет. И очень большая подборка текстов в электронном виде. Жаль, только там узкоспециализированных мало, гребу всё, до чего могу добраться.

– Надо же. И где гребёшь?

– Да как-то давно повезло один магазин в городе выпотрошить. И читалок много взяли – всем хватило, ещё и запас получился. Больно уж у них экраны хрупкие.

– Твои ребята все читают? Где набирал – в бункере под областной библиотекой?

– Набирал там же, где и ты, в народе. А чтение вводил поначалу принудительно.

– И как, исключительно на дисциплине?

– На ней. Иначе никак, озвереют в момент. Впрочем, было не трудно – у меня в отряде костяк из молодых людей. Симону двадцать восемь лет, Куберту и Вуйко по тридцать. Тем, кому хорошо за сорок, уже ничего в голову не вобьешь. А кому в районе тридцати пяти…, – Томми внезапно осёкся.

– Знаю, знаю. Самые дурные люди. Поколение рождённых в девяностых,– кажется, мой голос прозвучал не так непринужденно, как это было задумано.

– Точно.

– А ещё большинство шакалов такого же возраста. Не задумывался, почему?

– Задумывался, конечно. Так ни к чему и не пришёл,– теперь наступила очередь Томми разыгрывать непринужденность.

– А я думал. Сам бы никогда не допетрил, если бы один дед умную мысль не сказал.

– Ну и?

Я помедлил, восстанавливая в памяти красиво построенную фразу, услышанную больше двадцати лет назад ещё в училище от полковника Хоменко – невероятно интеллигентного и при этом волевого человека, которого уважали даже самые неуправляемые «блатные» кадеты. Всё, что он говорил с характерной своей расстановкой, врубалось глубоко в сознание, а потом незаметно становилось твоими собственными мыслями. О, сколько раз я впоследствии жалел о том, что не записывал его отступления и замечания на полях конспектов!

– Девяностые и нулёвые – это время, когда Россия, вслед за Европой и Западом, утратила все сверхидеи, царствовавшие в умах. Ни коммунизма, ни демократии, ни национализма или даже религиозных идей в чистом виде больше не осталось, превратилось в обёртки для финансовых схем. Быть идейным вдруг стало немодно, а человек без идей кого из себя представляет?

Инфантильное животное, которое не способно мыслить дальше жажды выгоды и наживы. И, что самое интересное, ему невозможно доказать или как-то показать, насколько его мир узок. Он твою идейность в карман не положит, на хлеб не намажет и на хер не натянет. А значит, какой в ней практический смысл?

Я понял, что упускаю даже те крохи изящества мысли, что удалось восстановить в памяти, и многозначительно замолчал. Томми тоже молчал, но по его напряжённому лицу и буравящему пустоту взгляду было видно напряжённое движение мысли.

– Да, где-то так и есть,– выдохнул он, задумчиво спустя добрых полторы минуты,– а в чём состоит твоя сверхидея, Феликс?

– Выжить. И остаться при этом человеком. А там посмотрим.

Кажется, мой ответ не вполне оправдал ожидания молодого атамана. Но, тем не менее, он удовлетворенно кивнул.

***

Наконец, на юге показались облака. Плотные, кучевые облака приближались сплошным фронтом к одиноко висевшей на небосводе ущербной луне, с явным намерением поглотить её. Признаюсь, я никогда всерьез не интересовался метеорологией и совершенно не разбирался в том, что сулит то или иное явление, но тут и дураку было понятно, что надвигается буря – с поганым холодным ветром и мокрым снегом. Но прежде всего она укроет небо непроницаемым для лунного света слоем облаков, что в нашей ситуации было просто даром свыше. Любопытное ощущение: можно было ощутить, как заканчиваются последние мгновения времени перед атакой. Как секундная стрелка с каждым своим движением поедает новый участок циферблата, так и приближающаяся тёмная масса облаков поглощала ясное небо, принося с собой тьму. И эта тьма была нашим союзником, нашим одеянием.

Обычно всё происходит либо совершенно внезапно, либо по команде, которую ты сам даёшь, выждав удобный момент и за долю секунды собравшись с духом. Здесь же можно было насладиться величественной и неотвратимой предопределённостью. Вал кучевых облаков коснулся диска луны, и за несколько секунд скрыл её вовсе. По коже лица протянули пока ещё мягкие порывы свежего ветра.

– Возвращайся на позицию,– шепнул Томми, заправляя в ухо гарнитуру от рации,– через десять минут начинаем.

Черпая выбившимися из ботинок штанинами снежную грязь, я отполз назад, встал на ноги и за три или четыре минуты дошёл к своим ребятам. И вот мы лежим за своим бугорком у края поляны. Всё оружие проверено и снято с предохранителей, у каждого примкнут рожок с бронебойными патронами. Ремни затянуты, одежды заправлены, рты закрыты. Нервы как струны – но не перетянутые и звенящие, а в самый раз напряжённые и выдающие красивый ровный низкий звук, от которого ещё чуть-чуть, и земля начала бы вибрировать. Ждём.

Минута.

Вторая.

Третья пошла.

Да что там у них такое, хотелось бы знать. Плохо, когда момент затягивается, человек успевает чуток ослабнуть. Совсем чуть-чуть, но важен сам факт того, что нервное напряжение уже пошло на убыль, можно слегка потерять фокус. И от этого не попасть, не заметить и схватить пулю.

Четвёртая минута. Изо всех сил таращу глаза в сумрак. Да, наконец, вижу. Едва заметные бледные тени медленно скользят от леса в сторону дота. Все движения очень плавные и медленные, выполняются в едином ритме. Эдак их можно заметить, только если смотреть в одну точку остановившимся взглядом, не иначе. Сколько их уже видно… Пятеро. Нет, семь. Нет, всё-таки шесть. Ага, вот ещё две появились. Начавшие было подмерзать кончики пальцев потеплели.

Совсем скоро наш выход.

Ярчайшая вспышка на долю секунды осветила пространство прямо перед дотом, и громкий хлопок разнесся по поляне, отразившись от деревьев и вернувшись назад. Это был очень странный взрыв, будто растянутый во времени – лишь спустя две-три секунды шока я понял, что взрыва было два или три, они прозвучали почти одновременно. И осознал, что слышу автоматные очереди, треск от которых проступил в сознании не сразу, а постепенно, будто из тумана.